Последний шанс - Лиана Мориарти

Заказы наконец приняты, и отцу с дочерью удается уговорить Гретель не приглашать официантку послушать чтение письма, после чего Софи начинает вновь:

– «Милая Софи!

Представляешь, дорогая моя, сегодня я надумала завещать тебе свой дом. Странное решение, но, уверяю тебя, оно продиктовано вовсе не эксцентричностью или старческим слабоумием. Я долго размышляла. Не сомневаюсь, это решение вызовет многочисленные охи и ахи, а Вероника наверняка придет в негодование, но это мой дом, и я хочу, чтобы он достался именно тебе. Конечно, если бы ты осталась с Томасом, все было бы проще. Но я нисколько не удивлена, что вы расстались, и, пожалуй, даже рада, что так вышло.

Вообще-то, я почти тебя не знаю, правда? Но в тебе самой и в твоем отношении к дому было нечто такое… Ты знаешь, что мы с моим покойным мужем Джимми построили его вместе. И дом этот для меня совершенно особенный. Каждый кирпичик, каждая половица, каждый подоконник вызывает у меня воспоминания. Господи, я улыбаюсь даже при виде этого дурацкого держателя для туалетной бумаги!

Любя каждую мелочь, я с ужасом думаю, как Вероника будет крушить все вокруг и выбрасывать вещи, а Томас примется тщательно перекрашивать дом в какой-нибудь жуткий нейтральный цвет. Что до Грейс, то я думаю, она не станет жить на острове, – боюсь, с ним у нее связаны не самые счастливые воспоминания.

Мне по-прежнему очень не хватает Джимми. Это ужасно: ну все равно как просыпаться каждый день с болью в желудке. Вот что я хочу сказать тебе, Софи. Возможно, это звучит по-идиотски, но что-то в тебе очень напоминает мне покойного мужа. Знаешь, за что я влюбилась в Джимми и почему я до сих пор его люблю? За его умение радоваться. Этот человек умел быть счастливым, как никто в моей семье. Боюсь, мы иногда бываем жалкой компанией!

Никак не забуду один момент: ты стояла на моем балконе и вдруг увидела гигантского смеющегося зимородка. Ты оглянулась тогда с таким восторгом, и я подумала: „У нее он тоже есть, этот радостный взгляд Джимми“. Хочу, чтобы в моем доме жил именно такой человек. И еще я думаю, что нашему острову нужен кто-нибудь вроде тебя, кто обладает этим редким умением – радоваться. От этого будет хорошо и дому, и вообще всем. Может быть, это даже окажется полезно для бизнеса!

Кстати, если Грейс по-прежнему живет на острове, ты можешь с ней подружиться. Думаю, она тебе понравится. Извини, пожалуйста, что вмешиваюсь. Как говорит моя сестра Роза, я вечно лезла не в свои дела. Однако (как она может сама подтвердить) в конечном счете все вышло не так уж плохо.

Ну вот, это все, что я хотела сказать.

Счастья тебе в моем доме! Прилагаю перечень инструкций, которые могут тебе пригодиться. Не выбрасывай их, или мой призрак будет тебя преследовать.

Так приятно было общаться с тобой, милая Софи.

Искренне твоя,

тетя Конни.

P. S. Уверена, у тебя десятки поклонников, но есть один симпатичный молодой человек, который, как мне кажется, очень подошел бы тебе и с которым, надеюсь, ты встретишься, когда переедешь в мой дом. Не стану называть его имени, поскольку хотя мое вмешательство в чужие дела и было в основном успешным, но вот сосватать Розу у меня так и не получилось (а ведь я занималась этим больше семидесяти лет). Просто прошу обратить на него внимание, когда он появится».

Софи поднимает глаза и видит лучезарную улыбку матери, словно дочь только что продемонстрировала ей дневник, полный отличных отметок, а на лице отца читается хитрое выражение, ясно говорящее: «Я тоже не промах, даже и не пытайтесь меня надуть».

– Редкое умение радоваться, – повторяет Гретель. – Это чудесно. Полагаю, ты унаследовала эту способность от меня. Что же, я передумала. Пожалуй, тебе не стоит отказываться от дома!

Ганс говорит:

– Готов поспорить, старуха включила в завещание какой-нибудь пункт о том, что ты не имеешь права продавать дом. Очевидно, она хотела, чтобы ты там жила. И вот еще что: как дорого обойдется его содержание? Надеюсь, это не какая-нибудь жуткая развалюха? Надо сперва все как следует выяснить. Слушай, Софи, я не понял: ты действительно собираешься жить на этом острове, одаривая всех радостью?

– Милый, не иронизируй! – ворчит Гретель.

В этот момент приносят вино – выбранный Софи «Гевюрцтраминер». Она пробует вино, как ее учили с тринадцати лет: поболтать в бокале, вдохнуть аромат, отпить немного и, подержав во рту, задуматься с серьезным выражением лица, а потом энергично улыбнуться официанту и снисходительно произнести: «Чудесно, благодарю вас».

– Расположение дома, прямо скажем, не слишком удобное, – продолжает Ганс, когда вино уже разлито. – Как ты, интересно, будешь добираться с острова до работы? И где станешь держать автомобиль?

– Там есть паром, – объясняет Софи. – У каждой семьи есть собственный катер, а машины они держат на закрытой стоянке на материке. Все очень просто: я переправляюсь по воде на катере, затем сажусь в автомобиль, еду на станцию и на поезде добираюсь до города.

Она говорит небрежно, чтобы отец не догадался, насколько ее восхищает эта перспектива, но мама все портит. Она хлопает в ладоши и озвучивает тайные мысли Софи:

– До чего замечательно! Я вижу это воочию! На воде сверкает солнце! Твой маленький катер пересекает реку, а ты машешь рукой островитянам! Очень романтично!

– Ага, вплоть до первого дождливого дня, – замечает Ганс. – А уж какая романтика, если опаздываешь на работу! Или возвращаешься домой поздно вечером.

Мать говорит:

– Думаю, дорогой, Софи вряд ли поплывет на катере поздно вечером. Наверное, на катерах нет фар?

Ганс бросает на жену раздраженный взгляд:

– Значит, она не сможет каждый день ночевать дома, верно?

– Ну и что? Если вдруг задержится на работе или где-нибудь еще, может приехать к нам.

– Вряд ли это удобно.

– Почему?

– Да потому что она может захотеть… Ну как ты не понимаешь… У нее может появиться… Она… Ну, елки, Гретель! Ты же знаешь, о чем я толкую!

– А-а! Но в таком случае Софи может остаться переночевать у него! – жизнерадостно заявляет Гретель, однако потом хмурится и добавляет: – Если, конечно, он будет симпатичным. И порядочным.

– Ммм… Папа, мама, большое спасибо, что вы оба печетесь о моей личной жизни, но я уже не маленькая и сама во всем разберусь, – заявляет Софи.

Эти предположения тети Конни о том, что у нее десятки поклонников, и уверенность родителей, что она регулярно занимается сексом, с одной стороны, лестные, а с другой – удручающие.

За соседним столиком происходит какое-то движение. Молодая женщина неожиданно встает и с перекошенным лицом устремляется в дамскую комнату.

– Я же вам говорила! – с выражением торжества и сочувствия на лице шепчет Гретель. – Может быть, мне пойти за ней?

– И между прочим, еще не факт, что этот дом вообще мне достанется, – продолжает Софи. – Сегодня позвонила Вероника: сказала, что собирается опротестовать завещание и, если потребуется, дойдет до Верховного суда.

Отец фыркает:

– Я наводил справки. Вряд ли у нее есть шансы. Между прочим, она формально даже не родственница этой женщины. У Конни ведь не осталось родственников, так?

– Нет, не так, – говорит Гретель. – У нее осталась младшая сестра, та самая, с которой они вместе обнаружили ребенка. Дама, которая разрисовывает лица. Помнишь, мы еще встретили ее, когда в детстве возили на остров Софи? Как ее зовут?

– Роза, – подсказывает Софи.

Но Ганс гнет свое:

– Ну и что? Даже если вдруг эта Роза захочет опротестовать завещание, ей придется доказывать, что Конни не была дееспособной или что ею манипулировали. Из письма ясно, что это не тот случай. Просто она тебя полюбила, дочка. Так или иначе, пока ты не встретишься с юристами и не увидишь завещания, все эти разговоры представляются мне преждевременными.

– Но я не уверена, – возражает Софи, – что вообще имею моральное право принять этот дом.

– Даже не сомневайся, – отвечает мать. – Теперь, когда ты прочитала нам письмо, я даже больше скажу: у тебя нет морального права отказаться от этого дома! Конни хотела, чтобы он стал твоим.

– Если считаешь, что будешь там счастливой, тогда стоит принять, – резюмирует Ганс. – Это просто неожиданное наследство, дорогая моя, только и всего. И нет смысла терзаться: ты ни в чем не виновата.

– Как бы все-таки выяснить насчет этой бедной девочки, которую довела свекровь? – говорит Гретель.

* * *

На следующий день Софи прикидывает, что ей надеть на похороны тети Конни. В это время ее приятельница Клэр лежит на кровати Софи, поглощая из огромного пакета чипсы с солью и уксусом.

Клэр вечно что-то жует, но при этом все равно выглядит изголодавшейся. Ее можно принять за молодую тощую рокершу-наркоманку, хотя на самом деле она вполне приличная женщина сорока двух лет от роду и работает физиотерапевтом в медицинском центре.