Песнь для Арбонны. Последний свет Солнца - Гай Кей

— Так и было. Как отрава. Все эти годы.

— Она была моей женой, — сказал Уртэ де Мираваль.

Бертран стоял неподвижно, с опущенной головой. Потом произнес голосом, полным боли:

— Я любил ее. Я никогда не переставал ее любить. А ты никогда ее не любил. Для тебя все сводилось только к гордости.

С огромным усилием Уртэ удалось приподняться на локте.

— Этого было бы достаточно. Более чем достаточно. Но ты опять ошибаешься. Ты всегда ошибался в этом, ты и все остальные. — Он замолчал, чтобы сделать мучительно трудный вдох; кровь текла у него из раны. — Это Аэлис меня не любила, а не наоборот. Видишь ли, я не умел писать песни. Я рад, что мы победили. Да хранит Риан землю Арбонны вечно.

Потом медленно, с огромным мужеством перед лицом смертельной боли он опустился на холодную землю, закрыл глаза и умер.

Бертран еще долго стоял на коленях рядом с телом. Никто не шевельнулся и не заговорил. Когда Бертран наконец встал он повернулся к Тьерри де Карензу.

— Могу ли я поручить остальное тебе? — спросил он официальным тоном.

— Конечно, — ответил тот.

Они смотрели, как герцог Талаирский идет назад, туда, где коран держит под уздцы его коня. Бертран вскочил в седло без посторонней помощи и медленно двинулся из долины на запад, к аллее деревьев, ведущей к арке.

Валери сделал неловкое движение, словно хотел последовать за ним, но сдержался. Блэз, глядя на него, увидел на обычно спокойном лице корана выражение острой, огромной тоски. Он подошел и встал рядом с Валери, не прикасаясь к нему, он только хотел быть рядом. Затем, мгновение спустя, он заметил, что Тьерри смотрит на него с неожиданным сочувствием, и осознал, что еще осталось сделать. Блэз закрыл глаза. И теперь Валери протянул руку и прикоснулся к его плечу.

Блэз посмотрел на Тьерри де Карензу.

— Я имею право просить, чтобы это было сделано чисто? — тихо спросил он.

— Так и будет, — ответил муж Арианы. — Ради тебя и ради нас самих и из-за того, что мы есть и чем не хотим стать.

Блэз кивнул головой. Тьерри повернулся, и Блэз последовал за ним через темнеющее поле туда, где все еще стоял его отец, окруженный людьми с мечами.

— Я задержал этого человека, — произнес Рюдель Коррезе, четко и непривычно серьезно, когда они приблизились, — для вынесения приговора Арбонны.

— Окончательный приговор, — ответил Тьерри, — это дело Риан и Коранноса, а не наше, но наказать его сейчас — это наш долг. Не за военные действия. Можно было бы обещать освободить его за выкуп, если бы речь шла только о них. Но за то, что сделали со жрицами и другими невинными людьми, этот человек, несомненно, заслуживает смерти.

Все молчали. Только крики раненых и свист ветра нарушали тишину. Теперь по всей долине горели костры, больше для тепла, чем для других целей; свет все еще оставался ярким, хотя день угасал.

— Ты станешь отрицать, что женщин сжигали по твоему приказу? — спросил Тьерри у Гальберта де Гарсенка.

— Вряд ли, — ответил тот.

Больше ничего. На синих одеждах и на красивом, гладко выбритом лице верховного старейшины была кровь, он стоял, окруженный смертельными врагами в конце своей жизни, и его младшему сыну казалось, что даже сейчас он не чувствует к ним ничего, кроме презрения.

— Из уважения к твоему сыну мы обещаем тебе смерть от стрел, — бесстрастно произнес Тьерри. Неподалеку от них отвязали от платформы на колесах певца Аурелиана. Кто-то накрыл его тело плащом.

— Я хотел бы сказать несколько слов своему сыну перед смертью, — сказал Гальберт де Гарсенк. — Блэз почувствовал, что у него пересохло во рту. Все молчали. — Это последняя просьба, — прибавил верховный старейшина Гораута.

Тьерри повернулся к Блэзу, Рюдель тоже, у обоих в глазах читалась тревога и желание оградить его от этого. Блэз покачал головой. Прочистил горло.

— Считаю, это справедливое требование. Мы можем его выполнить. — Он осторожно взглянул на Тьерри. — Если ты не возражаешь.

Тьерри медленно кивнул. Рюдель, похоже, все же собирался возразить, и Блэз услышал, как Валери у него за спиной что-то яростно пробормотал, но герцог де Карензу взмахом руки приказал отступить окружившим пленника коранам.

Когда они повиновались, Блэз вышел вперед. Кольцо людей расступилось, пропустив его.

— По-видимому, — спокойно сказал его отец, когда он подошел, — я ошибся в Уртэ де Миравале. — Он как будто обсуждал неверное направление поиска во время охоты или ошибочный севооборот на земле Гарсенков.

— Вряд ли стоило ожидать, что он присоединится к вам после сожжения женщин.

Гальберт пожал плечами:

— Ты думаешь, дело в этом? Он передумал или это было запланировано?

— Запланировано, — ответил Блэз. — Им и графиней. Больше никто не знал.

— Тогда это умно, — сказал отец. И вздохнул: — А, ладно, по крайней мере, я прожил достаточно долго, чтобы узнать, что мой сын будет править в Горауте.

Блэз горько рассмеялся:

— Благодаря твоей большой помощи и заботе.

— Конечно, — ответил Гальберт. — Я много лет трудился ради этой цели.

Блэз перестал смеяться.

— Это ложь, — резко возразил он. Ему показалось, у него в груди появилось что-то твердое и тяжелое. Он с трудом глотнул.

— Неужели? — миролюбиво спросил Гальберт. — Ты всегда считался умным. Подумай, Блэз.

Он не помнил, когда отец в последний раз называл его по имени.

— О чем тут думать? — огрызнулся он. — Ты проявил свою преданность семье в делах с Розалой, а теперь, здесь, с Ранальдом. Ты убил собственного сына.

— Я дал ему жизнь и отнял ее, — возразил Гальберт, все еще мягко, — хотя мне жаль, что пришлось это сделать. Как человек он ничего не стоил до самого конца, но он собирался лишить меня единственного шанса очистить эту землю…

— Конечно. Именно ради этого ты трудился все эти годы.

— Среди прочих вещей. Едва ли я сам чего-то стоил бы, если бы у меня была только одна цель в жизни. Я хотел сжечь Арбонну, если удастся, я хотел посадить своего сына на трон в Горауте, если удастся. Я никогда не надеялся добиться и того, и другого, но имел реальные основания надеяться либо на то, либо на другое.

— Ты лжешь, — снова повторил Блэз и сам услышал нотку отчаяния в своем голосе, но постарался подавить его. — Зачем ты это делаешь? Мы знаем, чего ты хотел: ты предназначал меня для служения богу.

— Естественно. Ты — младший сын, куда еще я должен был тебя пристроить? Ранальду предстояло стать королем. — Гальберт покачал головой, словно Блэз неожиданно проявил тупость. — Затем ты заартачился, не в первый раз и не в последний, а немного позже стало ясно, что Ранальд… такой, какой есть.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});