Анжелика в Квебеке - Анн Голон

Он вспомнил также, что в этот день Пасифик увидал перст Божий, указующий на него. И он решил посвятить всего себя служению Господу и миссионерам.

Они посмотрели в направлении острова Орлеан, вздымавшегося темной глыбой вдали.

— Смотрите, лодка! — сказал кто-то. — Это была большая весельная шлюпка.

— Неужели это он?

Это было сомнительно. Осторожность заставила Пасифика скрыться на острове Орлеан, чтобы преследователи потеряли его след; эта же осторожность не позволила бы ему войти в Квебек через порт.

К группе присоединились Базиль и Поль-ле-Фолле. Они заметили из своего дома приближающуюся лодку.

Как только лодка коснулась берега, все увидели, что из нее выходят Мопертюи и его сын Пьер-Жозеф, там же был молодой любовник Колдуньи Гильометы.

Ока прислала их, чтобы передать, что Пасифик Жюссеран находится у своей матери на острове. За их домом следили, но она думает, что сегодня ночью он попытается по проливу добраться до Бопре. Там еще снег был довольно прочный, кроме того, он знал течение реки как свои пять пальцев.

Элуа Маколле решил вернуться к г-ну де Пейраку и предупредить его, а затем послать людей, чтобы они следили за побережьем и встречали всех смельчаков, рискнувших пересечь пролив этой ночью. Возможно, одним из них будет Пасифик.

Другие отправятся на лодке на остров, вдруг им удастся поймать его до того, как он пустится в путь.

— Садись, — сказал Базиль своему приятелю, — ты тоже можешь понадобиться.

Бедный парижанин бросил безнадежный взгляд на скопище льда и бурных течений.

— Я умею обращаться с разным оружием: рапирой, кинжалом, ножом; могу набросить веревку на шею, но скакать по твоей сумасшедшей реке! Ах, Базиль, я вспоминаю Сену, какая она кроткая, милая подружка…

Но он все же сел в лодку. Был еще один человек, который не слишком радовался. Это был Пиксаретт.

— Этот Безумный чудак и я, мы вместе воевали против еретиков.

***

В низком каменном доме на северном побережье острова Орлеан мать Пасифика Жюссерана смотрела на своего сына.

Она взяла со скамьи, на которой стояли перевернутые ведра, железную лампу и хотела зажечь, но сын остановил ее.

— Еще совсем светло. Я не хочу, чтобы видели, как я выхожу из дома.

— Кто может тебя увидеть? Никому до нас нет дела. Никто даже не знает, что ты здесь. С тех пор как ты дома, ты все время дрожишь от страха.

— Они следят за мной… Я знаю, что они следят за мной. Они хотят помешать мне встретиться с епископом.

— Ты просто сошел с ума за время своего долгого путешествия. Тебе везде видятся враги.

— Ты ничего не знаешь. Прядешь свою шерсть, собираешь яблоки, готовишь сыр…

— Который ты так любишь.

Пасифик Жюссеран пожал плечами. Проведя много лет рядом с отцом д'Оржевалем, он перенял у него удивительный дар предчувствия опасности. У индейцев он научился животному нюху, и сейчас он ясно понимал, что за ним следят.

— Ты так любишь мой сыр, когда ты возвращаешься домой, пройдя огромный путь и не имея ничего во рту, кроме твоего кожаного ремня, — продолжала рассерженная старуха.

Он похлопал ее по плечу, чтобы успокоить. Лучше ничего не говорить ей. Рядом с этой спокойной работящей женщиной он обретал удивительный покой. С женщинами опасно иметь дело, они приносят зло, и только мать — воплощение мира и добра.

Ей он показался худым и больным, ей даже захотелось упрекнуть его за это. У нее никого не было кроме него, и она мечтала, что он вернется домой и будет помогать на ферме или же займется своим участком в Леви. Но всегда она вспоминала, что Бог спас их обоих в тот страшный день от ирокезов; тогда она целовала распятие и смирялась со своей судьбой.

Он спросил у нее, знает ли она, где сейчас отец д'Оржеваль. В Квебеке? Она ответила, что не интересуется тем, что происходит на материке.

Когда пятнадцать лет назад ирокезы напали на их деревню, она потеряла все, и все нужно было начинать с нуля: строить дом, распахивать землю, покупать скот. Ей помогали соседи, хотя поначалу из соседей остались только колдунья и дети, спасшиеся чудом: они собирали травы на холмах.

Она решила проводить своего сына, но он отказался. Он не хотел, чтобы его узнали, когда он покажется на освещенном пороге. Он покинет дом через дыру в погребе, ведущую в амбар. Оттуда он проползет по борозде и скроется в кленовых зарослях, которые тянутся до самого берега. Он колебался, брать ли с собой мушкет, но в конце концов оставил его дома.

Он повесил на плечо сумку на ремне, куда положил пакет, полученный от голландского моряка хмурым дождливым вечером. С каждым днем его сума казалась ему все более тяжелой и напичканной злыми духами.

Луна была в зените, когда большая шлюпка достигла берега острова Орлеан, недалеко от дома Гильометы.

Колдунья уже поджидала их, рыская по берегу со всеми своими обитателями: здесь были дети, индейцы, прекрасная Элеонора де Сен-Дамьен, ее сын от первого брака и ее третий муж. Но уж она-то не собиралась прыгать по льдинам, как Гильомета, с нее хватит!

Гильомета жадно вглядывалась в рокочущую долину Святого Лаврентия.

— Ночью еще подмораживает, так что можно пройти.

На ней были короткие юбки и высокие резиновые сапоги; если понадобится, она побежит по льду.

— Если он увидит меня, то задрожит от страха. Он всегда меня боялся.

Прибежал сынишка одного из жителей острова и предупредил ее, что Пасифик Жюссеран собирается покинуть дом своей матери.

— Я пойду поговорю с ним, — сказал Пиксаретт. — Мы ведь вместе воевали на стороне отца д'Оржеваля. Он послушает меня.

Они разговаривали в кленовой роще. Было темно, только белел снег, да восходящая луна освещала противоположный берег Бопре.

— Предатель! — прошептал Пасифик, когда узнал силуэт Пискарета. — Я знал, что идешь за мной следом, ты хочешь помешать мне встретиться с епископом, хотя меня обязал сделать это наш святой отец. Почему ты мешаешь мне, Пиксаретт?

— Потому что ты защищаешь несправедливость. Ты несешь беду. Она в твоей вонючей сумке. Я чувствую это, и «жонглер» предупредил меня. Отдай мне сумку и то, что в ней, и можешь идти к священнику.

— Я иду к нему именно для того, чтобы передать ему это, и я никому не позволю завладеть моей ношей. Нет, ты не сделаешь из меня предателя, подобного тебе. Ты предал нашего наставника, когда сбежал с белой женщиной.

— Не темни и не старайся меня разжалобить. Я знаю, что делаю. Я свободный человек, и я сам себе судья.

Пасифик Жюссеран почувствовал, что разозлил индейца, и это обрадовало его. Он всегда завидовал тому, как Себастьян д'Оржеваль с уважением относился к нему.

— Я всегда знал, что рано или поздно ты предашь его, — с ненавистью произнес он. — Где он теперь? Если в Квебеке, то он должен был предупредить меня условным знаком около моего жилища в Леви. Я не видел этого знака. Я почувствовал ловушку… Его нет в Квебеке. Что с ним сделали? Что сделали с моим отцом?