1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе - Николай Черушев

Роль маршала Ворошилова в советской военной истории получила к настоящему моменту времени достаточно однозначную оценку. Занимая в течение 15 лет пост народного комиссара по военным и морским делам (с 1934 по май 1940 г. – наркома обороны), он, безусловно, внес определенный свой вклад в дело строительства и развития вооруженных сил страны. Надо отметить, что Ворошилов имел неплохие качества комиссара и задатки организатора, которых ему вполне хватало для исполнения обязанностей члена Реввоенсовета армии в Гражданскую войну и даже командующего войсками округа в период сокращения Красной Армии. Но их оказалось явно недостаточно, когда началась военная реформа с ее широкой программой механизации и моторизации РККА, пересмотром устаревших (и устоявшихся) взглядов на способы ведения боя и операции, на взаимодействие родов войск, формы обучения и воспитания личного состава.

К тому же уровень военной подготовки самого наркома и председателя Реввоенсовета СССР совершенно не соответствовал требованиям к руководителю военного ведомства государства. Специального военного образования Ворошилов не имел, да, откровенно говоря, и не стремился к этому, тяготясь своей работой в военведе. Мы уже приводили на этот счет его письмо к Сталину. О нежелании Ворошилова повышать свои военные познания говорит хотя бы тот факт, что он за все двадцать лет межвоенного периода (1920–1940 гг.) так и не удосужился хотя бы раз пройти обучение на Высших академических курсах (ВАК) или КУВНАС (Курсах усовершенствования высшего начальствующего состава). Не говоря уже о программе военной академии. Это был не Петр Первый, который за знаниями ездил даже за границу. Далеко ему было и до Михаила Фрунзе, этого удивительного самородка, талантливого как в теории военного дела, так и в его практике.

Общее образование наркома ограничивалось двухгодичной земской школой. Что же касается военной подготовки, то он, будучи уже два года наркомвоенмором, в 1927 году так оценивал ее: «Я – рабочий, слесарь по профессии, и не имею специальной военной подготовки. Я не служил в старой армии. Моя военная «карьера» началась с того, что в 1906–1907гг. я перевозил нелегально оружие в Донецкий бассейн и там строил вместе со всей нашей организацией большевистские военные дружины»[547].

Известна невысокая оценка В.И. Лениным полководческих «талантов» Ворошилова на посту командующего 10 й армией в Царицыне в 1918 году. В частности, вождь партии отмечал его грубые ошибки в оценке военно-политической и стратегической обстановки, критиковал, критиковал его за приверженность к отжившим формам партизанщины, за пренебрежение к принципам военного искусства и опыту военных специалистов. Особой критике Ленин подверг ворошиловский метод достижения доставленных целей ценою неоправданных потерь в живой силе и технике.

Ворошилов многие годы оставался «на плаву» исключительно благодаря всесторонней поддержке его со стороны Сталина. Только и только поэтому он смог полтора десятка лет занимать должность народного комиссара обороны СССР, хотя с годами, в условиях бурного развития военной теории и средств вооруженной борьбы, все более отчетливо просматривалась его непригодность как руководителя военного ведомства. В этом отношении, на наш взгляд, весьма справедлива характеристика Ворошилова, данная маршалом Г.К. Жуковым. Она приводится в записи Константина Симонова: «Он (Ворошилов. – Н.Ч.) так до конца и остался дилетантом в военных вопросах и никогда не знал их глубоко и серьезно. Однако занимал высокие посты, имел претензии считать себя вполне военным и глубоко знающим военные вопросы человеком»[548].

Маршал Ворошилов не любил касаться темы репрессий против комначсостава Красной Армии в бытность его наркомом обороны, особенно во второй половине 30 х годов. Современники утверждают, что он всячески уходил от нее, если даже такой вопрос задавался ему в прямой постановке. Видимо, чувство личной вины за содеянное все же довлело над его совестью и он, страшась ответственности за невинно погубленные жизни лучших представителей «красных офицеров», все время пытался свалить весь грех на своего патрона – И.В. Сталина. Вот как описывает такие попытки военный историк генерал-лейтенант Н.Г. Павленко: «В начале 60 х годов мне неоднократно доводилось встречаться с Ворошиловым. Он охотно рассказывал о своем жизненном пути, не уклонялся даже от того, как он оказался в одной из пещер Кисловодска на совещании участников «новой оппозиции» во главе с Зиновьевым. Но когда в ходе беседы речь заходила о репрессиях 1937–1938 годов, он как-то сразу тушевался и отвечал на вопросы весьма сдержанно. Однажды я его спросил: сожалел ли когда-либо Сталин о гибели выдающихся полководцев? Вот что он ответил:

– Сталин не столько сожалел об их гибели, сколько стремился возложить ответственность за этот тяжкий грех на одного меня. Конечно, я с этим согласиться не мог и всегда отбивался.

Ворошилов не хотел признавать своей вины в разгуле репрессий. Он пытался переложить ее на других. «Решение о расправе над Тухачевским и другими, – продолжал он, – навязали нам Сталин, Молотов и. Ежов»[549].

Совсем иначе оценила деятельность Ворошилова комиссия Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 30–40 х и начала 50 х годов. Так, в записке, подготовленной ею в декабре 1988 года, дается персональная оценка степени участия в указанных репрессиях лиц, входивших в руководство ВКП(б) и Советского правительства. В этом «черном» списке Ворошилов входит в пятерку наиболее запачканных кровью невинных жертв сталинской системы. Впереди него, помимо Сталина, стоят лишь такие одиозные личности, как Молотов, Каганович и Берия.

Проанализируем, как «смотрится» Ворошилов на фоне так называемых списочных (альбомных) дел. В первой книге мы упоминали о распространенной во второй половине 30 х годов преступной практике, заключавшейся в том, что в НКВД составлялись специальные списки (альбомы) лиц, дела которых подлежали рассмотрению в Военной коллегии или в Особом Совещании. Причем им заранее (до суда) определялась мера наказания. Она подразделялась на три категории: первая – расстрел, вторая – заключение в места лишения свободы на срок от 8 до 25 лет, и третья – заключение в исправительно-трудовой лагерь сроком до 8 лет или высылка в отдаленные районы страны.

Эти списки НКВД направлял лично Сталину, который вместе с другими членами Политбюро ЦК ВКП(б) изучал и визировал их. В настоящее время обнаружена лишь часть таких списков, но и обнародованная цифра, давая лишь некоторое представление о масштабах разгула репрессий в стране, потрясает воображение. За 1937–1938 годы таких списков найдено 383. На них имеются собственноручные резолюции членов Политбюро, содержащие не только согласие с предлагаемыми мерами репрессий, но и поощрение действий карательных органов. Из этих 383 списков Сталиным подписано 362, Молотовым – 373, Ворошиловым – 195, Кагановичем – 191. Имеются также подписи А.А. Жданова, А.И. Микояна, Н.И. Ежова, С.В. Косиора. Например, из 44 тысяч человек, включенных в названные 383 списка (это, как правило, видные работники партии, военные деятели, руководители производства, в том числе оборонной промышленности), 39 тысяч подлежали осуждению по первой категории, 5 тысяч – по второй и только 102 человека – по третьей[550].

Комиссия ЦК КПСС однозначно утверждает, что «Ворошилов несет прямую ответственность за то, что в 1937–1939 годах по сфальсифицированным материалам были обвинены в участии в так называемом «военно-фашистском заговоре» многие видные деятели и командиры Красной Армии». В архиве КГБ выявлено свыше 300 санкций Ворошилова на арест крупных военачальников. Только запросы и справки НКВД СССР, направленные в 1937–1938 годах на его имя о санкционировании увольнений и арестов командных кадров РККА, составляют 60 томов. В ряде случаев Ворошилов сам являлся инициатором репрессий в отношении лиц высшего комначсостава (примеры И.Ф. Федько, В.М. Орлова, П.А. Смирнова)[551].

Ставшие в настоящее время известными документы 20 х и 30 х годов свидетельствуют о том, как медленно нарком Ворошилов, нередко со значительным опозданием, поворачивался лицом ко всему новому в области военной науки и техники. Между тем, независимо от его воли и желания в Красной Армии к началу 30 х годов сформировалась довольно большая группа теоретиков и практиков, достигших значительных успехов в области теории и боевого применения авиации, бронетанковых войск, ракетостроения, воздушного десантирования. Их знаниями Ворошилов, безусловно, не мог обладать, но вот вовремя поддержать энтузиастов, создать им необходимые условия для дальнейшей плодотворной работы, наконец, вынести тот или иной вопрос на рассмотрение правительства – такие проблемы были вполне по плечу наркому обороны, к тому еще и председателю Реввоенсовета страны (до 1934 года). Однако он считал для себя зазорным и неприемлемым учиться у этих специалистов, прислушиваться к их мнению, часто не укладывающемуся в прокрустово ложе прежних, а потому привычных представлений. Вот если Сталин скажет «да», тогда совсем другое дело – в таком случае Ворошилов перечить уже не мог и начинал претворять в жизнь указания вождя.