Поднимается ветер… - Татьяна Апраксина

Нижняя рубаха из тонкого шелка, присборенная у ворота, обтягивала широкие худые плечи короля. Его величество был весьма костляв, и, по ощущениям герцогини Алларэ, сплошь состоял из локтей и коленок, что было бы мило в юноше, но в человеке за сорок уже удивляло. Вроде бы голод в Собране еще не начался. Созерцая балдахин королевской постели, Мио не без интереса строила предположения — про себя, разумеется, ни в коем случае не вслух — о том, под каким предлогом ее попросят удалиться и насколько хамским образом это будет обставлено. Лежавший рядом мужчина почему-то наводил только на подобные размышления. Герцогиня подумала, что не в состоянии понять его величество. Красивый человек, может быть, излишне нервный, но весьма изящный, отнюдь не глупый, временами остроумный… в нем все же не было ни грана обаяния. Особенно заметно это было в близком общении. Все те мелкие трения и досадные недоразумения, которые Реми мог бы сгладить улыбкой или шуткой, в королевском обхождении казались непереносимыми. С посторонними он вел себя так, как подобает королю. С близкими — весьма отвратительным образом. Мио уже поняла, что король — не только дурной любовник, но еще и плохой отец. Ей пару раз довелось выслушать разговоры короля со старшим сыном, и она подумала, что, если однажды Араон подсыплет отцу в суп мышьяка, то герцогиня Алларэ не осудит юношу. По крайней мере, король мог бы не отчитывать сына в присутствии посторонней дамы, заставляя бедного принца смущаться и робеть в два раза сильнее. В профиль король походил на хищную птицу. Сейчас у птицы было хорошее настроение, а потому она соизволила приобнять любовницу за плечи и намотать на палец прядь ее волос. Должно быть, Ивеллиону казалось, что это весьма мило. Вот только волосы потом не расчешешь…

— Вы много общаетесь с девицей Агайрон, — заявил вдруг король. На «ты» с его величеством Мио, разумеется, не перешла. Кажется, такой чести вообще никто в стране не был удостоен. — Как вы полагаете, способна ли она стать хорошей супругой?

«Нашел, о чем меня спросить, — восхитилась Мио. — С какой стороны ни глянь, а вопрос — лучше не придумаешь…».

— О да, мой король, несомненно. У Анны есть все нужные задатки. «И потому ее остается только пожалеть…».

— А что вы таковыми полагаете? — какой прелестный вопрос! Еще бы понять, с какой именно стороны подвох…

— Анна Агайрон обладает тем сортом скромности, который заставляет распущенных людей умолкать, а грешников — каяться, — сказала после недолгого раздумья герцогиня, решившая говорить чистую правду. — Она хорошо воспитана своим отцом. Никогда не будет спорить, а тем более — действовать втайне. Она не умеет лгать, но умеет молчать. Умеет держаться подобающим образом…

— Сборище достоинств! — улыбнулся король, потом резко развернул Мио к себе. — Что вы думаете о герцоге Гоэллоне? Судя по тому, что рука, вцепившаяся в плечо герцогини, не была слишком горячей, жара у короля не было. Вопросы же его наводили на мысль о том, что его величество подцепил новую, еще не изученную медиками простуду, при которой жара нет, а бред начинается. Что же, по мнению короля, она должна ответить на подобный вопрос о бывшем любовнике?

— Я полагаю его достойным слугой вашего величества, — ответила герцогиня.

— Он не досаждает вам?

Мио в молчаливой молитве возблагодарила Мать за четыре года житья в столице и почти ежедневного приема гостей. Еще года три назад она бы, наверное, выдала свои чувства. Сейчас же ей удалось выдавить милую удивленную улыбку.

— Нет, ни в коем случае. Последний раз мы виделись до его отъезда на север.

— Не досаждают ли вам другие жители столицы? С ума бы не сойти — король решил вдруг позаботиться о своей фаворитке? Удивительная любезность! Лучше бы волосы в покое оставил и в плечо когтями не вцеплялся — этого было бы вполне достаточно…

— Нет, мой король! — Еще одна улыбка, опущенные ресницы и восхищенный вздох.

— Кто осмелится досаждать даме, которой вы уделили толику своего внимания? «Тебя бы пережить, а уж с остальными как-нибудь справимся!» — весьма нелюбезно подумала при этом герцогиня Алларэ.

Входя в кабинет, неоригинально названный Золотым из-за преобладания именно этого металла в отделке, первый министр граф Агайрон подумал о том, что с каждым годом королевский совет собирается все реже и реже. Когда-то первые лица государства заседали раз в седмицу. Потом — раз в девятину. Теперь король, видимо, решил, что и двух раз в год будет вполне достаточно. Указы он обсуждал с министрами наедине, а то и вовсе надиктовывал их секретарям, ни с кем не посоветовавшись и даже не поставив министров и советников в известность о своих планах. Подавление «мятежа» на севере началось именно так. С вечера маршал Меррес и его племянник-генерал были вызваны во дворец, а с утра некоторые из жителей столицы узнали о том, какие приказы получили родственники-офицеры. До того считалось, что часть армии просто отправляется на большие летние маневры.

Разумеется, разглашать эти сведения первому министру и прочим было запрещено под страхом смертной казни. Граф Агайрон был уверен, что за всеми услышавшими следят агенты королевской тайной службы. Еще спустя три седмицы указ, в котором графы Къела и Саура, а также барон Литто объявлялись мятежниками и преступниками и приговаривались к казни, зачитали на всех площадях. В это время генерал Меррес уже приступал к первым публичным казням. Первый министр уселся на свой стул и пробежался взглядом по лицам присутствующих. Казначей герцог Скоринг, как всегда флегматичный и равнодушный ко всему, кроме дел своего ведомства. Начальник королевской канцелярии Тиарон, слишком суетливый низкорослый человечек, беспрерывно перекладывающий с места на место свитки. Марк, архиепископ Сеорийский, моложавый на первый взгляд, трудно поверить, что ему уже за семьдесят. Верховный судья Форн, персона, на вкус графа Агайрона, слишком незначительная для своей должности.

Больше половины стульев, стоявших вокруг стола из светлого дерева, пустовали. Допустим, второй советник, герцог Алларэ, по своему обыкновению, опаздывает, но где герцог Гоэллон? А прочие члены королевского совета? Всех скосило некое новое поветрие, или их попросту не пригласили? Когда в Золотой кабинет широким шагом вошел король, а все присутствующие поднялись и, по короткому кивку его величества, сели, граф Агайрон понял: не пригласили. Начало было нудным, но выслушать казначея Скоринга было необходимо: он докладывал о доходах и расходах. Расходы на северную кампанию уже вчетверо превысили запланированные. Вдобавок оба повелителя земель, граничащих с севером, запросили возмещения убытков, понесенных из-за помощи беженцам и выплат им вспомоществования.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});