Культура бескультурных народов - Карл Вейлэ

Рис. 23. Вязанки для костра перед хижиной на сваях в долине р. Ровумы (Вост. Африка). (По оригинальному фотографическому снимку автора).

При этом часто рука об руку с поддержанием огня идет и почитание его, как чего-то священного.

В небольшом круглом храме Весты у подножия Палатинского холма, считавшегося центром древнего Рима, стоял государственный очаг с вечным огнем, предназначенным для принесения жертвы от государства; поддержание его было главнейшей обязанностью весталок. Каждое первое марта он возобновлялся не каким-либо «современным способом», а старым древесным, огневым буравом, употреблять который подобало лишь жрецу. Затем новый огонь распространялся из храма и по отдельным домам.

В римско-католической церкви старый вечный огонь священного очага превратился в «неугасимую лампаду»[12]. Ее тушат не первого марта, а в страстную субботу и заново зажигает священник особым путем — при помощи искр, высеченных из стального огнива и кремня. Затем при помощи гигантской свечи (сменившей первобытный тлеющий древесный ствол) этот новый огонь передается всем свечам в церкви.

Широким кругом расположены хижины резиденции главы племени в отдаленной стране гереро в сердце юго-западной Африки. Средину круга украшает телячий крааль — будущность стада, которое ценится здесь превыше всего. Хижина несколько восточнее этого места построена лучше остальных. В ней живет главная жена. Между ее хижиной и телячьим краалем, ближе к последнему, протягивает свои ветви к небу сухой ствол дерева, словно клянясь. Это одна из крупных ветвей омумборомбонги, — величественного священного дерева, которое гереро считают местопребыванием и представителем своих великих предков. Подле него поднимается невысокий холмик пепла, называемый окуруо: это жертвенный алтарь. Кругом разбросаны побелевшие черепа и рога убитых быков.

Настало утро; красный шар солнца только что выкатился на востоке далеко за Калахари и поднялся над цепью ближайших холмов. Около окуруо на черепе быка, как в кресле, сидит предводитель племени. Вот из его понтока приближается его старшая дочь. В правой руке у нее головешка, зажженная от того священного огня, который она, подобно римской весталке, должна непрерывно поддерживать в отцовской хижине. Как исполнительница этой почетной, священной службы, она называется «ондангере». Каждое утро и каждый вечер зажигает она своей головней огонь на окуруо. Связка дров на очаге запылала; тогда с пастбища подходят женщины. Они торжественно подают только что выдоенное молоко старейшине, омурангере, чтобы он «отведал» и тем освятил его.

Только тогда наполняют они молоком предназначенные для того тыквы, где молоко быстро свертывается и превращается в омаэре — кислое молоко, обычную пищу гереро. У каждой священной коровы своя особая тыква, в которую только и можно наливать ее молоко.

Между тем окуруо успел уже почти догореть. Быстро, но сохраняя все же размеренность движений своих стройных членов, приближается ондангере; поспешно уносит она в отчий понток остатки тлеющего огня, чтобы там присоединить его к вечному огню. Если бы он погас, это грозило бы бедой всему становищу. Когда это случается, нужно заново добыть сверленьем огонь. Орудием для этого служат истлевшие, трутоподобные корни дерева омупандоруу, служащие нижней доской, и ондумэ, служащий буравом. Это ондумэ тоже священное; оно происходит от одного из тех маленьких деревец омумборомбонга, которые выставляются предводителями племени в своих становищах, в знак почитания ими предков.

Когда табор уходит или переносится на другое место, то, — рассказывает миссионер Ирле в своей ценной книге «Die Herero», — священный огонь забирают с собою. Мелкие таборы и пастбища скота этого племени получают огонь от окуруо, главного алтаря общины. Если кто-нибудь из не принадлежащих к данному племени примет огонь от предводителя рода, он ставит себя этим самым под его владычество и покровительство, и говорит примерно следующее: «Mba kambura omuriro ua Kamaherero» («Я принял огонь магареро»). Так говорили гереро в начале войны 1880 года миссионерам и англичанам, помогшим им против племени нама: «Можем ли мы причинить какое-нибудь зло вам, поддержавшим огонь в нашем очаге?». Если же огонь потухнет и не будет возобновлен, то данный род тем самым объявляется вымершим. Этой участи подверглось множество прежних мелких родов: кагитьине, мунгунда, катьикуру, муранги и другие. Остатки этих родов приняли огонь большею частью от магареро и растворились в этом крупном племени.

Подобно моим африканским носильщикам и солдатам, хранителями и заемщиками огня являются еще и многие другие племена. Относительно австралийцев часто сообщается, что они всегда тщательно держат при себе тлеющий кусок дерева и даже во время путешествий берут с собою раскаленную головню. Даже белые поселенцы переняли этот стародавний обычай. Впрочем, в пользовании горящей головней не все они так разносторонни, как тот охотник за кенгуру в глубине Квинслэнда, о котором Стефан фон Котце в своих «Australische Skizzen» рассказывает следующее:

«Старое дерево, охваченное огнем, горит иногда по неделям, как трут, и выгорает целиком до мельчайших веточек и сучков, оставляя на земле только своего рода силуэт из белого пепла. Я знал как-то — человека, который регулярно зажигал такой ствол и затем наносил на нем углем пометки так, что всегда мог по распространению огня определить число месяца и день недели. Он мог даже определить час; такие патентованные часы-календарь служили ему обыкновенно два месяца. Разумеется, в дождливое время нельзя было ими пользоваться, и каждый раз при наступлении сухой погоды ему приходилось отправляться в город, чтобы навести справки о текущем месяце и дне. Но раз он перенес свою стоянку в местность, где дерево было рыхлее и быстрее горело. Так как он никогда не спрашивал о годе, а с другой стороны, отсутствие дождливых периодов не редкость в лесах, то он совсем просчитался. Порою, правда, ему казалось, что время как будто течет быстрее, чем прежде, но он не придавал этому значения. И когда ему, по его счету, стукнуло 100 лет — в действительности же ему пошел только 60-й год — он умер от старческой слабости. Это, явным образом, было результатом самовнушения…».

В Новой Зеландии также был обычай поддерживать огонь; у маори считалось даже признаком вежливости и доказательством дружбы уступать посетителю свою долю огня домашнего очага. Когда Банкс и д-р Соландер, спутники Джэмса Кука в его первом кругосветном путешествии, попали в маленькую семью маори, расположившуюся вокруг огня под открытым небом, то каждый получил в подарок не только рыбу, но и по головне для поджаривания ее. Индейцы Северной Америки в прежние времена всегда брали с собою огонь при своих охотничьих походах; для этого им служил трут (древесная губка), который поддерживался в тлеющем виде с утра до вечера. Зажигались такие древесные губки, конечно, от домашнего очага, на котором в хижине непрерывно поддерживался огонь хранительницей очага — сквау.

Австралийцам, по их сказаниям, огонь был принесен с востока в тлеющем стебле камыша; совершенно так же в свое время осчастливил человечество божественным огнем и наш многославный Прометей. Художественное воспроизведение мифа о Прометее вылилось в вполне определенные формы, — как, например, на великолепном панно, украшающем вестибюль красивого нового здания Лейпцигского университета: титан с ярко пылающим стеблем ассафетиды в высоко поднятой правой руке стремительно несется с неба на землю. Хотя картина производит необыкновенно сильное впечатление и приковывает к себе внимание, однако, совершенно не отвечает этнографической правде. Согласно этнографическим данным, стебель ассафетиды следовало бы изобразить весьма скромно окруженным едва заметным облачком восходящего дыма; древним грекам огонь достался, наверное, не в ином виде, чем диким народам, — в виде скромного, но оттого-то и долго тлеющего огня в стебле растения с мягкой сердцевиной. По свидетельству Прокла и Плиния, нартекс, обыкновенная вонючка или ассафетида (Ferula communis), служила обитателям южных стран за 2000 лет до нашего времени совершенно так же, как служит теперь сердцевина камыша австралийцу для сохранения внутри стебля тлеющей искры, — и едва ли иначе было четыре или десять тысяч лет назад; едва ли иначе обстояло дело и у тех народов, у которых предки греков некогда получили огонь, как нечто совершенно новое и непостижимое. Сердцевина ассафетиды еще и поныне служит в Греции в качестве трута.

Далее, когда группа греков отправлялась в путь для основания новой колонии, она брала с собою в новое поселение и огонь из родной общины. Если же греки, в силу каких-либо причин, вынуждены бывали добыть новый огонь, то во всех случаях, когда надо было подчеркнуть старинную традицию, прибегали не к давно уже бывшему в употреблении огниву, а привозили огонь иногда из очень отдаленных местностей. Таким образом, всякий раз отмечалось, что древнейшим способом получения огня было заимствование. Лемнос ежегодно посылал корабль на остров Делос, чтобы привезти оттуда огонь, который потом непрерывно поддерживался в течение года. Когда же спартанский царь отправлялся во главе своего войска в поход, его сопровождал огненосец с тлеющим огнем, взятым с очага родины; в продолжение всего похода пользовались только этим огнем.