История Германии в ХХ веке. Том II - Ульрих Херберт

воспринято населением ГДР с одобрением и облегчением[45]. Позиция руководства СЕПГ была еще более жесткой. Хонеккер выступал за самые жесткие меры против забастовщиков и ссылался на свой собственный опыт общения с повстанцами 17 июня 1953 года, говоря лидеру ПОРП Кане в феврале 1981 года: «В то время помогло и то, что, например, в Галле во главе демонстраций встали известные нацисты, вышедшие из тюрьмы. Несколько из них были застрелены на месте. Это заставило многих задуматься»[46]. Для правительства ГДР польские события казались предзнаменованием. В конце концов, Польша также полагалась на политику модернизации, основанную на западных кредитах, и надеялась, что сможет расплатиться за кредиты и щедрую государственную социальную политику за счет прибыли от экспорта. Этот расчет не оправдался и в Польше. В 1980 году на погашение долгов ушло 82 процента экспортной выручки; в итоге правительству пришлось брать иностранные кредиты, чтобы расплатиться с долгами. В конце 1981 года, уже под знаком военного положения, правительство ПНР издало указ о 240-процентном повышении цен на продовольствие, чтобы сократить издержки. Это усилило ожесточение среди населения, но не улучшило экономическую ситуацию; долг продолжал расти. С конца 1982 года Польша стала фактически неплатежеспособной и больше не получала кредитов от западных банков. В эти месяцы Румыния также была вынуждена признать свою неплатежеспособность, поэтому западные банки все неохотнее давали кредиты странам СЭВ. До этого момента западные кредиторы рассматривали доминирование Советского Союза над странами Восточно-Центральной Европы как своего рода гарантию от дефолта. Учитывая экономические условия, складывавшиеся в самом Советском Союзе, это представление тоже было поколеблено[47].

С другой стороны, польские события показали политическим лидерам СЕПГ, прежде всего, к чему могут привести резкое ухудшение уровня жизни населения и рост цен на продовольствие. Таким образом, они укрепились в своем убеждении, что субсидии и социальная политика должны оставаться на высоком уровне, чтобы ситуация в стране оставалась стабильной. Поэтому для решения экономических проблем они вернулись к испытанным методам: увеличение экономического роста и экспорта было просто предписано резолюцией съезда СЕПГ. Для этого инвестиции должны были быть сконцентрированы на нескольких важных экспортных отраслях, а наука и исследования должны были вновь получить более активное развитие. Это была попытка объединить структурную политику Ульбрихта с «главной задачей» Хонеккера. Но такие инвестиционные сдвиги могут иметь лишь долгосрочный эффект, а в конце 1982 года платежные проблемы ГДР становились все острее и острее, и теперь Плановая комиссия открыто заявила то, о чем до этого времени только предупреждала: «Судя по ходу экспорта в несоциалистическую экономическую зону к настоящему времени, способность ГДР платить в конвертируемой иностранной валюте в отдельные месяцы 1982 и 1983 годов не гарантирована. В августе и сентябре уже возникли трудности с оплатой. Если в 1982 году еще существовал дефицит наличности в размере 2 миллиардов марок, который можно было использовать в качестве кредитного резерва, то в 1983 году для этого не осталось никаких возможностей»[48].

Неплатежеспособность – этому слову суждено было с тех пор висеть как дамоклов меч над всеми мероприятиями экономической политики в ГДР. Единственным выходом из этой ситуации была помощь ФРГ. Однако это встретило сопротивление, не в последнюю очередь в Москве. После заключения Базового договора и волны международного признания ГДР в 1970‑х годах советское правительство неоднократно и категорически выступало против дальнейшего сближения двух германских государств, поскольку видело в нем опасность возникновения особых германо-германских отношений. Руководство СЕПГ сочло политически удобным больше дистанцироваться от ФРГ, поскольку больше всего опасалось ползучей социал-демократизации ГДР, которая, как оно подозревало, и была истинным намерением, стоявшим за концепцией Бара «изменение через сближение». Этот отказ от более глубоких контактов был усилен обострившимся противостоянием блоков после «Двойного решения НАТО» и советского вторжения в Афганистан в 1979 году. Но, несмотря на эту показную политику дистанцирования, нить связи между двумя правительствами никогда полностью не обрывалась, не в последнюю очередь потому, что ракетный конфликт между сверхдержавами ярко высветил общие интересы двух германских государств. Руководство СЕПГ, однако, поддерживало тесные контакты с ФРГ в основном по экономическим мотивам. Боннское же правительство было готово оказывать финансовую поддержку ГДР, прежде всего потому, что опасалось, что эскалация кризиса может привести к беспорядкам в Восточной Германии, а затем, возможно, даже к военному положению, как в Польше. По сравнению с этим, финансовая стабилизация ГДР казалась меньшим злом, даже если она укрепляла диктатуру СЕПГ политически. Поэтому правительство ФРГ было готово выступить гарантом по обоим миллиардным кредитам и помочь ГДР выйти из острой платежной проблемы. Благодаря этим кредитам правительство ГДР получило основу для дальнейшей реструктуризации долга, поскольку оно не использовало эти деньги, а оставляло их на счетах, что свидетельствовало о кредитоспособности восточногерманской экономики. На какое-то время она была этим спасена[49].

Выказав готовность в обмен на это удовлетворить требования западногерманского правительства в гуманитарной сфере, руководство СЕПГ, наконец, превратило в иностранную валюту тот единственный обменный актив, которым оно все еще обладало: свою политику репрессий против собственного населения. За двумя миллиардными кредитами последовали демонтаж систем автоматического огня на межгерманской границе, облегчение выдачи разрешений на поездки, снижение минимального обменного курса и, наконец, разрешение на выезд в ФРГ тридцати четырем тысячам «отъезжантов» только в 1984 году. Освобождение политических заключенных и их депортация в ФРГ также следовали этому принципу.

Отношения с Западной Германией, несомненно, придавали ГДР привилегированный особый статус среди стран СЭВ. Она получала выгоду не только от кредитов, но и от продолжавшихся платежей ФРГ за транзит, от обязательного обмена валюты для приезжавших с Запада, от предоставленного ей овердрафта и от активизации межгерманской торговли. Начиная с 1984 года, для ГДР больше не существовало экономической альтернативы этим особым отношениям с ФРГ. Советское правительство видело опасность отчуждения ГДР от СССР и стран СЭВ и ее растущую экономическую зависимость от Боннской республики. Попытка торпедировать эти особые отношения путем запрета запланированного визита Хонеккера в Бонн в 1983 году приостановила процесс на время, но не более того. С другой стороны, Политбюро СЕПГ рассматривало два кредита от Запада как подтверждение своего убеждения, что фундаментальные изменения в экономической и социальной политике не нужны. В конце концов два западных займа восстановили кредитоспособность ГДР, так что теперь, ожидали вожди социалистической Германии, будут поступать дальнейшие займы и можно будет поддерживать «единство экономической и социальной политики». В конце концов за три последующих года удалось сократить западногерманский долг, продемонстрировав удивительную силу, хотя и за счет инвестиций. Это еще больше ускорило порочный круг, из которого экономика ГДР уже