Зараза. Трилогия (СИ) - Гарцевич Евгений Александрович "jk57"

– В смысле в жертву приносили?

– Предки смотрели на это иначе, но в целом, да, – старик кивнул, – Это залы некрополя. Шекхед заперли под охраной духов предков. А охранникам нужен быт, уют и женское внимание.

– Вы темные дикари, – я сказал тихо, скорее для себя.

– Да, да, вы‑то своего бога на кресте распяли… Вам ли нас учить..

Лу ответил также тихо, явно хотел высказаться в защиту своей веры, оставить последнее слово за собой, но не лезть в споры. Если бы не седина еще и припорошенная пылью, он бы вообще был похож на ребенка, перед которым завалился грузовик с эскимо, и вдобавок ветром принесло облако из сахарной ваты. Для его жизни, для его веры прикоснуться к наследию предков было важно, а настолько приблизиться к целям всех камаджоров, так вообще просто космос!

Я усмехнулся про себя и промолчал, дал минут пять Лу с Али оббежать помещение, щупая, молясь и пуская слюни на каждую найденную штучку. Не знаю, что они могли найти, я подобрал палку, похожую на копье, но она, буквально, рассыпалась в руке. Я обошел пещеру по кругу и нашел новый проход, уводящий куда‑то в темноту и отчетливо отдающий жаждой крови.

– Парни, не хочу рушить вашу идиллию от встречи с наследием предков, но, кажется, нам туда, – я повысил голос, чтобы меня услышали, но прям уж кричать не стал.

Подождал еще минутку и тогда уже довольно грубо дернул сначала одного, потом второго и потащил к проему. А потом и внутрь.

Этот тоннель был уже, даже руки в стороны развести не получалось, и шел под уклон никуда не сворачивая. Воздуха становилось все меньше, а значение спертый заиграло для меня новым значением, будто кто‑то там внизу действительно его спер.

– Может, не пойдем дальше? – подал голос Али, – вернемся и соберем больше людей?

– Мы уже почти на месте. Я чувствую, – прошептал Лу, – Только взглянем и сразу назад.

Может, и здравая мысль, но я не чувствовал опасности. Знал, каким‑то запасным чувством понимал, что впереди притаилось большое и очень голодное зло, что чуть‑ли не вся земля пропитана им. Но все это дальше. А мы будто попали в полосу отчуждения. Я еще раз прислушался к себе, заполняя внутренний чек‑лист: тревога – есть, нервное напряжение – в наличии, усталость – накапливается, голод и жажда – только обычные, в горле пересохло, а в животе бабочки урчат, паника – отсутствует. Если все сложить, то в классификации: бей, беги, замри, нужно замереть. Но и хоть одним глазком взглянуть, что же там дальше, хочется еще сильнее.

Как мы вышли из тоннеля, я не заметил. Просто в один момент оказалось, что исчезли стены и потолок, а мы стоим перед обрывом. Под ногами обломок скалы, а продолжение – такие же обломки едва цепляются светом фонарика внизу перед нами.

Ощущение, будто я опять на вершине небоскреба. А то и того хуже, будто герой старой известной фотографии, где работяги обедают, сидя на балке на двухсотметровой высоте. Дна не видно, а голова все равно начала кружиться. Поток теплых испарений шел снизу, принося чуть сладковатый запах гноя. Слышался шелест и гул, похожий на дыхание, будто там на дне спит огромный кит.

Мы втроем, как светлячки, свесились вниз, вертели головами по сторонам, чтобы хоть что‑нибудь разглядеть или хотя бы прикинуть, можно ли перепрыгнуть обвал. Дорога явно уходила вниз. Эх, сейчас бы пару прожекторов да альпинистское снаряжение и, может, хоть что‑то стало бы ясно.

– Блять… – на выдохе то ли шепнул, то ли крякнул Али.

Я не знаю, что меня поразило больше, то что он перешел на русский, тот факт, что у него с головы соскочила каска, или сам вид, крутящегося во все стороны и летящего вниз луча света. Это какой‑то замедленный эффект стробоскопа при попытке собрать пазл. Луч повернулся в воздухе один раз, и мы увидели в стене еще несколько выходов с каменными дорожками, спускающимися вниз. Потом очередные провалы с «ласточкиными» гнездами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Каска стукнулась о камень, подскочила, перекрутилась, пролетела вниз, опять стукнулась и покатилась к новому обрыву. И так несколько раз, как шарик в пинболе, каска перескакивала с одного уступа на другой, проваливаясь все ниже и высвечивая все больше новых подробностей. Каменные переходы, рукотворные ниши с каким‑то древним барахлом, наскальные рисунки, даже какую‑то полусгнившую деревянную конструкцию, возможно, заменявшую подъемник.

То в одном месте, то в другом, помимо камней и пыли блестели чьи‑то глаза, панцири, костяные наросты или блики на мутных животах нянек. Чем ниже падала каска, тем меньше деталей получалось разглядеть, но проемов в стенах и «ласточкиных» гнезд становилось все больше, словно мы забрались в пчелиный улей. И тем больше высвечивалось тел – шаркуны, прыгуны, няньки. Плотность монстров нарастала. Головы‑точки сливались в единое полотно. Как будто там внизу не дно пещеры, а самый загруженный пешеходный переход какого‑нибудь азиатского бизнес‑центра. Каска наконец достигла дна и поток света моментально пропал, скрывшись под ногами толпы.

Внизу раздался вопль‑рев, в котором мое взбудораженное воображение одновременно расслышало и боль, и радостную ярость. «Попался, гаденыш» – пронеслось в голове, только вот тон был странный. Не охотник, который долго ждал добычу, а торжествующая мать, которая, наконец, смогла загнать ребенка домой.

Пещера внизу вспыхнула! В разных местах на дне и на стенах засветились коконы‑животы нянек, сотни бледно желтых кислотных лампочек осветили всю поляну. Или, точнее, весь улей – каменистое дно скрывалось под телами, если каска показала только отдельные кусочки, то теперь пазл сложился полностью. От края до края стены колыхалась толпа из нескольких тысяч тел. Я будто на стадион в момент финала чемпионата мира смотрел с квадрокоптера, только помимо трибун, фанаты массово выскочили и на поле. В толпе шаркунов мелькнули спины опарышей и совсем уже каких‑то стремных существ, как минимум на метр, возвышающихся над толпой. По краям на стенах из большинства провалов выглядывали мертвые лица, а многие, как пауки, просто цеплялись за стены и лезли вверх.

В центре «стадиона» свет был самый яркий. Я не смог толком разглядеть – что‑то массивное, плотное с щупальцами‑отростками извивалось и смотрело на меня. Концентрированный поток зова пронесся вверх и ударил меня в голову. Я так комара в кулачок ловлю, когда он мимо пролетает. Резкий, хлесткий удар по мозгам – меня аж отбросило на камень. Но сразу же, будто я какая‑то марионетка, потянуло вниз.

“Убееей…ты дооомааа…скооореее…”

Все, что я раньше считал действием зова, весь этот зуд на подкорке, ярость, жажду крови – был какой‑то детский лепет. А вот сейчас – это был настоящий зов. Прилив адреналина, отсутствие страха, нестерпимый голод и вкусный запах теплых тел камаджоров всего в метре от меня. Таких сочных, наполненных нектаром, бегущим по венам.

Я не мог сопротивляться. Мое истинное я не просто отошло на задний план, оно сжалось в комочек и тряслось от ужаса, забившись куда‑то в щель между извилинами мозга. Единственное, что я еще мог, это как сторонний наблюдатель, как призрак собственного сознания, фиксировать происходящее. Легкая, едва заметная, надстройка над чувствами – вижу перед собой мясо и только где‑то тает мысль, что это же Дедушка Лу и Али. Но кто они такие, я уже уловить не могу.

Молодой что‑то кричал, пытался тащить меня. Но мысли о пульсирующей вене на его шее в такой близости от меня сводили с ума. Я девственность терял с меньшим отупением, нежели предвкушал, как вырву зубами его громкое сердце. Я слышал колокольный стук его пульса, я чувствовал, как жизнь бьется в его теле и знал, что сейчас оборву ее.

Но седой все испортил. Я уже тянулся зубами, наслаждаясь ужасом в глазах молодого. А тут подскочил этот, раскрыл ладонь и дунул мне в лицо облако белого порошка.