Цмцерон - Пьер Грималь

Цицерон лишь в общих чертах характеризует первое из перечисленных достоинств, толкающее нас к познанию истинного. И, напротив того, обращает пристальное внимание на право и справедливость, устанавливая различие между справедливостью как таковой и милосердием; только в своей совокупности они составляют основу всякого человеческого сообщества. Такое понимание справедливости и права соответствовало взглядам стоиков, но также — и это самое важное — оно опиралось на то инстинктивное чувство, что определяло отношение каждого римлянина к своей гражданской общине. Одна из главных заповедей стоицизма гласила: основная обязанность человека — и мудреца в первую голову — быть полезным. Таков же был долг каждого римского гражданина. Вот почему Цицерон — римлянин — опирается в своем сочинении на учение стоиков. Со времени смерти Катона он испытывает все возрастающую симпатию к этой философской школе, но, кроме того, стоицизм удивительно полно совпадал с полуосознанным традиционным моральным кодексом римлян. В Цицероновом анализе справедливости и права каждое слово, каждый пример связаны с конкретными политическими обстоятельствами последних лет республики, с перипетиями, пережитыми автором, или с событиями гражданской войны.

Когда мы читаем, что одна из причин несправедливости и сознательного стремления нанести вред ближнему есть страх, невозможно не вспомнить события января 49 года. Когда речь заходит об алчности, примером ее в тексте (как и в «Парадоксах») служит Kpacс, в подтексте же — безумные оргии Антония. В книге встречается цитата из Энния, она ведет еще дальше. Одно из действующих лиц у Энния говорит: «В глазах царя ничто не свято, ни верность, ни союз». Можно ли. не вспомнить знаменитые слова Цезаря, перефразировавшие стих Еврипида: «Если нарушать законы, то лишь для того, чтобы стать царем; во всем остальном право следует уважать». Еще яснее намек па Цезаря в тексте, который следует за этой цитатой. Цицерон, не скрываясь, называет имя мертвого диктатора, говорит о его «безрассудстве»; он разрушил порядок в государстве с одной лишь целью — занять первое место, создать «принципат», и нет оправдания злодеяниям, во имя его содеянным. Цезарь допустил ошибку, он положился на расхожие воззрения толпы, а ему следовало подвергнуть свои действия суду разума. Он проявил гениальность и «величие духа» в стремлении к неограниченной власти; такой душе наставления философии еще более необходимы, чем любой другой.

Но не один Цезарь повинен в нарушении справедливости и права. Все, кто потворствовал его замыслу, кто по той или иной причине уклонялся от борьбы за гражданскую общину, не менее виновны. Цицерон, конечно, имеет в виду сенаторов, которые не решаются противостать Антонию и оправдывают свою бездеятельность обилием трудов или преданностью ученым занятиям — Варрон, например, заперся у себя на вилле, погруженный в заботы о птичнике. Может быть, речь идет и об Аттике, Гае Матии, вообще об эпикурейцах? Скорее всего нет: тот же Аттик внимательно следил за всем, что происходило в государстве, и не скупился на вполне практические советы. Вернее, имеются в виду другие люди из окружения Цицерона — те, что упорно держались в стороне от политики и отказывали старому оратору в помощи в борьбе за восстановление республики.

Страницы, посвященные справедливости и праву, полны примеров ив недавнего прошлого, подчас острозлободневных и в большинстве связанных с обстоятельствами, породившими гражданскую войну. Цицерон говорит о ней, исходя из традиционного для римлян понимания войны, согласно которому она требовала неуклонного соблюдения определенных норм справедливости и права даже но отношению к врагу. Вообще важно подчеркнуть, что, как бы ни были разнообразны источники, используемые Цицероном в его трудах, в основе его мысли всегда лежали традиция и духовное наследие Рима.

В первой книге трактата, таким образом, были рассмотрены источники «благопристойного»; вторая книга обращается к проблеме «полезного», где охарактеризованным ранее подлинным нравственным ценностям противопоставляется мораль, основанная на личном интересе; третья книга содержит доказательство того, что благо и польза в конечном счете не противоречат друг другу. Справедливость и закон ясно ассоциировались с республикой, несправедливость и беззаконие — с тиранией. Накануне последней битвы между ними Цицерон определяет и свои личные «обязанности», объясняет и оправдывает свои действия.

Теперь становится ясным, какое место занимает трактат «Об обязанностях» среди философских трудов Цицерона. Ограничиваться изложением общих принципов нравственного существования и изложением классических теорий, эти принципы подтверждающих (как в диалоге «О пределах добра и зла», или, в несколько меньшей степени, в «Тускуланских беседах»), больше нельзя. Настало время действовать, но действие для Цицерона неотделимо от мысли. На протяжении всей жизни Цицерон отстаивает это положение, основывая его на принципе in utramque partem — «с одной стороны — с другой стороны». Несколько лет тому назад он рассматривал в письмах к Аттику всевозможные варианты выбора, перед которым ставила каждого гражданская война. Теперь он анализирует, в сущности, сходную ситуацию, лишь расширяя и возвышая ее до философского уровня. Трактат посвящен Марку — все философские сочинения сороковых годов Цицерон обращал к молодым, к тем, кто будет воссоздавать республику. Кроме того, посвящение сыну вызывало в памяти Катона Цензория. И все-таки главным адресатом книги был сам Цицерон. Он стремился привести в порядок свои мысли, быть может, как-то подбодрить себя, ибо готовился совершить непоправимое — как пишет он сам в конце второй Филиппики (хоть и с несколько излишним пафосом, но совершенно искренне), отдать жизнь за свободу.

В союзе сил, необходимых для борьбы с Антонием и для восстановления республики, не хватало одного звена. В те дни, когда Цицерон оканчивал «Об обязанностях», ему показалось, что недостающее звено найдено. В ноябрьские календы он получил письмо от Октавиана. Юноша сообщал, что раздал ветеранам, поселенным в Казилине и в Калатии в Кампании, по пятьсот денариев каждому, и они обещали ему поддержку; теперь он собирается объехать другие колонии ветеранов и набрать войско, способное противостоять армии Антония. Октавиан прямо выразил желание видеть Цицерона в числе своих союзников. Цицерон уклоняется от прямого ответа. Октавиан посылает еще и еще письма, всякий раз подыскивая новые и вполне убедительные доводы. Он вернется в Рим и отдаст себя в распоряжение сената. В конце концов Цицерон отвечает, что, возможно, тоже поедет в столицу, так как не хочет, чтобы столь важное решение, как вступление в открытый конфликт с Антонием, сенат принял без него. Однако прошло еще несколько дней, а он все не решался рискнуть и возвратиться в Рим. 4 ноября он еще в Путеолах; из писем, которые он каждый день получает от Октавиана, явствует, что тот действует с неослабевающим пылом. Сумеет ли это г мальчик, все время спрашивает себя Цицерон, справиться с труднейшей задачей, перед которой пришлось отступить Бруту и Кассию? Правда, имя его неотразимо. После посмертного усыновления Цезарем он теперь официально зовется Гай Юлий Цезарь Октавиан; популярность приемного отца перешла на сына, и муниципии, через которые пролегает путь Октавиана, встречают его с восторгом, не только в Кампании, но и в Сампии. Подобные вести, казалось бы, побуждают спокойно ехать в Рим, но Цицерон вновь и вновь задается вопросом: соберется ли сенат по зову Октавиана, а если и соберется, решатся ли сенаторы с должной энергией выступить против Антония? К тому же Антоний ведь может и победить и тогда, конечно, даст волю своей мстительности.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});