Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [только текст] - Татьяна Рожнова

Еще раз прощайте, Жорж»{825}.

Какая грустная, почти трагическая история несостоявшейся любви…

Правда, в том же архиве сохранилось и еще одно любопытное письмо Дантеса Луи Геккерну:

«1 сентября 1835 г.

…Бедная моя Супруга в сильнейшем отчаянье, несчастная несколько дней назад потеряла одного ребенка, и ей еще грозит потеря второго; для матери это поистине ужасно, я же, при самых лучших намерениях, не смогу заменить их. Это доказано опытом всего прошлого года»{826}.

Воистину — драма любви, если бы не привкус фарса от сознания того, что «Мари», «Супруга» из письма и Екатерина Гончарова — три совершенно разных лица, а страдалец-возлюбленный — один и тот же — Жорж Дантес.

|

Зима 1844 года

…Зимой 1844 года генерал-майор Петр Петрович Ланской по просьбе своего армейского приятеля И. Н. Гончарова, офицера лейб-гвардии Гусарского полка, с которым он встретился в Баден-Бадене во время лечения, зашел в Петербурге к его сестре «Таше», чтобы передать письмо и посылку.

Впоследствии внучка Натальи Николаевны Елизавета Бибикова писала: «Бабушка была в черном бархатном платье, такая красивая, убитая горем, что дед сразу в нее влюбился»{827}.

Об этой встрече, о том, что ей предшествовало, и о многом другом сохранились воспоминания А. П. Араповой, дочери Н. Н. Пушкиной и П. П. Ланского, автора мемуаров, основанных на семейных преданиях, рассказах родственников, самой Натальи Николаевны и фактах ее биографии.

В одной из глав своего повествования А. П. Арапова ведет рассказ о том времени, когда Ланской, сослуживец Дантеса по Кавалергардскому полку, был увлечен Идалией Полетикой, женой другого своего однополчанина — Александра Михайловича Полетики[165].

По поводу самой Идалии Арапова писала:

«…Она была полуфранцуженка, побочная дочь графа Григория Строганова, воспитанная в доме на равном положении с остальными детьми, и, в виду родственных связей с Загряжскими, Наталья Николаевна сошлась с ней на дружескую ногу. Она олицетворяла тип обаятельной женщины не столько миловидностью лица, как складом блестящего ума, веселостью и живостью характера, доставлявшими ей всюду постоянный несомненный успех.

В числе ея поклонников самым верным, искренно влюбленным и беззаветно преданным был в то время кавалергардский ротмистр[166] Петр Петрович Ланской. <…>

Отец мой не был тогда знаком с матерью. Всецело поглащенный службою, он посвящал свои досуги Идалии Григорьевне, чуждался светской жизни, и только по обязанности появлялся на придворные балы, где видал издалека прославленную красавицу Пушкину, но, всей душою отдавшись другой женщине, ничуть ею не интересовался. Наталья Николаевна его даже и в глаза не знала»[167]{828}.

В то время, когда назревала и произошла дуэль Пушкина с Дантесом, Ланского не было в Петербурге: с 19 октября 1836 г. По 19 февраля 1837-го он был в Черниговской и Могилевской губерниях «для наблюдения при наборе рекрут».

| |

Повествуя о первой встрече Ланского с вдовой Поэта, Арапова писала:

«…В начале зимы 1844 года состоялось первое знакомство моего отца с Натальей Николаевной Пушкиной. За год перед тем он перенес сильное душевное потрясение.

Легкомысленная измена женщины[168], которой он безраздельно посвятил лучшие годы молодости, так сразила его, что он подвергся долгой, изнурительной болезни, и только самоотверженный уход младшей сестры спас его от грозящей смерти.

Доктора отправили его на воды, за границу, и, отдыхая от сложнаго лечения, он провел всю осень в Баден-Бадене, где близко сошелся с Иваном Николаевичем Гончаровым и женою его, урожденной княжною Мещерской. Отпуск его кончался, и, узнав, что он едет прямо в Петербург, они попросили его доставить письмо и посылку находящейся там сестре.

Это и послужило поводом к первому визиту. Мать была особенно дружна с этим братом; с живым интересом разспрашивала о нем, о их совместной жизни; тема оказалась благодарной. Отец вопреки свойственной ему молчаливости, разговорился о заграничных впечатлениях и не приметил даже, как быстро прошло время. Откланиваясь, он, в знак благодарности за оказанную услугу, получил радушное приглашение бывать у Н. Н. и, конечно, воспользовался им.

В течение зимы посещения эти все учащались и с каждым разом он все более и более испытывал ея чарующее обаяние. В сердце, изсушенном отвергнутой страстью, незаметно всходили новые побеги, пробуждалась жажда другого, тихаго счастья. И невольно вспоминались тогда слова женщины, влияние которой даже и разрыв не мог уничтожить: „С сентиментальностью вашего ума и верностью привязанностей, соперничающей с плющом, во всем мире существует только одна женщина, способная составить ваше счастье — это Натали Пушкина, и на ней-то вам следовало бы жениться“.

Благодаря подобным размышлениям, мысль о браке незаметно вкралась в голову закоренелаго холостяка.

Ему тогда только что исполнилось сорок пять лет (он оказался на три месяца старше Пушкина)[169], и, конечно, не с легкомыслием увлекающагося юноши мог решиться на такой важный шаг.

Личное состояние отца было очень незначительно, но это был акуратный по природе человек, с весьма скромными потребностями, и доходов хватало с избытком на его холостую жизнь. Обзавестись разом многочисленной семьей являлось задачей, спугнувшей предшествовавших женихов, и сам он призадумался над ней, опасаясь осложнений и тревог в будущем.

Пробудившаяся любовь все громче заявляла свои права, внутренний голос настойчиво твердил: ты обрел свое счастье, не упускай его!

А время все шло, наступила весна…»{829}.

Обремененная заботами о воспитании и здоровье детей, Наталья Николаевна находилась в постоянной тревоге за их судьбу: дети часто болели. По настоянию врачей она решила на лето вновь поехать в Ревель, но на сей раз не столько для того, чтобы поправить собственное здоровье, сколько для укрепления здоровья детей, о чем и оповестила своих друзей.

8 марта 1844 года

Из писем П. А. Плетнева — Я. К. Гроту в Гельсингфорс:

«8 марта 1844 года. Петербург.

…Обедал у Ростопчиной. Она на лето едет в Ревель с Н. Н. Пушкиной»{830}.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});