Алая Завеса. Наследие Меркольта - Роман Александрович Покровский

кто может позавидовать.

Уэствуд из последних сил приподнялся и положил дрожащую руку на плечо Юлиана.

– Теперь о важном, – сопротивляясь слабости, сказал Глесон. – Все документы о Рейнхардте хранятся у моей жены Маргарет. Я предупредил её. Когда ты придёшь к ней, она отдаст тебе их.

По шее Юлиана пробежала дрожь. Уэствуд отпустил руку и медленно опустился обратно. Он очень тяжело дышал. Похоже, откровение ослабило его. Юлиан подумывал о том, чтобы позвать врачей для того, чтобы они дали Глесону какого-нибудь обезболивающего лекарства.

– Зачем мне эти документы? – спросил Юлиан.

– Найди человека, которому можешь доверять. Передай ему эти документы. Информация о лжи Рейнхардта должна дойти до людей. Они имеют право знать, кого выбирают. Главное, не ошибись, Юлиан. Не подводи меня.

На лбу Уэствуда выступил пот.

– Я понятия не имею, что делать с ними, – занервничал Юлиан. – Вы подвергаете риску все свои старания. Вы говорили, что через пару недель встанете на ноги. Не спешите с такими ответственными решениями. У вас много знакомств. Вы куда умнее меня. Я помогу вам с чем угодно, но такую ответственность взять на себя не смогу.

– Пора взрослеть, – сказал Уэствуд.

Юлиану лестно было это слышать. В то время как все окружающие считали его ребёнком и не воспринимали его слова всерьёз, Глесон первым из них признал значимость Юлиана. Он гордился собой, но был не готов к вызову, который ему бросает судьба.

– Я не готов, мистер Глесон, – настоял Юлиан. – Доверьте это дело детективу Ларссону. Судя по вашим словам, он хороший человек и не предаст вас. Он опытный полицейский, он справится. Я уверен.

– У Марвина другая задача, – ответил Уэствуд. – И, я уверен, он не подведёт меня. Но эту миссию я могу возложить только на тебя. Прости, что я взваливаю на твои плечи эту ношу. Возможно, ты заслужил другой юности. Но речь идёт о безопасности не только нашего города, но и всей нашей страны.

Юлиан не выдержал и вскочил со стула.

– Да кто я такой? – спросил он слишком громко для тёмного времени суток. – Я простой болван, который только и умеет разочаровывать всех!

Уэствуд отреагировал как нельзя спокойно. Юлиан заглянул в его затухающие серые глаза, в которых увидел не только доброту и честность, но и некую отцовскую любовь. Поняв, что не стоит грубить этому человеку, он остудил пыл и присел обратно.

– Когда я увидел тебя в первый раз, Юлиан, я понял, что смотрю на себя в юности. Ты, как и я, всегда ставил справедливость превыше всего. Ты никогда не мирился с устоями общества, а пытался ему диктовать свои. Неважно, что у тебя ничего не выходило. Во главе угла стояли старания. Ты не сдавался, несмотря ни на что. Таким же был и я.

– Я просто следую по течению, мистер Глесон.

– Ты не обманешь старика. У меня есть замечательный сын Джеймс. И прекрасная дочка Джоан. Я люблю их больше всей жизни. Но я хотел бы иметь такого сына, как ты.

Юлиан вновь почувствовал тревогу.

– Я не заслуживаю такого отца, как вы, – произнёс он.

Юлиан невольно ощутил, как из глаза вытекла слеза. Он понадеялся, что в палате достаточно темно для того, чтобы Уэствуд ничего не увидел.

– Боюсь, это я не заслужил дружбы с тобой. Я уверен – однажды ты станешь великим, Юлиан. Ты изменишь жизнь этого города к лучшему.

– Откуда вы знаете? – шёпотом спросил Юлиан.

– Потому что ты уже изменил несколько жизней. Ты заставил меня поверить в то, что ваше поколение не безнадёжно. Это вдохнуло в меня новую жизнь, благодаря чему я смог закончить своё дело.

– Я не имею к этому никакого отношения. Вы помните, что я пытался помочь вам, но у меня ничего не вышло. Я провалился. Вы всё сделали сами, мистер Глесон.

Инспектор издал несколько вздохов. В них прослеживалась дрожь.

– Не всё. Ты дал мне наводку о Рейнхардте. Возможно, ты и впрямь помнишь его как другого человека. Если это так, ты становишься особенным. Судьба всего города зависит от тебя. Не подведи их.

– Не подведу, мистер Глесон.

Он не нашёл смысла дальше спорить с инспектором. Возможно, слепая вера в лучшее благотворно влияла на его состояние.

– Главное – не забывать, ради чего ты борешься, – напутствовал Уэствуд. – Не теряй своего лица. Долгие годы я был полицейским, и всегда помнил об этом. Теперь же я уверен, что жизнь хранителя порядка – единственная, которую стоило прожить.

Стоило?

– Вы говорите странные вещи, – напряжённо произнёс Юлиан.

– Старикам иногда свойственны бредни. Не забывай моих слов. Я всегда буду рядом, Юлиан.

Уэствуд откинул голову на подушку, глубоко вздохнул, закрыл глаза, после чего его грудная клетка перестала шевелиться. Сначала Юлиану показалось, что инспектор собирается с силами, но спустя десять секунд он понял, что что-то не так.

– Мистер Глесон? – прислонился он к инспектору.

Он не реагировал. Юлиан принялся трясти его, но тело Уэствуда вело себя слишком неестественно – напоминало скорее куклу, а не человека.

– Уэствуд! – в отчаянии крикнул Юлиан, но его услышали только стены.

Он отказывался признавать, что находится в реальности. Бросившись к дверям, он задел ногой стул и уронил его, но времени для того, чтобы поднимать его, не было. Выскочив в коридор, Юлиан лихорадочно осмотрелся и, не заметив ни единой души закричал:

– Врача! Человеку плохо!

Он не уверен, что нужно было говорить именно это, но больше ничего не пришло в голову.

Всё, что происходило дальше, превратилось в замедленную сцену из кино. В палату ворвались врачи, небрежно оттолкнули Юлиана, который уже ничего не слышал и не реагировал на их слова, после чего бросились на помощь к Уэствуду.

Юлиан не понимал, где находится сейчас. Он не распознавал лиц, не воспринимал настоящее значение слов, не мог стоять на ногах. Он держался рукой за стену, пытаясь не упасть. Ноги онемели, и Юлиан не понимал, каким чудом ему ещё удаётся сохранять равновесие.

Уэствуд жив. Врачи помогут ему.

Они пытались откачать инспектора всеми типичными способами. На него надели кислородную маску, вкалывали ему атропин и эпинефрин, после чего в дело пошёл дефибриллятор.

Каждый разряд электричества отдавался тысячами отзвуков в голове Юлиана. Он чувствовал, что находится возле колокола, поэтому закрыл уши.

Грудь Уэствуда поднималась, но после с грохотом падала обратно на постель.

– Разряд! – кричал врач.

Картинка в глазах начала мутнеть. Нить, соединяющая Юлиана с реальностью, стала обрываться.

Последние слова, произнесённые врачом, слышались одновременно изо всех точек палаты. Юлиан различал лишь очертания предметов и людей, а звуки смешивались