Начало Века Разума. История европейской цивилизации во времена Шекспира, Бэкона, Монтеня, Рембрандта, Галилея и Декарта: 1558—1648 гг. - Уильям Джеймс Дюрант

Возросло уважение к знаниям и интеллекту, распространилось чувство прекрасного.

Но разве салоны и Академия сделали бы Рабле невозможным? Закрыли бы они французский разум для физиологии геев, легкой этики, разрастающегося педантизма Монтеня? Или же они заставили бы и подняли этих гениев к более тонкому и высокому искусству?

Мы зашли слишком далеко вперед. Монтеню было двадцать шесть лет от роду, когда мадам де Рамбуйе открыла свой салон. Давайте вернемся назад и в течение часа послушаем величайшего писателя и мыслителя Франции этого века.

III. МИШЕЛЬ ДЕ МОНТЕНЬ: 1533-92 ГГ.

1. Образование

Жозеф Скалигер описывал отца Монтеня как продавца сельди. Великий ученый пропустил одно поколение; его дед, Гримон Эйкем, занимался экспортом вин и сушеной рыбы из Бордо. Гримон унаследовал это дело от прадеда Мишеля Рамона Эйкема, который сделал семейное состояние таким образом, и купил (1447) особняк и поместье, известное как Монтень, на холме за городом. Гримон увеличил свое состояние благодаря разумным бракам. Его сын Пьер Эйкем предпочел войну селедке; он вступил во французскую армию, служил в Италии вместе с Франциском I, вернулся со шрамами и с налетом эпохи Возрождения и дослужился до мэра Бордо. В 1528 году он женился на Антуанетте, дочери богатого тулузского купца, которая была еврейкой по рождению, христианкой по крещению и испанкой по культурному происхождению. Мишель Эйкем, ставший сеньором де Монтенем, родился в семье Пьера и Антуанетты с гасконской и еврейской кровью в мозгу. Чтобы еще больше расширить его кругозор, его отец был благочестивым католиком, мать, вероятно, протестанткой, а сестра и брат - кальвинистами.

У Пьера были свои представления о воспитании. "Этот добрый отец, - рассказывает Мишель, - еще с колыбели отправил меня на воспитание в свою бедную деревню, где он держал меня столько, сколько я сосал, и даже немного дольше, воспитывая меня по самой убогой и простой общей моде".20 Пока мальчика кормили грудью, к нему приставили немца, который разговаривал с ним только на латыни. "Мне было шесть лет, прежде чем я стал понимать по-французски больше, чем по-арабски".21 Когда он поступил в Коллеж де Гиен, его учителя (за исключением Джорджа Бьюкенена) не хотели говорить с ним на латыни, настолько легко он говорил на ней. Такое мастерство он приобрел "без книг, правил и грамматики, без порки и нытья".

Возможно, отец читал Рабле о воспитании. Он пытался воспитывать сына на либертарианских принципах, заменяя ласку принуждением. Монтень наслаждался таким режимом и рекомендовал его в длинном письме о воспитании,22 написанном, как утверждается, для леди Дианы де Фуа; но в более позднем сочинении он отказался от него и рекомендовал розгу как убедительное дополнение к разуму.23 Он также не последовал за своим отцом, отдавая предпочтение латыни или классике. Хотя его собственная память кипела от классических цитат и примеров, он отвергал чисто классическое образование, презирал книжное обучение и книжных червей и подчеркивал, что лучше тренировать тело для здоровья и бодрости, а характер - для благоразумия и добродетели. "Нам не нужно много учиться, чтобы иметь хороший ум", - говорил он.24 И игра в теннис может быть более поучительной, чем диатриба против Катилины. Мальчика следует сделать выносливым и храбрым, способным переносить жару и холод без хныканья и радоваться неизбежному риску в жизни. Монтень цитировал афинских авторов, но предпочитал спартанские методы; его идеалом была мужественная добродетель, почти в римском смысле, что делает такую фразу излишней, к которой он добавил греческий идеал "ничего лишнего". Умеренность во всем, даже в воздержании. Человек должен пить умеренно, но при этом уметь, если потребуется, пить обильно, не одурманиваясь.

Путешествия могут стать важной частью образования, если мы оставим свои предрассудки дома. "Сократу рассказали, что некий человек ничуть не улучшился от путешествий. "Я верю в это, - сказал он, - потому что он носил себя с собой". "25 Если мы сможем держать свой разум и глаза открытыми, мир станет нашим лучшим учебником, ведь "столько странных юморов, разных сект... различных мнений, разных законов и причудливых обычаев учат нас правильно судить о своих" 26.26 Рядом с путешествиями лучшим образованием является история, которая представляет собой путешествие в прошлое. Ученик "с помощью истории узнает о достойнейших умах, которые были в лучшие века..... Какую пользу он не извлечет... читая "Житие" нашего Плутарха?"27 Наконец, студент должен получить немного философии - не "тернистых загадок логики", а такой философии, которая "учит нас, как жить... что нужно знать и чего не нужно знать; что такое доблесть, воздержание и справедливость; какая разница между честолюбием и скупостью, рабством и свободой; по каким признакам человек может отличить истинное и совершенное довольство; и насколько следует бояться... смерти, боли или позора. ... Ребенок, рожденный от кормилицы, более способен к ним [таким урокам], чем к обучению чтению или письму".28

После семи лет обучения в Коллеж де Гиенн Монтень поступил в университет и стал изучать право. Ни один предмет не мог быть менее подходящим для его дискурсивного ума и плавной речи. Он не уставал восхвалять обычаи и ругать законы. Он с радостью отметил, что Фердинанд II Испанский не посылал в Испанскую Америку юристов, чтобы они не умножали споры среди индейцев; и пожелал, чтобы и врачам было запрещено туда ездить, чтобы они не порождали новые недуги своими лечениями.29 Он считал худшими те страны, в которых было больше всего законов, и полагал, что во Франции их было "больше, чем во всем остальном мире". Он не видел никакого прогресса в гуманности закона и сомневался, что среди варваров можно найти такую дикость, как у облаченных в тоги судей и тонизированных церковников, практикуемых в пыточных камерах европейских государств.30 Он прославился тем, что "по сей день [1588?] я девственник от всех судебных тяжб".31

2. Дружба и брак

Тем не менее, в 1557 году он становится советником суда помощи в Перигё, а в 1561 году - членом муниципального суда - Парламента Бордо. Там он встретил и полюбил Этьена де Ла Боэти. Мы уже видели, как в возрасте восемнадцати лет этот молодой аристократ написал, но не опубликовал страстный "Discours sur la servitude volontaire", получивший название "Contr'un", то есть "против единоличного правления". Со всем красноречием Дантона она призывала народ восстать против абсолютизма. Возможно, Монтень и сам в юности испытывал республиканский пыл. Как бы то ни было, его влекло к благородному бунтарю, который, будучи на три года старше, казался образцом мудрости и честности.

Мы искали друг друга еще до того, как увидели, и, услышав