Холодный ветер в августе - Бернет Воль

— Тс-с, малыш, — прошептала она. — Только расслабься, слушайся меня, слушайся маму расслабься.

— Хорошо, — прошептал он. Слова застревали у него в горле.

— Ах, любовь моя, мой маленький мальчик, теперь только лежи тихо, — предупредила она, — не двигайся, лежи тихо.

Она расстегнула его пояс и молнию на брюках, добравшись до его робкой плоти, которая, отключенная от водоворота его мыслей и принадлежавшая теперь скорее прохладной руке, чем самому Вито, поднялась, набухла, выпрямилась. Наконец он почувствовал обволакивающее тепло, отрешенное и внезапное, как вспышка яркой звезды, и провалился во что-то дурманящее, как будто потеряв сознание среди темноты, молчания, холода.

Холод, думал Вито, холод в горле, в груди, холод в висках, холод в глазах.

— Мама, — прошептал он, — мама, мама.

— Успокойся, малыш, успокойся. Я здесь. Все хорошо. Успокойся.

— Мама, ма… — Он открыл глаза. Лицо Айрис было рядом, и она улыбалась. — Мама, — повторил он почти беззвучно.

— Мой мальчик, — сказала Айрис, — мой малыш.

Она нежно поцеловала его в губы и он вздрогнул. Отвернулся и закрыл глаза ладонью.

— Пожалуйста, — сказал он, — пожалуйста, не смотри на меня. — Она сняла с него брюки, трусы и ботинки, но не смогла стянуть футболку. — Пожалуйста, — повторил он и попытался отвернуться от нее.

Ее халат был распахнут, и он чувствовал тепло ее тела. Он съежился и попытался повернуться. А потом начал плакать. Лежа на боку, свернувшись, как эмбрион, подтянув и прижав подбородок к груди, он начал всхлипывать, его плечи затряслись, и всхлипывания перешли в рыдания.

— Вито, — шептала она. — Вито, дорогой, малыш, не надо, — продолжала она, слегка тряся его за плечи, — не надо, Вито, все в порядке. И с тобой все в порядке. Не плачь, милый, пожалуйста, не плачь, не плачь. — Она приложила холодную ткань к его шее и погладила его, прижавшись к нему так, что каждое его движение она ощущала, как свое собственное.

— Я думал… — попытался сказать он. — Я думал, — он снова всхлипнул.

— Тс-с. Все хорошо.

— Нет. — Он потряс головой. — Я думал… какое-то время… Я думал, что это была… — Он снова замолчал.

Она долго ласкала его, пока он не успокоился.

Наконец, когда он успокоился, она спросила:

— С тобой теперь все в порядке?

— Да, — ответил он, — извини.

— Не извиняйся. Все прошло. Забудем об этом. — Она погладила его по голове. — Хочешь кока-колы?

— Да, если у тебя есть.

— Хорошо, я сейчас тебе принесу. Но пока я буду ходить, ты встанешь и умоешься холодной водой, ладно?

— Ладно.

— А потом пойдешь и ляжешь в мою постель. Хорошо?

— Хорошо, — ответил он менее уверенно. Потом добавил: — Не смотри на меня. Я стесняюсь.

Она подавила смех.

— Хорошо, я не буду смотреть на тебя. Ну, иди.

Он колебался.

— Иди, — повторила она, смеясь. — Смотри, я закрыла глаза.

— Хорошо, — сказал он, засмеялся и побежал в ванную.

Принеся поднос с кока-колой для Вито и бутылкой виски для себя, Айрис остановилась в дверях и посмотрела на него. Вито лежал в постели, всей своей позой выражая смущение. Простыня была натянута до подбородка, и видно было только его смуглое лицо, Слегка порозовевшее и улыбающееся. Ощущая его смущение и смущаясь сама — удивительная вещь, потому что она любила демонстрировать себя своим любовникам и иногда получала извращенное наслаждение, часами болтая с ними совсем голой или полуобнаженной — она скользнула к нему в постель, не сняв пеньюара.

— Ну, разве это не смешно? — сказала она.

Он улыбнулся.

— По-видимому, я не очень-то хорошо переношу алкоголь. Я просто мертвецки пьян.

— Нет, вовсе нет, малыш. Ты просто… ну, волнение и все такое… Это естественно. Пей свою колу. Тебе станет лучше. — Она поднесла бокал к его губам, но он забрал бокал у нее.

— Все в порядке, — сказал он мягко. — Я не ребенок.

— Ну конечно нет. Ты мой малыш, но это другое. — Она замолчала и лукаво посмотрела на него. — Это было у тебя впервые, правда? Я имею в виду, по-настоящему.

— Угу.

— Ну, и ты рад?

— Я… м-м… Хочу кое-что сказать тебе, но я не знаю…

— Продолжай.

— Я…

— Давай, говори.

— Ты подумаешь, что я глуп, потому что… ну, потому что мы едва знакомы и, кроме того, я ребенок, а ты так… так… Ну, я имею в виду, что я… — Он повернулся на живот и спрятал лицо в ладонях. Подушка приглушала его голос. — Я влюблен в тебя.

Айрис почувствовала, что ее глаза наполняются слезами. Она спрыгнула с постели, схватила горсть косметических салфеток и тщательно осушила глаза перед зеркалом.

Вито сидел в постели со встревоженным лицом.

— Что я сказал? Прости. Я ничего такого не имел в виду. Пожалуйста. — Он был поражен.

Она подошла к постели и села на край, вытирая глаза. Улыбнулась и уже почти легла, но затем поднялась снова и стянула пеньюар. Потом обняла его и сжала так крепко, как только могла.

— О, Вито, — сказал она. — Вито, дорогой мой, дорогой. Тебе не стоит так говорить. Не думай, что ты должен так говорить.

— Но… — он попытался освободиться, но она его не отпускала.

— Ты еще ничего не знаешь о любви. Ты не знаешь, любишь ли ты меня. Ты не можешь так говорить.

— Но знаю, что я чувствую, — сказал он, высвобождаясь из ее объятий. — Я люблю тебя. Что в этом плохого? — Сейчас он выглядел разгневанным, его юное лицо пылало. Затем он опустил глаза. — Это вовсе не значит, что ты должна любить меня. Вовсе нет. Просто я тебя люблю.

— Хорошо, — сказала она. — Хорошо, посмотрим. Но я хочу, чтобы ты кое-что знал — если ты даже не это имел в виду, это замечательно, что ты так сказал. Понимаешь, это заставило меня заплакать.

— Но я…

— Ладно, ладно. — Она вновь притянула его голову к своей груди. Погладила его по щеке и по голове, а затем провела рукой по его худой спине, ощущая выпиравшие под гладкой кожей кости и мускулы.

— О, ты такой восхитительный, — шептала она, — такой нежный и очаровательный. Ты такой красивый. — Она замолчала. — Я тебе нравлюсь?

— О да. — Он неловко поцеловал ее, не уверенный, стоит ли ему пользовать языком. Она наклонилась над ним и поцеловала его — опытно, агрессивно. Почувствовала, как его тело быстро оживает, прижимается к ней.

Она просунула ладонь между их телами и ощутила его молодую силу, жар, пульсацию, шелковистость. Ее переполняло желание овладеть им, взять его, вобрать эту принадлежащую ему драгоценную живую красоту в свое существо. Она отбросила простыню в сторону и подтолкнула его, так что он упал на спину.

— О, Вито, — шептала она. — Дорогой, ты такой красивый, — повторяла она вновь и вновь, — такой красивый, — и прижималась губами к его груди. Потом провела кончиком языка вдоль его живота. Он застонал, когда его плоть, ищущая, жаждущая, почувствовала тепло ее губ.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});