Штаб армейский, штаб фронтовой - Семен Иванов

Раньше я знал Василия Николаевича как начальника штаба и командующего 21-й армией. Он вел себя тогда с подчиненными более корректно. Мне думается, что последующее неожиданное выдвижение его в июле 1942 года вскружило ему голову. И некоторые далеко не лучшие особенности его характера проявились слишком резко.

...В том же порядке, как отдавались команды на выдвижение, я и мои подчиненные дали отбой. Танки и пехота, конечно, некоторое время еще продолжали движение, пока наши указания дошли до командиров подразделений, но затем вся эта масса техники и людей остановилась, ожидая дальнейших распоряжений. Поэтому-то части второго эшелона и запоздали с выходом на рубеж гряды холмов.

Спустя полчаса позвонил Г. К. Жуков, прибывший в штаб 24-й армии. Он в свою очередь осведомился о складывавшейся ситуации. Я сделал это по-уставному четко. Наступила пауза, затем Георгий Константинович корректно, но не терпящим возражения тоном, каким умел отдавать приказы, пожалуй, только один он, потребовал:

- Примите все меры, вплоть до самых крайних. Возьмите с собой наиболее толковых и решительных командиров и выезжайте в корпус Кравченко, в дивизии Буняшина, Гузенко и добейтесь выполнения первоначального приказа.

После этого Жуков попросил передать трубку генералу Федоренко и приказал ему периодически докладывать о ходе выполнения отданных распоряжений.

Гвардии полковник Г. А. Любимов, гвардии подполковник М. Д. Зайчиков и я тут же сели в машины и тронулись в путь. Я. Н. Федоренко и А. А. Мартьянов начали дублировать приказ Г. К. Жукова по радио.

Я ехал в танковый корпус, а мои коллеги - в стрелковые дивизии. Танкисты продвинулись уже на изрядное расстояние и в этот момент находились в довольно глубокой лощине, вновь развертываясь здесь в смешавшийся было боевой порядок. Я быстро нашел командирскую машину по самой длинной радиоантенне. Подъехав к ней, стукнул рукояткой маузера по броне. Из танка не без труда выбрался генерал, которого я в, первый момент принял за бывшего командующего Юго-Западным фронтом Ф. Я. Костенко, настолько схожими были их плотные широкоплечие фигуры. Даже в покрытом слоем пыли лице комкора мне почудилось нечто костенковское.

Я, как младший по званию, представился генералу и сказал о цели своего приезда.

- Кравченко,- коротко отрекомендовался он, и не без раздражения продолжал: - Что за оказия! То вперед, то назад, то снова вперед. Теряем драгоценное время.- Его карие, глубоко посаженные глаза при этом недобро сверкнули.

- Товарищ генерал,- ответил я,- сейчас нет времени объяснять, как сложилась такая нелепая ситуация. Вы за это ответственности не несете, а вот за выполнение последнего приказа мы с вами оба отвечаем своими головами перед заместителем Верховного.

- Я дал уже необходимые указания,- несколько другим тоном отвечал Андрей Григорьевич.- Сейчас заканчивается перестроение в боевой порядок и танки двинутся вперед. Но вы лучше прислушайтесь и посмотрите на небо.

Действительно, с юга доносился рокот авиамоторов. Шло не менее сотни самолетов. Их гул все нарастал, и вот пузатые бомбардировщики люфтваффе почти над нами. Они перестроились и пошли вдоль лощины. Вскоре густой россыпью стали падать бомбы. В грохоте начавшейся бомбежки я пытался еще что-то говорить, но Кравченко махнул рукой, показывая под днище танка. Я понял, что в этой обстановке лучшего укрытия не найти, и мы залегли под командирской машиной рядом с членами ее экипажа. Бомбы рвались рядом. Как при смерче, сухая земля забивала нос, глаза, уши, скрипела на зубах.

Но вот одна волна "юнкерсов" отбомбилась. Мы воспользовались паузой и выбрались из своего укрытия. Прежде всего, конечно, взглянули на небо и стали свидетелями боя группы наших "яков" с полутора десятками вражеских самолетов. Три немецкие машины, оставляя дымные шлейфы, врезались в землю. Один из наших летчиков, сразив "мессершмитта", атаковал "юнкерса". Он предельно сблизился с ним, но выстрела его пушки не последовало - видно, кончились боеприпасы. Тогда наш летчик направил свою машину прямо на фашистский бомбардировщик. При столкновении оба самолета взорвались в воздухе. Ценой своей жизни советский пилот расквитался со стервятником. Вся эта картина в своем необычайном динамизме заняла какие-то доли минуты, но в памяти осталась навсегда. Потом я узнал имя героя, это был капитан И. Ф. Стародуб.

Тут подошла следующая волна "юнкерсов", но она была уже не столь плотной и бомбы падали реже. Еще во время предыдущей паузы экипажи всех исправных танков заняли свои места в машинах и стали маневрировать, чтобы ускользнуть от бомб, но возможность движения вперед все еще была исключена. Наконец и второй приступ свистопляски огня и металла стал иссякать. Поредевшая танковая цепь, подчиняясь командам, приготовилась к броску, но в этот момент была получена радиограмма от Федоренко об окончательном отбое и отходе в первоначальный район сосредоточения.

Кравченко быстро и четко отдал все необходимые распоряжения. Мы дождались, пока танки развернулись и двинулись назад. Я пригласил Андрея Григорьевича в свою автомашину. Пережив бок о бок бомбежку в открытой лощине, мы уже чувствовали себя близкими людьми. После такой смертельной встряски обычно тянет на откровенность, и мы рассказали друг другу немного о себе. Кравченко произносил слова чуть хрипловатым голосом, но с неожиданным для его плотной комплекции мягким, напевным полтавским выговором. Расставаясь, он заключил:

- Я штабную работу знаю, но считаю, что на командной должности удовлетворения от своего труда получаешь несравненно больше.

Когда я вернулся на КП, то узнал, что, прикрываясь авиацией, враг предпринял мощную контратаку при поддержке 50 танков и вновь овладел высотой 154,2. В блиндаже собралось все начальство: Г. К. Жуков, Я. Н. Федоренко, В. И. Гордов, К. С. Москаленко. Замкомандующего фронтом был вне себя от гнева. Он рвал и метал, причем основным виновником срыва операции выставлял меня.

- Снять с должности, немедленно отдать под суд военного трибунала за самоуправство, граничащее с изменой Родине! - восклицал он. Из его крика можно было понять, что якобы я сам, по собственной инициативе, остановил танковый корпус А. Г. Кравченко.

Г. К. Жуков тоже был изрядно взведен. Он бросал весьма красноречивые взгляды то на меня, то на Гордова, то на Федоренко. В это время к нему подошел Леонид Федорович Минюк и что-то сказал шепотом. Жуков поднялся и вместе с Минюком вышел из блиндажа.

Минут через десять Жуков вернулся и, посмотрев прямо в глаза бушевавшего замкомфронтом, сказал:

- Гордов, прекратите истерику и спокойно разберитесь в случившемся.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});