Фантастические циклы романов. Компиляция. Книги 1-25 (СИ) - Шаргородский Григорий Константинович

И чего это я разволновался? Спокойнее нужно относиться к отказам – на нет и суда нет. Когда мы закончили с положенными этикетом приветствиями и получили по миске черепахового супа, мои друзья тут же приступили к расспросам:

– Амико мио, поведайте же нам, как вы сумели сбежать с дирижабля и как вернулись домой?

– А вы не знаете? – с подозрением спросил я, задумываясь о том, что можно им рассказывать, а что будет нарушением подписки о неразглашении.

То, как граф легким движением руки выдворил из столовой повара и двух служанок, намекало на определенную осведомленность.

– Мы знаем, что вас захватил ракшас, а затем вы смертельно обидели дракона, – спокойным тоном заявил чрезвычайный посланник Министерства иностранных дел империи. – Но хотелось бы услышать подробности, и главное – узнать о ваших переживаниях.

– Да уж, переживаний было больше, чем хотелось бы. – От воспоминаний меня даже передернуло. – Если вы читали мой доклад, то знаете, что из «Стремительного» я попросту выпрыгнул. И вот представьте, летим мы с Леонардом Силычем и орем в две глотки. Хоть убейте, не скажу, кто из нас кричал громче. За моего напарника не поручусь, но я матерился как сапожник, ударивший себя молотком по пальцу…

Меня внезапно посетило вдохновение, и свои приключения я пересказывал с неподдельным энтузиазмом. Повествование затянулось на добрых полчаса.

– …И вот тащу я на себе вроде небольшого, однако тяжелого, как мешок с камнями, Шена, но вдруг вижу, что Ихей зашевелился и пытается встать. Со мной чуть медвежья болезнь не приключилась. Сам не знаю, как хватило сил все же запихнуть его обратно на тот свет.

Ироничный и даже комичный стиль повествования я выбрал не случайно, хотя и подмывало изобразить из себя героя, но этот порыв удалось сдержать. Благодаря красочности и искренности моего рассказа Снежная королева немного оттаяла и даже начала мило улыбаться. Граф вообще очень эмоционально переживал мой рассказ и несколько раз стучал ладонью по столу, да так, что подскакивала посуда.

В общем, наши обеденные посиделки вполне удались.

– И что вы намерены делать в столице? – поинтересовался граф, когда они с супругой закончили расспросы о моих приключениях в Китае.

Вопрос откровенно удивил меня, и я покосился на Дарью, на что она тут же отреагировала:

– Пока, Игнат Дормидонтович, я не могу открыть вам всех подробностей, скажу лишь, что вы мне нужны здесь, дабы сделать услугу старому другу и уколоть шефа жандармского корпуса.

– Надеюсь, вы не собираетесь колоть его мной, – проворчал я, растеряв все положительные эмоции от прекрасного обеда.

– Почему вы порой так раздражаете меня? – задумчиво проговорила Даша, на что граф укоризненно посмотрел на свою супругу. – Ваши слова означают, что вы отказываетесь выполнить мою просьбу?

Хорошо хоть не сказала, что это приказ.

– Это значит, – в тон ей ответил я, – что мне не обязательно изображать радость, влезая в ваши авантюры. Только и всего.

Похоже, великая княжна слишком привыкла к тому, что любой верноподданный империи визжит от радости, исполняя любые прихоти императорской доченьки.

– Душа моя, – с натянутой улыбкой обратилась княжна к мужу, – что-то я устала, заканчивайте без меня.

Холодно кивнув мне, она вышла из столовой.

– Зря вы так, Игнат Дормидонтович. – Теперь он смотрел с укоризной уже на меня. – К вашему сведению, Дарья не раз проявляла тоску, когда речь заходила о вас, а вы после долгого расставания с дамой сердца сразу ощетинились аки дикобраз.

Мне кажется или я немного смутился? Когда муж называет свою жену дамой сердца чужого мужика, то это чересчур даже для такого циника, как я.

– Антонио Пьерович, а как бы вы отреагировали, вызови вас кто-то с другого конца империи и скажи – мол, посиди-ка у ножки, пока не свистну?

– Я бы не стал воспринимать это так, как вы описываете. И к тому же следует учитывать то, кем является вызвавшая вас особа, и помнить об ее воспитании.

– Ну, пусть тогда она тоже учитывает мое воспитание, – не удержался я от ответной колкости, намекая на сидевший в печенках у всей имперской знати вольнодумный Новгород.

Хотя следует признаться, меня опять понесло куда-то не туда. Супруги Скоцци и без того являются моими единственными друзьями в столице, а таким макаром есть все шансы вообще остаться без покровителей.

– Хотя вы правы, – решил я пойти на попятную. – Как-то нехорошо получилось.

– Я передам Дарье Петровне, что вы полны раскаянья, – улыбнулся граф.

– Ну… – начал я возмущаться слишком вольной формулировкой, но тут же одернул себя. – …Вы совершенно правы. Точнее и не скажешь.

– Бене, мио амико, – кивнул граф и продолжил: – Так все же чем бы вы хотели заняться в столице?

– Думаю, для начала стоит немного приодеться. Боюсь, мой наряд у местных модников вызовет несварение желудка.

– Первая разумная мысль за сегодняшний вечер, – немного поддел меня Антонио. – Тогда едемте к моему другу Сержу. Он не только прекрасный антрепренер, но и обладает тонким вкусом, а также имеет большие связи в среде самых известных столичных портных. Уж с вашей проблемой он справится играючи.

Что-то мне не понравилась мягкость в голосе графа, когда он произносил имя своего друга.

– А он…

– Мио амико, – наигранно вздохнул Антонио, – ваши страхи уже утомили меня. Если вам так будет спокойнее, то Серж может вызвать с десяток своих самых развязных актрисулек, но, боюсь, за это влетит и мне, и вам. Сами знаете от кого.

От актрисулек я сразу отказался, и правильно сделал.

Загрузившись в быстро подготовленный экипаж, мы отправились в Итальянский квартал, уже давно облюбованный московской богемой. Именно там находились почти две трети всех столичных театров. Еще детище итальянских архитекторов называли маленькой Вероной, потому что именно из этого города сюда переселилась целая компания купцов, жаждущих императорской милости и пошлинной скидки.

Серж Блон, он же Сергей Пафнутьевич Белов, проживал в трехэтажном доме с закругленными сверху окнами, башенками по углам и куполообразной крышей. Лепнина на стенах завершала целостный образ итальянского стиля.

Друг графа оказался невысоким мужчиной лет тридцати, с искусственно угнетаемой склонностью к полноте. Если сексуальные предпочтения Антонио определить с первого взгляда было не так уж просто, то внешний вид Сержа сомнений не оставлял. И все же, несмотря на мою настороженность, театральный антрепренер произвел положительное впечатление своей открытостью и незлобивым характером.

На тот момент в гостях у Сержа присутствовала одна дама, сразу вызвавшая у меня с трудом подавленную агрессию. Чуть потрепанная нимфетка, плотно подсевшая на опиумную пыльцу. Эту братию я чуял издалека. Еще здесь находились два поэта и один художник. Судя по их поведению, эти как раз были по девочкам, причем правильным, потому что обдолбанную Жози они упорно игнорировали. Народ оказался общительным, и через полчаса мы живо обсуждали всяческую чепуху – эдакую смесь из всего, начиная с погоды, заканчивая театральными слухами.

Еще через полчаса явились вызванные по телефону портные, и меня начали тормошить в стремлении снять точные мерки и определить наилучший фасон. Жози попыталась влиться в хоровод портных и потянула ко мне шаловливые ручки. За что была довольно грубо послана. К этому времени я успел немного выпить и, наверное, сорвал на ней злобу, вызванную Дашей.

Мамзелька обиделась и ушла, а вот остальные отреагировали странно – облегченно вздохнули и взглядами поблагодарили меня за решительность, на которую их самих не хватило. Антонио наблюдал за всем этим как бы со стороны и откровенно потешался.

Наконец-то мы закончили с примеркой, и разговор, немного повиляв, зашел куда-то в дебри современного искусства. Особенно Серж возмущался бессмысленностью и примитивностью современного синематографа. Я был с ним полностью согласен. То, что мне довелось увидеть в омском кинотеатре, по уровню тянуло лишь на раннего Чаплина. Поддержав возмущение антрепренера, я принялся описывать кино из моего мира, выдавая это за свои фантазии. И что-то мне стало так тоскливо без нормальных фильмов и того же Интернета, что я постепенно начал заливать ностальгию довольно неплохим шампанским. Водки здесь не подавали, но мне и этого хватило.