Ветлужцы - Андрей Архипов

— Оклемался, — с недовольной гримасой махнул рукой купец. — Благодаря опять же лекарю тому. Но лучше бы загнулся и не видел, что вы тут натворили.

— А чего такого натворили? — настороженно переспросил Дмитр. — Тебя выручать шли, Захарий Матвеич. Кажется, мы сразу ринулись на весь, а люди Кузьмы встали с какого-то перепугу! Вроде с ними все оговорено было, однако…

— Ты, что ли, обговаривал, а? — свирепо уставился на лежащего ратника купец.

— Да нет, Якун сказывал… — растерянно пробормотал тот.

— Вот то-то и оно! Говорил он небось, что лекарь тот зельями колдовскими опоить меня хочет да потравить почем зря, да? Свежо предание… Лечили меня! И вылечили, иначе загнулся бы! С края могилы подняли! — Захарий откашлялся и сплюнул на земляной пол. — А Якун твой разлюбезный, пользуясь отсутствием моим, хотел власть под себя подгрести! И слова он ни одного Кузьме не сказал, иначе тот харю бы ему начистил так, что мать родная не узнала. Мыслил он, что как резня начнется, то все волей или неволей к нему присоединятся, дабы за своих вступиться. Ан нет! Не пропил еще Кузьма разум свой и людишкам нашим не позволил до конца слово порушить, которое мы ветлужцам давеча давали. Так что Якун ваш бросил тебя и остальных воев в рубку такую лишь ради того, чтобы спесь свою потешить вместе с корыстью. Слово мое ему дешевле пня березового стало! Проворонил один товар — другой решил мечом взять, нас не спросив!

— Не только ради корысти, Захарий Матвеич! — начал горячиться Дмитр. — За людей новгородских, которых тут побили давеча, отомстили бы мы! Ради этого шли ведь!

— Отомстить… Ох, Якун, Якун. Не сказал он вам ничего! Промолчал, сволота такая! Говорил Кузьма с одним новгородцем выжившим, без свидетелей толковал, так что всю правду вызнал. Сам тот давешний купец на воеводу местного напал, понося его всячески, а перед тем малых детей его в полон взял. Как тому не озвереть? Помнишь, чем дело закончилось, а?

— Думаешь, и нас вздернут? — побледнел Дмитр. — Уж лучше прирежь меня сейчас, Захарий Матвеич, от твоей руки смерть не ропща приму. Не хочу, как последний тать, в веревке болтаться… А верно ли все это? Точно ли знаешь?

— Святая истина! Второго дня я сам с тем воем толковал, да не с ним одним. А Якун о том с самого начала знал, курва! Кузьма после той беседы все сразу ему выложил. Так что кроме своей корысти этой погани на все наплевать было.

— Так… Одно мне объясни, Захарий Матвеич, никак в толк не возьму. То, что по глупости своей мы в это дело влезли, — ты мне растолковал. Однако хоть и властвовал над нами Якун, но решение мы совместно принимали, да и поход наш торговым был — могли бы и разорвать ряд, если бы сами не захотели в это дело ввязаться. Не о нашей бестолковости речь, а о том, как мы силой такой весь не взяли? Даже для нашего ушкуя те черемисы были на плевок один. А дальше бы закрепились за изгородью, и хрен бы нас кто оттуда вышиб: не сравнять их, лапотников, с воями новгородскими. Ну ладно, я стрелу случайно поймал, хоть и не ведаю, как смог это допустить, а все остальные куда смотрели?!

— Кхм… Не стрелу, Дмитр, не стрелу.

— Это кто же меня так приголубить мог один на один? Или скопом навалились? Так сзади меня еще больше десятка бежало!

— Не знаю я, что там было, но людишки толковали, что гром небесный раздался, а потом еще, и еще… Не иначе как поперек промысла Господнего вы пошли. А как первый гром прогремел, так за тобой люди скопом и начали ложиться, а первыми лучники пали… Точнее, глаза им посекло, а дальше уж ветлужцы набежали и добивать их стали.

— Не из-за тына стрелами побили их?

— Нет. Стрелки там были, только…

— Что?

— Малые ребятишки весь ту стали оборонять, как черемисов положили перед воротами. Трое их всего потом и выбежало с самострелами, да еще один перед воротами валялся. Не на них же думать?

— Тетиву спустить дело нехитрое, — угрюмо покачал головой Дмитр. — Но немыслимо из трех самострелов весь десяток посечь одним махом! В одного попасть и то надо уметь, мальцы на сие дело не способны. А что же ветлужцев Якун с остальными не остановил? Одно дело — самим на щит весь брать, а другое — спину нам оборонить.

— Оборонить… А нечего было силком других в бойню втягивать! Никто из оставшихся в сечу не желал лезть, как бы вы их ни пихали. Тем более что к ветлужцам из леса еще помощь подошла, пока вы там пререкались… А уж при раскатах грома так и вовсе все окаменели да креститься начали! Якуна же к тому времени гирькой уже приголубили, дабы распрю меж своими не учинял. Сразу в беспамятстве и свалился.

— Кузьма сподобился?

— Как бы не так… Якун его к себе не подпустил бы. — Захарий поерзал на жестком сиденье лавки, прокашлялся и кивнул на стоящего рядом Завида: — Вот, погляди на этого храбреца, он и выпростал свою гирьку, вначале вызвавшись вас поддержать… Да не гляди ты волком! Прав он был! Надо было пресечь сие гибельное дело, учиненное Якуном! Еще бы пораньше, тогда и вас успели бы отозвать, и не попали бы вы под гнев небес…

— Ладно, как ни ряди, а уж если пошло все наперекосяк, тем же и кончиться должно было. — Дмитр оценивающе посмотрел на владельца гирьки. — Ты, отрок, одно лишь скажи: твоя в этом корысть какая? Якун же тебя со свету сживет, коли повстречаетесь…

— Мальцов тех жалко было, — отвернулся в сторону Завид. — Я с ними целый день провел, они мне как… ну как младшие братья стали! А вы бы их посекли…

— Разве что под горячую руку попались бы — мы же не нехристи какие, совесть имеем. Хотя… раз они с самострелами были, то посекли бы, своя жизнь дороже. Добрая душа твоя, значит, все дело загубила. Ладно… А что это ты с ними сроднился так?

— Разве это словами обскажешь? Сначала повязали меня как щенка малолетки эти. Сворой навалились и повязали. Но зато потом ни словом, ни взглядом не обидели, лишь смешили всю дорогу. Кто так с пленником поступает? А еще и на игрища свои взяли. Ты, Дмитр, не думай, я на детские забавы давно не смотрю, — стал торопливо оправдываться Завид. — Но игра в мяч ох и завлекает!

— Что за чудо такое?

— Мяч-то? Ну, он как голова, только легкий, из кожи, набит сухим мхом. Его в ворота надо загнать, но условия на это есть — руками мяч трогать нельзя и друг дружку бить тоже. А в остальном делай что хочешь… Что там двое вытворяли! Всю поляну прошли, мяч меж собой пиная так, что он ни разу на землю не упал! Я попробовал потом, так только насмешил всех! Однако похохотали и стали учить чеканить…

— Хватит! Уймись, Завидка! — начал смеяться Дмитр. — Мало того что слов от них нахватался каких-то, так тебя еще и понесло, как обычно, не остановить… Головами играют, будто звереныши, надо же такое выдумать! Все, хватит! Будет, я сказал! Захарий Матвеич, ты лучше скажи, кто из наших остался в живых?

— В живых? Пятеро в целости остались, что ушкуй охраняли, да несколько из тех, кто после первой стычки уцелел. Раненых с тобой полтора десятка наберется, из них ты самый тяжелый был. А почти с десяток преставились… — Захарий небрежно, будто отбывая повинность, перекрестился и продолжил: — Всякие раны были, но в основном ветлужцы душу отвели, когда к воротам бежали. Многие после грома подниматься стали, вот их и…

— Сам бы не так сделал? — вопросительно поднял глаза Дмитр, увидев, как купец махнул крест-накрест ребром ладони, будто вычеркивая из жизни заблудших соплеменников.

— Как без этого, своя рубаха ближе к телу… Ладно, Бог всех рассудит! А мы потом выпьем за помин их души, хотя я, кроме тебя и кормчего у Якуна, близко и не знал никого. Радоваться надо, что выживших у вас много осталось. Тех, кто в беспамятстве был или просто под горячую руку не попал, повязали почти сразу, а потом даже и лечить вздумали.

— Для чего лечить? Чтобы порешить потом? Ты, Захарий, обещай мне…

— Успокойся, не поубивают вас. Сговорились мы насчет виры… за всех, кроме тебя. Потому и сижу ныне у ложа твоего.

— Вот как? Значит, одного меня им достаточно? — Дмитр устало запрокинул голову и уставился в потолок. — Чем же я их прогневил, что они не голову Якуна потребовали, а мою? И сколько он за свою шкуру не пожалел отдать?

— Насчет тебя нам не все ясно, но казнить тебя не будут, это точно. Правда, сначала они опять хотели всех на сук повесить, но как раз прибыли их вои во главе с воеводой из Суздаля. Он и упросил собравшийся копный суд по-другому поступить.

— Копа? По старине судят, значит… А сколько воев? Не соврали нам, что и впрямь в этой веси целая сотня наберется?

— Не соврали, четыре воинских десятка пришло на лодьях больших, а болтают, что это еще не все… Уж не знаю, как они в деле, но прибывшие вроде на вид справные.

— И чего этот воевода от нас потребовал?

— Потребовал? По десятку гривен серебра выкуп с каждого. Ну и некоторые доспехи они к рукам прибрали, конечно.