Ветер разлуки - Соня Мармен

– Батист, сюда! Скорее! Он может сделать что-то ужасное!

Размахивая кочергой, Гийом испуганно озирался по сторонам. Напрасно Изабель уговаривала его, пытаясь объяснить, что англичане не придут за ним. Юноша был твердо уверен в обратном и грозил кочергой любому, кто пытался к нему приблизиться. Только старику Батисту силой добрых, успокаивающих слов удавалось утихомирить его.

Вслед за Батистом в кухню, где после начала бомбардировки собралась вся семья, ворвался Луи. Уже больше часа пушки палили безостановочно. Вид у молодого человека был такой, что все подумали о начале нового сражения.

– Корабль! В порт прибыл фрегат, и на нем… британский флаг!

Все лица, за исключением одного, помрачнели от огорчения. Изабель отвернулась, вышла из дома и остановилась уже в саду, возле скамейки. Сердце у нее в груди стучало как сумасшедшее. Она не могла больше сдерживать слезы облегчения. Но девушка их стыдилась. Еще бы, она обрадовалась, услышав новость, а остальных членов семьи это привело в уныние. Прибытие британского судна означало для ополченцев конец осады и окончательную потерю города. Французской армии придется отойти к Монреалю и усилить защиту фортов Леви[172] и Иль-о-Нуа[173]. Военным действиям не было видно конца, а это означало, что Александеру придется в них участвовать.

Почувствовав, что рядом кто-то есть, Изабель торопливо смахнула слезы и оглянулась. Это была Мадлен. На лице молодой женщины читались печаль, ярость и ненависть, а бледность кожи контрастировала с черным цветом ее шали.

– Плачешь от радости или от горя, Иза?

Изабель приняла удар, не моргнув глазом. Разве можно было ожидать от кузины другого? Она понимала ее состояние и не сердилась за то, что Мадлен решила излить свою желчь на нее. Жюльен погиб в бою возле дороги Сент-Фуа двадцать восьмого апреля. С тех пор Мадлен почти не разговаривала, и Изабель с уважением относилась к ее состоянию. Но время расставить все точки над «i» для двух сестер наконец пришло.

– Я могу ответить за тебя! Все, что случилось, не может тебя не радовать!

– Мадо, не говори так! Я не радуюсь тому, что…

– Меня не проведешь! Ты так спешишь увидеться со своим шотландцем, что собрала бы свои вещички хоть сегодня, если бы было можно!

Врать не имело смысла: Мадлен слишком хорошо ее знала. Девушка опустила глаза, чтобы не видеть взгляда кузины, ненавидящего и осуждающего, словно она, Изабель, была предательницей.

– Мне очень жаль, Мадо. Искренне жаль.

– А знаешь, что будет дальше? Англичане – протестанты, и они принудят нас отречься от нашей веры точно так же, как заставили в октябре принести присягу проклятому королю Георгу! Нас заставят говорить на их языке! Иза, они заставят нас жить по своим обычаям. Тебе это нравится, да? Ты и сама стала англичанкой! Это хоть ты понимаешь? Проклятой англичанкой!

– Неправда! Они не смогут обратить нас в свою веру против воли.

– «Что ж, да будет так! Только перебейте их всех, чтобы некому было потом меня упрекать!»[174] Помнишь это высказывание? Его часто повторял Пьер Дюбуа.

– Мсье Дюбуа был швейцарец и гугенот, чьи предки избежали смерти в Варфоломеевскую ночь. Это была религиозная война, Мадо. И потом, это случилось в 1572 году! Мы же не в Средневековье живем!

– Ты думаешь, протестанты забыли? Думаешь, с тех пор человеческая природа изменилась? Иза, твой шотландец – католик, который живет в протестантской стране, верно? Так спроси у него, какого мнения англичане о таких, как мы, папистах[175]. Что ж, у каждой религии есть свои еретики! Но твой Александер хотя бы умеет изъясняться на их языке и сражается в их армии. Вспомни про Акадию, Иза! Вспомни, что рассказывала нам Перрена о насильственном выселении ее жителей. Это случилось совсем не в средние века!

Только теперь Изабель в полной мере осознала, какие последствия для канадцев будет иметь происходящее. Кузина же смотрела на нее с бесконечной грустью.

– Иза, мне так хочется, чтобы ты поняла… Ты любишь англичанина, любишь нашего палача!

Легкий бриз раздувал юбки Мадлен, которые стали слишком широки ей в бедрах. Длинные волосы трепетали, обрамляя ее исхудавшее лицо. Она почти перестала есть. Гибель Жюльена лишила ее желания жить. Сидония при посредстве Перрены и Катрин, супруги их кузена Перро, пыталась уговорить молодую женщину хоть что-нибудь съесть, но организм несчастной вдовы отказывался принимать пищу. И это очень тревожило Изабель.

– Я люблю мужчину, Мадо, а не его мундир. Это ты способна понять?

Уязвленная Мадлен вздернула подбородок. Как ни сжимала она губы, чтобы не заплакать, это не помогло. Изабель в знак примирения протянула ей платок. Мадлен какое-то время смотрела, как квадрат из тонкого полотна развевается на ветру. Потом взяла его и шумно высморкалась.

– Спасибо.

Означало ли это «спасибо», что Мадлен смягчилась? Что-то теплое потерлось о щиколотку девушки, и она вздрогнула от неожиданности. Оказалось, это мурлыка Громинэ пришел, чтобы потереться о ее ноги. Она присела на скамью, взяла кота на колени и стала гладить. Громинэ удобно устроился на нагретом солнышком платье. С тех пор как на его территории появился этот ужасный пес Мюзо, кот семейства Перро предпочитал не показываться хозяевам на глаза, и еще меньше – их гостям.

– Ты очень на меня сердишься, Мадо?

Мадлен посмотрела на кузину, спрашивая себя, не ослышалась ли она.

– Ты очень на меня сердишься? – повторила вопрос Изабель, потому что в первый раз она произнесла его едва слышным шепотом.

Лицо кузины по-прежнему ничего не выражало. Спустя некоторое время она ответила тихим дрожащим голосом:

– Да.

– И тебя бы обрадовало, если бы я больше не увидела Александера или если бы его убили там, на Полях Авраама?

В сердце у Мадлен скопилось столько печали, что она уже готова была ответить утвердительно, но в последний миг сдержалась, буквально стиснув зубы. О да! Молодая женщина мучительно завидовала Изабель, потому что та была счастлива, в то время как она сама умирала от горя. Ей хотелось бы видеть, что кузина страдает так же сильно… чтобы она разделила несчастье с ней, Мадлен, сегодня, как в детстве они делили маленькие радости. О да! Ей хотелось кричать, драться, ломать, убивать… однако враждебность по отношению к Изабель возымела над ней обратный эффект – сделала еще более несчастной.

Во имя уз, их связывавших, она была обязана смириться. Они с Изабель были близки, как родные сестры. Кроме нее, у Мадлен больше не осталось родных. Особенно остро это ощущалось теперь, когда умер Жюльен. И загубить это из-за банальной зависти? Придется научиться отставлять в сторону собственные переживания, принять как факт, что жизнь разбилась на тысячу осколков по причинам, ей, Мадлен, непонятным. Нужно научиться радоваться тому, что у нее есть, – просто, не пытаясь понять, не растрачивая душевные силы на ненависть. Что бы она ни сделала, Жюльен не вернется. Никогда больше она не вздохнет от удовольствия и удовлетворения, ощутив на себе вес его тела… Никогда не услышит едва слышный шепот: «Я люблю тебя, моя сладкая Мадо!» Изабель не виновата в смерти Жюльена и в несчастье своей кузины. Как говорит пословица, у каждого свое бремя… И на долю Изабель тоже выпало немало горестей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});