ВАС ЗОВУТ "ЧЕТВЕРТЬ ТРЕТЬЕГО"? (Сборник НФ) - Михаил Грешнов

— Зачем умирать всем?

Она действительно была красива, эта Алан-Гюль: ее волосу были, как ночь на берегах Пятиречья; глаза, как звезды перед зарей, когда небо сбрасывает остатки тумана; зубы — белее снегов, голос — как звон ручья, зовущего путника в полдень, и сам кипарис не мог бы поспорить со стройностью ее стана. Редко рождаются такие девушки, и судьба их бывает страшной: они рождаются для жертвы.

Все подняли на нее глаза, не зная, что она скажет еще, а старейшины угрожающе придвинулись, думая, что она хочет поднять бунт против воли богов. Она же, бесстрашно глянув в их погасшие глаза, сказала: — Пусть я умру одна, чтобы спасти всех! Люди любили мою красоту. Неужели этого не будет достаточно для богов?

Она поклонилась всем и пошла в глубину пещеры.

Через минуту люди услышали плеск, страх наполнил сердца их…

Плотно прижавшись один к другому, они просидели всю ночь, и никто не видел в темноте, как текли слезы по щекам Гулара…

А на утро туман рассеялся, голубое небо глянуло в пещеру и мрак отступил в глубину. Девушки, подруги Алан-Гюль, осмелев, пошли по ее следам, поглядеть, откуда она бросилась в озеро. И вдруг оставшиеся у входа услышали: — Смотрите! Что это?

В голосах девушек не было страха, только удивление; люди поднялись и пошли за ними. Девушки наклонялись к воде, разглядывали большие бледно-зеленые листья и над каждым гордый цветок, крупный, как роза, и, как хрусталь, прозрачный.

Кто-то дерзкий схватил цветок, тот подался со стеблем и с корнем, похожим на земляной орех. Голодный впился зубами в корень и почувствовал, что его можно есть. Кто-то схватил цветок, вынес наружу, под солнце. Но и двух шагов не успел сделать — остановился, закричал от неожиданности: цветок вспыхнул в руке, и горел, и таял, превращаясь в светлое облако… Это было удивительно и страшно. Тут новое чудо привлекло внимание: один из больных, желая охладить горевшую рану, приложил к ней лепестки цветка. Рана мгновенно затянулась…

А на воле туман унесло ветром, открылась равнина и на ней — стада яков и коз. Люди упали на колени от радости, стало тихотихо. Лишь ручей пел, не умолкая, и в его звоне слышался серебряный голос Алан-Гюль, красавицы, спасшей племя.

Все были потрясены рассказом, не могли оторвать глаз от лица старика. И когда последние слова замерли вдали, над уснувшим озером, в освещенный круг вступила такая тишина, что, казалось, люди были заворожены.

Странно прозвучал изменившийся от волнения голос, вернее, шепот Вали Бортниковой:

— А дальше?..

— Дальше — племя вышло из пещеры, заселило долину. И каждому, кто отведал от корня и стебля золотого цветка, дал он, что было нужно: воинам — отвагу, больным — исцеление, старикам — силу, девушкам и женщинам — красоту, а всему племени — гордую мечту о свободе. Вырос народ тадхаев, рассеял притеснителей и вышел на родные равнины Пятиречья. Только переменился народ характером, стал после пережитого чуток и нетерпим к несправедливости, часто поднимался против старейшин и богатеев.

Слагал народ песни и легенды о золотом цветке, о красавице Алан-Гюль, отдавшей себя темному озеру, чтобы спасти жизнь всем. А еще говорили: если старейшины и богатеи закуют в цепи волю и гордость людей — надо идти в пещеру, к озеру Алан-Гюль и там обрести новые силы.

Тогда старейшины объявили пещеру священной, недоступной, а потом стали говорить, что пещеры и вовсе не было, как не было и самой Алан-Гюль, — все это выдумки, мечта. И так как они владели письмом и тайнами старых книг, новые поколения стали верить им, и удалось старейшинам превратить древнюю быль в новую сказку.

— А нет ли у пещеры другой приметы, кроме трех зубцов? — зазвенел голос Иры Радской.

Старик обратил к ней лицо и долго глядел в ее открытые смелые глаза.

— Есть, — сказал он. — Говорят, за этими зубцами иногда колышется красный свет, красный дым…

— Красный свет! — воскликнул Анатолий. — Красный дым!.. — Я же видел тогда красный свет, видел!.. — Все удивились перемене в его лице: глаза были расширены и, казалось, ничего не видели; пальцы растерянно шарили, поправляя ворот рубашки; машинально он твердил:

— Видел! Видел!

Дней через восемь группа Анатолия вернулась с восточного края долины. Обычное возвращение с результатами изысканий. Необычным было только поведение Анатолия: взбудораженный, порывистый, он жил точно в себе, отвечал невпопад.

В чем дело, от ребят узнать не удалось: сказали, что вышли на границу области, исследованной в 1958 году, прошлой экспедицией.

Может, этим и возбужден Анатолий?.. Я хотел было вызвать его к себе, но в это утро дело приняло другой оборот.

Федя Бычков работал на рации. Анатолий сидел рядом — они жили в одной палатке. Вдруг Федя сказал:

— Тебя не коснется?.. По асбесту…

Анатолий встал. В это время с берега донеслось:

— Держи, держи!.. Отпускай! О черт, еще!.. Теперь давай! Ого!..

На крючок кому-то попалась добыча и, судя по восторженному крику, солидная. Страстный рыболов Федя даже сквозь треск рации расслышал восторг в голосе кричавшего и не мог выдержать ни секунды.

— Прими! — крикнул он Анатолию, подавая карандаш, и одним прыжком выскочил из палатки.

Анатолий, еще в институте окончивший курсы радистов, сел у аппарата. С Бартанга радировали, что заболел один из участников группы, срочно требуется специалист по асбесту. Дмитрий Васильевич запрашивал, кого можно направить в помощь и как скоро это можно сделать. Анатолий записал слово в слово и дал ответ: «Выезжаю, ждите через десять дней. Анатолий Фрисман».

Когда возбужденный Федя вернулся с рассказом о рыбной ловле, Анатолий подал запись:

— Доложи Александру Гурьевичу.

Федя просмотрел запрос и ответ Анатолия, удивился. Этого он не ожидал, не мог предположить!

Потом возмутился;

— А поиски?..

— Без меня, — спокойно ответил Анатолий,

Это спокойствие совсем разозлило Федю, не сдержав раздражения, он повысил голос:

— Драпаешь?

Анатолий молча выдержал уничтожающий взгляд друга и вышел из палатки.

Весть о его отъезде всколыхнула всех. Пошли разговоры.

Анатолия осуждали. Всем казалось: осуществление мечты близко и такая выходка с его стороны неуместна; другие по секрету клялись, что усилят поиски, несмотря на работу, но Анатолий собирался в дорогу. Ирина Радская не без яда сказала ему:

— Я знаю, это она, Рая Аксенова, тебя перетянула.

И на мелодию «Маринике» пропела: «Да, да, никто не может их разъединить…» Но Анатолий, тот самый Анатолий, что болезненно переживал даже малейшую шутку, молчал. Тогда, подойдя вплотную, Ирина спросила:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});