Вселенская пьеса. Дилогия (СИ) - Евгения Федорова

Родеррик покивал, налил себе виски, но не тронул, откинулся обратно на спинку кресла, оставив стакан на столе.

— Не буду спрашивать, почему ты так назвал его… — он внезапно запнулся и пронзительно посмотрел на меня.

— Я не выбирал роль капитана, Родеррик, — тихо сказал я. — Понятно же, что сопляк…

— Неет, — растягивая слова, прервал меня Стерт. — Я бы, к примеру, ни за что не хотел стать капитаном этого летающего чудовища, — он многозначительно потер рукой плечо и продолжил, — и твой юный, в общем-то, возраст, меня не смущает. И то, что ты был моим студентом. Ведь я не просто так обратился именно к тебе.

— Не понимаю, — начал было я, но Родеррик снова остановил меня.

— Послушай, Антон, я сейчас буду фамильярен, уж прости. Так вот что я тебе сказать хочу: мы с тобой наберем экипаж. И ты будешь вести себя согласно своему положению. Ты можешь прислушиваться к моим советам, можешь послать меня к черту, но тогда из нас команды не получится. Ты не военный, но уже в скором времени научишься командовать. Думается, это весьма приятное занятие. А вот что будет дальше… Мы делаем шаг в неизвестность и черт знает, к чему он может нас привести. Повтори-ка мне дословно, что сказал тебе наш Ворон?

— Помимо капитана и специалиста по контактам необходима абордажная команда из шести человек. Полагаю, шестеро военных, тех, кто в случае контакта будет защищать корабль; два пилота, навигатор и врачи — трое.

— Вопрос резонен, — проворчал Родеррик. — Где же взять столько народу?

— С абордажной командой, я думаю, проблем не будет. Армия найдет нам шестерых бойцов…

— Дай бог, чтобы понадобилось только шестеро, — хмыкнул Родеррик. — Тебе придется здорово потрудиться, Доров! Ни один человек больше не должен погибнуть из-за Ворона. Делай что хочешь, но не допусти этого…

— Я разобрался с кораблем, — тихо сообщил я. — Он никого больше не тронет.

— Скажи мне, — Родеррик резко поднялся, глядя на меня горящим, совершенно молодым взглядом, — что он попросил у тебя взамен за такое одолжение?

— Сигаретки не найдется? — отведя глаза, спросил я.

— Значит, я прав, — кивнул Стерт, доставая из кармана брюк пачку сигарет. — И зачем ты куришь, знала бы… — он осекся, потому что вспомнил о смерти моих родителей. — Знала бы твоя девушка! — все же нашелся он.

— У меня нет девушки, и возможно уже не будет, — хрипло ответил я.

— Чтоооо? — пачка выпала из рук Родеррика.

— Нет, — я вскочил, поняв, о чем подумал Стерт. — Нет! Просто Ворон хочет, чтобы я принадлежал ему. За то, что корабль больше никого не тронет, я буду его капитаном, пока он сам меня не отпустит! Только получив это обещание, он согласился выполнять все мои требования… по мере возможностей.

— Вот оно как, — Родеррик, кряхтя, потянулся за сигаретами, но они упали под стол. — Ну что ты сидишь, увалень?! Помоги старику достать для тебя сигареты!

Я стремительно нагнулся, виновато пробурчав извинения.

— У моего покойного отца есть двоюродный брат, — закурив, задумчиво сказал я. — Этот человек — первоклассный врач, работает хирургом, но знает очень много, и я хотел бы видеть его рядом. Все же какая-то поддержка.

— И не жалко тебе родственников в это втягивать? — хмыкнул Родеррик. — Я бы воздержался от подобного эгоизма, но тебе виднее. Кто еще?

— Мне кажется, пилотами должны быть летчики, неважно чьи. Американские, английские, китайские, русские. Те, кто согласятся.

— Это чистая политика, тут нас вряд ли допустят, и вряд ли мы что-то сможем поменять. А вот, по моему личному мнению, навигатор должен быть моряком… уж не знаю, почему так решил, — тихо сказал Родеррик. — Подводник.

— Ну, вы и завернули! — хмыкнул я. — А еще я забыл механиков — четыре человека.

— Найду, — уверенно сказал Родеррик. — Есть у меня отменная команда изобретателей, только они еще не знают, что они команда, — он усмехнулся. — Сегодня же ночью лечу в Лондон, если вечернее совещание закончится в нашу пользу.

— Тогда я в Москву, может, дядя согласится составить мне компанию.

Родеррик кивнул и встал.

— Я договорюсь о самолетах.

— А в Москве нежарко, — заявил я себе, проходя паспортный контроль. Родной язык показался чужим. Я словно попробовал новое блюдо, которое уже когда-то давным-давно ел, но вкус успел забыть напрочь. В Лондоне я научился даже думать на английском, мне снились английские сны, и в разговорах с самим собой я тоже перешел на этот ставший мне хорошо знакомым язык.

С момента разрешения отъезда с базы, меня ни на минуту не упускали из виду. Заставив проглотить какую-то таблетку, усадили в вертолет, в котором я снова уснул, разбудили уже на борту самолета, лениво разгоняющего турбины двигателей. Я сидел в первом классе, что приятно удивило и порадовало; голова казалось мутной, похоже, в полете меня непременно будет тошнить.

Я подозвал стюардессу и, когда миловидная белобрысая девушка нагнулась, спросил:

— Скажите пожалуйста… я спал…

— Да, — прервала меня стюардесса, — спали. Вас посадили на рейс двое мужчин. Они просили позаботиться о вас.

— Какой это аэропорт? — нахмурившись, спросил я. Стюардесса не улыбалась! Она смотрела на меня так, словно я совершил против нее какое-то преступление.

— Аэропорт Кеннеди, рейс Нью-Йорк — Москва, мы взлетаем через десять минуты. С вами все в порядке?

— Да-да, — пробормотал я.

— Вам еще что-нибудь нужно? — осведомилась девушка. Похоже, ей хотелось поскорее отделаться от назойливого пассажира.

— Да! Сколько часов лететь до Москвы?

— Одиннадцать часов. Еще что-нибудь?

— Принесите мне воды со льдом, — попросил я. — Спасибо.

Одиннадцать часов на Боинге 767. Черт, забыл спросить девочку, куда мы садимся. Черт! Девчонка это наверняка старше меня лет на семь.

Самолет вздрогнул и стал выруливать на взлетную полосу. Значит, рассказ о технике безопасности я проспал. Ну что ж, не очень-то и хотелось. Что я там помню: жилет под сидением, при разгерметизации салона вывалятся маски. Ладно, Бог с этим, если будет какая-то неисправность, то вероятность того, что кто-то выживет, невелика.

Я приподнялся на сидении и осторожно огляделся. Неужели я лечу один?

В первом классе было всего шестеро, включая меня, и я бегло осмотрел всех. Семья из четырех человек: дородный мужчина, женщина и двое детей подростков. Нет, не то. Женщина в очках и я. Неужто оставили в покое, отпустив на все четыре стороны? Да не верю!

И правильно не верил. Когда мы набрали высоту, и пилот разрешил пассажирам отстегнуть ремни, стюардессы отдернули шторки, разделяющие отсеки самолета. Я тут же приметил мужчину с бычьей шеей, который пристально всматривался в мой затылок. Его неотступное внимание доказывало, что я лечу в Москву под конвоем. Возможно, были и другие, но я не смог выделить их из пассажиров самолета.

Поразмыслив немного, я решил, что если за мной следят, то наверняка и прослушивают. Снял и потряс часы, несколько раз несильно стукнул ими о ручку кресла. Если меня слушают через них, только мои мучители только что пережили несколько неприятных секунд.

В любом случае, стоит сказать что-то лишнее тому, кому слышать это не стоит… Нет, убивать меня не станут. Как можно убить капитана инопланетного корабля? А что если он взбесится и сотрет с лица Земли человечество?! Его ведь даже повредить нашими силами пока не удалось. Но все же скрутить меня за неосторожную болтовню и вернуть на закрытую военную базу без права покидать ее, они могут вполне.

Полет показался мне утомительно длинным. Я пару раз ходил прогуляться, но в основном проводил время в кресле: то дремал, одурманенный коньяком, то смотрел в иллюминатор, где под брюхом самолета плыли девственные, кучерявые пустыни облаков. Низкая облачность.

Спустя шесть часов самолет вдруг заложил на правое крыло. Я очнулся от дремы и, глядя за окно, стал свидетелем потрясающего зрелища. Мы обходили грозу. Здесь облака забрались необычайно высоко, преградив самолету путь нагромождением серых скал. То и дело их рельефные очертания озарялись проскальзывающими внутри молниями. Небо внезапно расслоилось; там, где мы были все еще светило солнце, яркий луч прорывал облака, давая тепло и свет, но там, куда до поворота направлялся наш самолет, уже царили сумерки.

Самолет ощутимо тряхнуло, по салону пролетел легкий вздох испуганных людей. На табло загорелся значок «пристегнуть ремни».

— Уважаемые пассажиры, — сообщил капитан непринужденным голосом из динамиков. — Мы вошли в зону повышенной турбулентности. Настоятельно просим вас пристегнуть ремни и не вставать со своих кресел до тех пор, пока не погаснет табло.

Ну что ж, не вставать, так не вставать, — подумал я и снова беспечно задремал.