Восходящая тень - Роберт Джордан

— Врата! — крикнул Перрин. — Скорее к Вратам! Надо выбраться отсюда, прежде чем троллоки соберутся с духом и решат, что смогут справиться с нами и без этой твари. — Он указал окровавленным молотом на труп Мурддраала.

Фэйли, не говоря ни слова, двинулась вперед. Потрясенный ее сговорчивостью, Перрин не удержался и спросил:

— Ты что, и спорить не будешь?

— Зачем, если ты дело сказал, — резко ответила девушка. — Лойал, мы идем?

Огир двинулся вперед, восседая на своем мохнатом коне. Фэйли последовала за ним, а Перрин прикрывал их сзади, держа наготове молот. Гаул и Девы с натянутыми луками шли по обе стороны отряда.

Сзади доносились топот и голоса, слишком грубые, чтобы их можно было принять за человеческие. Троллоки не отставали, хотя и не решались пока еще ринуться в атаку. Перрину приходилось пятиться верхом на коне, чтобы в случае нападения встретить врага лицом к лицу.

И тут его охватил леденящий ужас. Он услышал звук, напоминавший шуршание шелка. Звук приближался, становясь все громче. Теперь он походил на доносившееся издалека дыхание гиганта: вдох — выдох, вдох — выдох…

— Скорее! — закричал юноша! — Скорее наружу!

— Да! — рявкнул Лойал. — Я уже… Что такое? Это… Да осияет Свет наши души и да укроет нас длань Творца! Открывается. Открывается! Я — последний. Выходите! Быстро! Но не слишком… Фэйли, нет!..

Перрин рискнул глянуть назад. Створки ворот из словно оживших листьев раскрывались, и в проеме, будто сквозь задымленное стекло, показались очертания гор. Лойал спешился, чтобы открыть Врата, отделив лист Авендесоры; Фэйли держала поводья вьючных лошадей и огирского жеребца. Торопливо бросив: «За мной! Быстро!» — девушка ударила Ласточку по ребрам, и тайренская кобыла рванулась в проем.

— За ней! — крикнул Перрин Гаулу и Девам. — Скорее за ней! Против этого врага вы бессильны.

Девы не заставили упрашивать себя. Гаул, прежде чем двинуться к Вратам, взял под уздцы вьючную лошадь Перрина.

Подъехав вплотную к Лойалу, юноша спросил:

— Сможешь ты их как-нибудь закрыть? Запереть снаружи?

К глухому гортанному ропоту позади примешалась изрядная толика страха — троллоки тоже распознали, что означает приближающийся ветер. Мачин Шин надвигался. Чтобы остаться в живых, надо убраться из Путей.

— Да, — ответил огир, — смогу. Но ты иди, не задерживайся. Мешкать нельзя!

Перрин торопливо двинул Ходока к Вратам и вдруг, не успев понять, что делает, запрокинул голову и завыл с вызовом и презрением. Глупо, глупо, совсем глупо!

Перрин заставил Ходока пятиться к проему. Отступая, он продолжал всматриваться во мрак, каждый миг ожидая нападения. Но тут мороз пробрал его до костей, время словно растянулось, и… он почувствовал толчок, будто резко остановился во время бешеной скачки. Врата были пройдены.

Айильцы уже занимали позиции среди кустов и корявых горных деревьев, готовясь, если враги появятся из Врат, встретить их стрелами. Фэйли пыталась подняться на ноги — при выходе она свалилась с седла. Предупреждали же ее, что, проходя Врата, нельзя торопиться. Хорошо хоть шею себе не сломала, да и Ласточке тоже. Коней била дрожь. Перрин открыл было рот, но, встретившись с Фэйли глазами, счел за благо промолчать и только поморщился.

Неожиданно из тускло-серебристого зеркала вылетел Лойал и кубарем покатился по земле. Следом высунулись морды двоих троллоков, но, прежде чем эти твари успели выскочить наружу, зеркальная поверхность покрылась рябью, а затем запузырилась и потемнела, облепляя баранье рыло с рогами и орлиный клюв в перьях густой клейкой массой. В голове Перрина, в самом мозгу, зазвучали голоса — тысячи безумных голосов, твердящих на все лады: «Кровь! Кровь! Горькая кровь. Кровь и кости. Пить кровь, сокрушать кости! Мо-о-о-озг! Горький мозг! Сладкие вопли! Поющие вопли! Нежные души, едкие души! Пожрать души! Бо-о-оль! Как сладостна боль!» И так без конца, снова, снова и снова.

Визжа и корчась, троллоки бились в сгущающейся кипящей тьме, но, как ни старались вырваться, их засасывало все глубже и глубже. Осталась лишь одна судорожно хватавшая воздух когтистая волосатая лапа, затем исчезла и она. Клокочущий мрак вспучился, вздувшись пузырем, но тут с обеих сторон появились створки, оттеснили тьму и соединились.

Голоса в голове Перрина мгновенно смолкли. Врата приобрели свой обычный вид — превратились в стоящую на поросшем редким леском склоне часть украшенной причудливым растительным орнаментом каменной стены. Лойал поспешил к Вратам и поместил на одному ему ведомое место каменный лист Авендесоры. А потом и второй лист, снятый им с внутренней стороны.

— Это лучшее, что я мог сделать, — сказал он. — Теперь эти Врата можно открыть только отсюда, снаружи. — Он бросил на Перрина тревожный, но твердый взгляд и продолжил:

— Я знаю, как замкнуть Врата навсегда, но не хочу разрушать Путевые Врата. Понимаешь, Перрин, Пути — наше детище, мы их вырастили, ухаживали за ними. Возможно, когда-нибудь их удастся очистить от скверны. Так или иначе, но губить Путевые Врата я не могу и не стану.

— Но закрыть Врата было необходимо, — отозвался Перрин. — Кто знает, может, троллоки уже давно протоптали эту дорожку. Так или иначе, их надо было закрыть.

— Что это такое?.. — начала было Фэйли, но осеклась и сглотнула. Да что там Фэйли, Девы, и те выглядели потрясенными.

— Это Мачин Шин, — пояснил Лойал, — Черный Ветер. Никто точно не знает, что он собой представляет — порождение Тени или результат порчи, поразившей Пути. Я сочувствую троллокам. Даже им.

Перрин тоже представлял себе, какая ужасная участь постигла троллоков, но жалости к ним не испытывал. Он знал, что случалось с людьми, попадавшими им в лапы. Троллоки ели любое мясо и находили особое удовольствие в том, чтобы терзать и пожирать свои жертвы живьем. Они не заслуживали сострадания.

Перрин огляделся по сторонам, чтобы точнее определить, где они находятся.

Вокруг высились горы, вершины которых были скрыты густыми шапками облаков. Облака эти не рассеивались никогда, отчего горы называли Горами Тумана. Перрин и его спутники находились на горном склоне. На такой высоте даже летом было довольно прохладно, особенно после изнурительной жары Тира. Клонившееся к закату солнце уже оседлало высокие пики, и сбегавшие по крутым склонам горные потоки поблескивали в его лучах. Все эти ручьи и водопады сливались в единое русло — протекавшую по седловине долины реку. Некогда ее называли Манетерендрелле. Она брала начало в горах и несла свои воды в неведомую даль, куда-то на юго-восток. Но Перрину с детства был знаком лишь один ее отрезок, тот, что окаймлял южную оконечность Двуречья. Местные жители именовали его белой Рекой. Она славилась порогами, бурунами и стремнинами — нечего было и надеяться перебраться через нее вплавь. Итак, это Манетерендрелле, Воды Горного Приюта.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});