Рыбалка в Америке - Ричард Бротиган

ПОЛОТЕНЦЕ

Мы ехали по дороге, которая вела от озера Джозефуса мимо Морской Пены дальше вниз. По пути мы остановились выпить воды. В лесу стоял памятник. Я подошел поближе посмотреть, что это такое. Стеклянная крышка люка была приоткрыта, и на ее внутренней стороне висело полотенце.

За стеклом я заметил фотографию. Классическая фотография, я видел их очень много, изображала Америку такой, какой та была в 1920–30–е годы.

Мужчина на снимке немного напоминал Чарлза А. Линдберга[35] В нем чувствовалось то же благородство, тот же «Дух Сент–Луиса» и воля — только Северной Атлантикой для него стал лес Айдахо.

Он крепко прижимал к себе женщину — одну из тех очаровательных женщин прошлого, которые носили мужские брюки и высокие шнурованные ботинки.

Мужчина и женщина стояли на ступеньках трапа. Всего в нескольких футах от их голов начиналось небо. Люди в те времена любили и умели фотографироваться. На памятнике была табличка.

«В память о Чарли Дж. Лэнджере, главном лесничем национального парка Чаллис, капитане Билле Кэлли и помощнике пилота Артуре А. Крофтсе, погибших недалеко от этого места 5 апреля 1943 года в авиакатастрофе во время поисков потерпевшего крушение бомбардировщика ВВС США.»

О, в горной глуши старая фотография хранит память об этом человеке! Фотография совсем одна. Падает снег — восемнадцать лет, прошедших со дня его смерти. Снег закрывает крышку люка. Закрывает полотенце.

ПЕСОЧНИЦА МИНУС ДЖОН

ДИЛЛИНДЖЕР БУДЕТ ЧТО?

Я часто возвращаюсь к обложке «Рыбалки в Америке». Сегодня утром мы с малышкой ходили туда гулять. Обложку поливали из больших крутящихся разбрызгивателей. В траве валялись кусочки хлеба. Их разбросали специально, чтобы кормить голубей.

Обычно этим занимаются старики–итальянцы. Под струями воды хлеб превращался в кашу и размазывался по траве. Полусонные голуби лениво ждали, пока вода и трава разжуют для них хлеб, и им не придется заниматься этим самим.

Я оставил малышку в песочнице, сел на лавку и огляделся по сторонам. На другом конце скамейки устроился битник. Рядом лежал спальный мешок, а сам он ел пирожки с яблоками. Этих пирожков у него был целый куль, и битник заглатывал их, как индюк. Тоже протест — не хуже пикетирования военных баз.

Малышка играла в песочнице. На ней было сегодня красное платье, и прямо за красным платьем высилась католическая церковь. Между церковью и платьем стоял кирпичный сортир. Он оказался там не случайно. Женщины налево, мужчины направо.

Красное платье, думал я. Интересно, та женщина, что сдала Джона Диллинджера ФБР, тоже была в красном платье? Ее называли «женщина в красном».

Похоже, что так. Платье было красным, и Джона Диллинджера с тех пор никто не видел. Моя дочь играла в песочнице одна.

Песочница минус Джон Диллинджер будет что?

Битник встал со скамейки и пошел пить воду из фонтанчика, распятого на стене кирпичного сортира — ближе к мужчинам, чем к женщинам. Битнику нужно было смыть в желудок яблочные пирожки.

В парке работало три разбрызгивателя. Один перед памятником Бенджамину Франклину, другой сбоку, третий сзади. Разбрызгиватели описывали круги. Бенджамин Франклин терпеливо стоял в самом центре водных струй.

Поливалка, располагавшаяся сбоку от Бенджамина Франклина, лупила по дереву у его левой руки. Струя отскакивала от ствола, сбивала на землю листья, затем поворачивалась к центральному дереву, опять отскакивала от ствола, и с веток этого дерева тоже падали на землю листья. Потом разбрызгиватель поворачивался к Бенджамину Франклину, и вода лилась на пьедестал, над которым уже и без того висел туман из мелких капель. У Бенджамина Франклина промокли ноги.

Солнце светило прямо на меня. Горячее и яркое. Очень скоро мне захотелось от него спрятаться. Тени хватало только на битника.

Тень падала от Лилли Хичкок Коит[36]— железной пожарницы, спасающей железную девчонку из воображаемого железного огня. Битник теперь лежал на скамейке, и тень была длиннее его на два фута.

Один мой друг написал об этой статуе стихотворение. Черт бы драл, хорошо бы оно тоже отбрасывало тень на два фута длиннее моего тела.

Я не ошибся насчет «женщины в красном» — прошло десять минут, и прямо в песочнице расстреляли Джона Диллинджера. Услышав автоматную очередь, перепуганные голуби рванули к церкви.

Через несколько секунд огромная черная машина у всех на глазах увезла мою дочь. Девочка еще не умела разговаривать, но это было неважно. За нее говорило красное платье.

Одна половина Джона Диллинджера лежала внутри песочницы, другая снаружи — ближе к женщинам, чем к мужчинам. Кровь вытекала из него, словно жидкость из капсул, в которых когда–то мы хранили маргарин — в те далекие времена, когда маргарин был таким же белым, как свиной жир.

Огромная черная машина, мигая лампочкой на крыше, тронулась с места и поехала по улице. У будки мороженщика на углу Филберт и Стоктон она остановилась.

Сыщик вылез из автомобиля и купил сто брикетов мороженого. Ему пришлось одалживать у продавца тележку, чтобы довезти их до машины.

МОЯ ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА

С РЫБАЛКОЙ В АМЕРИКЕ

В последний раз мы встретились на Большой Лесной реке — в десяти милях от Кетчама. Это произошло через несколько дней после того, как застрелился Хэмингуэй, но я тогда еще не знал о его смерти. Я прочел о ней в журнале «Лайф», когда несколько недель спустя вернулся в Сан–Франциско. На обложке была напечатана фотография Хэмингуэя.

Что случилось с Хэмингуэем? — удивился я про себя. Раскрыл журнал и увидел статью о его смерти. Рыбалка в Америке забыл мне об этом сказать. Я уверен, что он знал. Наверное, просто вылетело из головы.

У женщины, путешествовавшей вместе со мной, в тот день из–за менструации разболелся живот. Она хотела отдохнуть, а я взял малышку, удочки, и отправился к Большой Лесной реке. Там я и встретил Рыбалку в Америке.

На крючок мне попалась громадная рыбина, я дал ей немного проплыть по течению, потом стал осторожно подтягивать к берегу. Я медленно двигал леску, Рыбалка в Америке смотрел за малышкой, и мы разговаривали.

Помню, он дал ей поиграть цветными камешками. Девочке понравилась игрушка, она забралась к нему на колени, и стала складывать камешки в карман рубашки.

Мы говорили о городе Большой Водопад, Монтана. Я рассказывал Рыбалке в Америке, как ребенком прожил в Большом Водопаде целый год.

— Это было во время войны, я тогда семь раз смотрел один и тот же фильм с Диной Дурбин.

Малышка сунула голубой камешек в карман Рыбалке в Америке, и тот сказал:

— Я был в Большом Водопаде несколько раз. Помню индейцев и торговцев мехами. Хорошо помню Льюиса и Кларка[37] но ни разу не видел фильмов с Диной Дурбин.

— Понимаю, — сказал я. — Никто в Большом Водопаде не разделял моей любви к Дине Дурбин. Кинотеатр почти все время стоял пустой. Даже темнота в зале была не такой, как в тех кино, куда я ходил потом. Может потому, что снаружи шел снег, а внутри пела Дина Дурбин. Я не знаю.

— Как назывался фильм? — спросил Рыбалка в Америке.

— Не помню, — ответил я. — Там было много песен. Кажется, она играла хористку, которая хотела поступить в консерваторию, или богатую девушку, или им нужны были зачем–то деньги, или еще что–то. Но это неважно, она пела! и пела! но, черт побери, я не помню ни единого слова.

Однажды, после того, как я в очередной раз посмотрел фильм с Диной Дурбин, я вышел на берег Миссури. Река наполовину замерзла. Над ней висел железнодорожный мост. Я пришел в себя только тогда, когда увидел, что Миссури нисколько не изменилась и не стала похожа на Дину Дурбин.

В детстве я мечтал, что вот иду по берегу Миссури, и река становится похожей на Дину Дурбин — хористку, которая хочет поступить в консерваторию, или богатую девушку, или им нужны зачем–то деньги, или еще что–то.

До сих пор не знаю, зачем мне понадобилось семь раз смотреть один и тот же фильм. Это почти так же опасно, как семь раз смотреть «Кабинет доктора Калигари». Интересно, Миссури все еще там? — сказал я.

— Там, — улыбаясь, ответил Рыбалка в Америке. — Но река не похожа на Дину Дурбин.

Малышка к этому времени сложила в карман Рыбалке в Америке примерно дюжину цветных камешков. Он смотрел на меня, улыбался и ждал продолжения истории о Большом Водопаде — но я в это время увлекся своей громадиной. Я дернул леску, и рыба сорвалась.

Рыбалка в Америке сказал:

— Я знаю эту рыбу. Ее невозможно поймать.

— Правда? — удивился я.

— К сожалению, — сказал Рыбалка в Америке. — Можешь проверить. Она еще не раз заглотит крючок, но ты никогда ее не поймаешь. И не потому что это какая–то особенно умная рыба. Просто везучая. Иногда кроме везения ничего больше не нужно.