Успеть. Поэма о живых душах - Алексей Иванович Слаповский

Не скажешь?»

«нет»

«Целую тебя».

«ладно»

После этого Галатин позвонил в соседскую дверь, тете Тоне. Теперь только на нее надежда.

7

Наталья Владимировна прожила еще три года и умерла во сне. Ася, пришедшая утром, не испугалась, она давно этого ждала. Позвонила в скорую помощь и в полицию, а сама открыла то отделение серванта, которое прабабка смешно называла секретером, и увидела несколько обернутых бумажками и скрепленных канцелярскими скрепками пачек денег, весьма, впрочем, тонких. На каждой пачке имя — кому предназначается. В том числе имя Аси. Она, оглянувшись на прабабушку, взяла свою пачку, пересчитала, листая пальцем. Потом пересчитала деньги в пачке с надписью «Тима». Потом в других. Схватила их все и запихнула в карманы джинсов. Подумав, взяла сумочку, переложила туда. Еще подумав, достала из сумочки, вернула все в секретер, аккуратно разложив. Закрыла секретер и замкнула на ключ, что торчал в замке, а ключ положила на полку.

Только после этого она пошла на кухню, сварила кофе и стала ждать скорую и полицию, глядя в окно, где было в тот день солнечно, морозно и снежно.

8

Антон Галатин стоял в пробке на Третьем кольце перед Беговой улицей. Он ехал к знаменитому дому на ножках, где его ждала клиентка. Обычно в их мастерскую клиенты сами привозят свои макбуки, айфоны, планшеты и прочие устройства, и недостатка работы в этом году не было, поскольку, по выражению приемщицы Сони, весь реал ушел в виртуал, и пользователи запахивали гаджеты до изнеможения, но бывают исключения для ветеранов, инвалидов и тех, кто сидит на самоизоляции по болезни или подозрению на болезнь. Выезжают к ним обычно сотрудники помоложе, но Антон сам сегодня взял этот заказ, ему невмоготу было торчать в офисе. Там восемь человек в комнате, и хотя никто не знает, что с ним происходит, но кажется — чувствуют, догадываются, посматривают на него исподтишка.

Надо побыть одному, все обдумать, решить, как быть. Две недели Антон пытается это сделать, но никак не додумывает до конца. Похоже на «засыпалку», которой научила его в детстве бабушка Ира. Однажды Антон, ему было тогда лет двенадцать, почему-то долго не мог заснуть, ворочался, вставал попить воды, баба Ира что-то готовила на кухне, спросила:

«Не спится?»

«Да чего-то никак».

«А ты придумай засыпалку себе. Думай о чем-нибудь очень приятном, чего ты хочешь».

«Ага. Так захочется, что совсем не засну».

«Ты попробуй, попробуй. И лучше что-нибудь фантастическое, невыполнимое. Сам увидишь, что получится».

Антон попробовал. У него была готовая фантазия, он давно уже не раз представлял, как было бы здорово, если бы наконец изобрели левитацию, если бы люди умели летать. И вот он лег, закрыл глаза, представил, что стоит на крыше дома — с земли взлетать неинтересно и не страшно и, главное, не так весело. Он на крыше, он стоит на краю, лицом в сторону Волги, которую не видно за домами. Взмахивает руками, поднимается, медленно парит в воздухе, долетает до Волги, летит над нею…

И — заснул.

Бабушка оказалась права. На следующий вечер Антон опять представил полет, и опять он кончился над Волгой. С третьей попытки хотел усилием воли заставить себя лететь дальше, к городу Энгельсу, а потом в степь, до самого Казахстана. Но нет, опять заснулось над Волгой.

А потом засыпалось и без всяких фантазий, бессонницей Антон не страдал. Когда же все-таки она случалась, придумывал засыпалку — уже не только о полетах, Антон ведь рос, взрослел, мужал, фантазии менялись, появились в них, естественно, девушки и женщины, но и с ними было как с левитацией, то есть редко доходило до настоящего полета, все обрывалось в начале — так и во снах часто бывает.

Интересно, что представляла бабушка Ира, когда хотела заснуть? Мог бы ведь спросить — не спросил.

И вот теперь, как с детской засыпалкой: то и дело прокручиваешь в голове начало, а дальше — не идет. На что-то отвлекаешься, обнаруживаешь, что ты мыслями в каких-то совсем посторонних вещах, и опять возвращаешься к началу, к тому вечеру, когда Настя за ужином сказала:

— Антош, похоже, у нас сильно изменится жизнь.

— Мальчик, девочка? — спросил Антон.

Спросил весело, шутливо, а у самого судорогой свело живот, он даже руку к нему приложил. Почему-то эта часть тела у него самая нервно-чувствительная, первой отзывается на эмоции.

Но с чего бы?

И тут самое странное: Антон догадался, о чем скажет Настя. Ни разу за время совместной жизни, одиннадцать с лишним уже лет, он не усомнился в том, что они с Настей нашли друг друга на всю жизнь. И не то чтобы он никого больше не замечал, Антон нормальный мужчина, ему нравились и нравятся другие женщины, у него даже был эпизод из тех, что называют изменой, но какая тут измена — корпоративная тусовка, большой дом большого босса, куда тот созвал подчиненных, работников всех филиалов ради демонстрации демократизма и от неудержимого желания похвастаться недавно отделанным особняком; Антон, не любитель шумных сообществ, со стаканом в руке вышел во двор, прогулялся вокруг дома, обнаружил беседку, поставил на ее перила опустевший стакан, прошел дальше, там, у забора, за рядом деревьев-пирамидок можжевельника, был сарайчик со штабелями дров и сеном на полу — для деревенского колорита, должно быть; возникла из темноты девушка, которую Антон до этого несколько раз видел, но не знал по имени, спросила: «Тоже скучно?» — Антон кивнул, девушка заглянула в сарайчик, взяла Антона за руку, они вошли, закрыли за собой дверь сарайчика, ну, и так далее. Приключение из разряда тех, на которые идут для того, чтобы понять, что оно того не стоит, — вышло все торопливо, скомкано, быстро, а из ощущений запомнилось больше всего, что сухое сено неприятно кололось. Потом они несколько раз пересекались, кивали друг другу, улыбались, но продолжения не хотелось ни ему, ни ей. Антон не чувствовал угрызений — будто всего-навсего выпил без спроса: Настя очень не любила, когда Антон выпивал без спроса, без нее, вне дома.

Так вот, если о себе Антон мог подумать, что с ним может произойти мимолетный легкий случай, то о Насте — никогда. Чтобы эта правильная, рассудительная женщина, которая не выносила житейской пакости настолько, что не включала в телевизоре никаких каналов, кроме детских и просветительно-познавательных, а если случайно натыкалась на какое-нибудь ток-шоу об изнасиловании отчимом падчерицы или на сериал с обязательными постельными сценами, гадливо