Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо, пусть так, а затем...
– Затем ты завалишь входную дверь скамейками. Наши принцессы выбегут из-за престола, где они спрячутся, и Анриетта откроет дверцу ризницы. Честное слово, теперь я люблю Анриетту; должно быть, она мне изменила, коль скоро это так обновляюще на меня подействовало.
– А затем мы скачем в лес, – сказал Ла Моль тем трепещущим голосом, который исходит из уст, словно музыка. – Каждому из нас довольно поцелуя, чтобы стать счастливым и сильным. Ты представляешь себе, Аннибал, как мы несемся, пригнувшись к нашим быстроногим скакунам, а сердце сладко замирает? О, этот страх – превосходное чувство! Как хорош этот страх на воле, когда на боку у тебя добрая, обнаженная шпага, когда кричишь «ура», давая шпоры своему коню, а он при каждом крике уже не скачет – летит!
– Да, Ла Моль, но что ты скажешь о прелестях страха в четырех стенах? – заметил Коконнас. – Я имею право говорить об этом, ибо сам кое-что испытал в этом роде. Когда бледная рожа Болье впервые появилась в моей камере, а позади него блеснули протазаны и зловеще лязгнуло железо о железо, – клянусь тебе, я сразу подумал о герцоге Алансонском и так и ждал появления его гнусной физиономии Между двумя противными башками алебардщиков. Я ошибся, и это было моим единственным утешением, но я не много потерял ночью я увидел его во сне.
– Да, – говорил Ла Моль, следуя за улыбавшейся ему мыслью и не сопровождая своего друга в путешествии, которое совершала его мысль по стране фантазии, – да, они все предусмотрели, даже место нашего убежища. Мы едем в Лотарингию, дорогой друг. По правде говоря, я предпочел бы Наварру; в Наварре я был бы у нее, но Наварра слишком далеко, Нанси удобнее, мы там будем всего в восьмидесяти милях от Парижа. Знаешь, Аннибал, о чем я буду жалеть, выходя отсюда?
– Вот тебе на! Честное слово, не знаю... Я все сожаления оставляю здесь.
– Мне будет жаль, что мы не сможем взять с собой почтенного тюремщика, вместо того, чтобы...
– Да он и сам не захотел бы, – возразил Коконнас, – он слишком много потеряет: подумай, пятьсот экю от нас да вознаграждение от правительства, а может быть, и повышение по службе. Как счастлив будет этот молодец, когда я его убью!.. Но что с тобой?
– Так... ничего... У меня мелькнула одна мысль.
– Видно, не больно веселая, если ты так страшно побледнел?
– Я спрашиваю себя, зачем нас поведут в часовню.
– Как зачем? Для причастия, – ответил Коконнас. – Думаю, что так.
– Но ведь в Часовню уводят только приговоренных к смертной казни или после пытки, – возразил Ла Моль.
– Ого! Это заслуживает внимания, – слегка побледнев, ответил Коконнас. – Спросим доброго человека, которого мне придется потрошить. Эй! Ключарь! Друг мой!
– Вы звали меня, сударь? – спросил тюремщик, карауливший на верхних ступенях лестницы.
– Да, звал. Поди сюда.
– Вот он я.
– Условленно, что мы бежим из часовни, так ведь?
– Те! – с ужасом оглядываясь вокруг, произнес ключарь.
– Не беспокойся, никто нас не слышит.
– Да, сударь, вы бежите из часовни.
– Значит, нас поведут в часовню?
– Конечно, таков обычай.
– Так это обычай?
– Да, по обычаю после вынесения смертного приговора осужденным разрешается провести в часовне ночь накануне казни.
Коконнас и Ла Моль вздрогнули и переглянулись.
– Вы, стало быть, полагаете, что нас приговорят к смертной казни? – спросил Ла Моль.
– Непременно... Да и вы сами так думаете.
– Как – мы сами?
– Конечно... Если бы вы думали иначе, вы не стали бы подготавливать побег.
– А знаешь, он совершенно прав, – обратился Коконнас к Ла Молю.
– Да... по крайней мере теперь я знаю, что мы, как видно, играем в опасную игру, – ответил Ла Моль.
– А я-то! – сказал тюремщик. – Вы думаете, я не рискую? А вдруг от волнения этот господин ударит не в тот бок...
– Э, черт побери! Хотел бы я быть на твоем месте, – медленно произнес Коконнас, – и не иметь дела ни с какой другой рукой, кроме этой, и только с тем железом, которым тебя коснусь я.
– Смертный приговор! – тихо сказал Ла Моль. – Нет, этого не может быть!
– Не может быть? Почему же? – простодушно спросил тюремщик.
– Тс-с! – произнес Коконнас. – Мне показалось, что внизу отворили дверь.
– Верно, – подхватил тюремщик. – По камерам, господа, по камерам!
– А когда, по-вашему, нам вынесут приговор? – спросил Ла Моль.
– Самое позднее завтра. Но вы не беспокойтесь: тех, кого надо предупредить, непременно предупредят.
– Тогда обнимем друг друга и простимся с этими стенами.
Друзья горячо обнялись и вернулись в свои камеры:
Ла Моль – вздыхая, Коконнас – напевая.
До семи часов вечера ничего нового не произошло. На Венсеннский донжон спустилась темная, дождливая ночь – ночь, созданная для побега Коконнасу принесли ужин, и он поужинал с обычным своим аппетитом, предвкушая удовольствие вымокнуть под дождем, хлеставшим по стенам замка, и уже готовился заснуть под глухой, однообразный шум ветра, как вдруг ему почудилось, что ветер, к которому он не раз прислушивался с тоскливым чувством, которого он ни разу не ощущал до тюрьмы, как-то странно стал поддувать под двери, да и печь тоже гудела с большей яростью, чем обычно. Это странное явление повторялось всякий раз, как открывали камеры на верхнем этаже, в особенности камеру напротив. По этому шуму Аннибал всегда догадывался, что тюремщик сейчас придет: этот шум говорил о том, что тюремщик выходит от Ла Моля.
На сей раз, однако, пьемонтец тщетно вытягивал шею и напрягал слух.
Время шло, никто к нему не приходил.
«Странно, – рассуждал Коконнас, – у Ла Моля отворили дверь, а у меня нет. Быть может, Ла Моля вызвали на допрос? Или он заболел? Что это значит?».
Для узника все – подозрение и тревога, и все – радость и надежда.
Прошло полчаса, час, полтора.
Коконнас с досады начал засыпать, как вдруг услыхал скрежет ключа в замочной скважине и вскочил с постели.
«Ого! Неужели пришел час освобождения и нас отведут в часовню без приговора? – подумал он. – Черт побери! Какое наслаждение бежать в такую ночь, когда ни зги не видно: лишь бы лошади не ослепли!».
С веселым лицом он собрался расспросить обо всем тюремщика, но увидел, что тот приложил палец к губам, весьма красноречиво делая знаки глазами.
И в самом деле, за его спиной слышался шорох и виднелись тени.
Внезапно он разглядел в темноте две каски, на которые коптившая свеча бросила золотистые точки.
– Ого! Зачем здесь эта зловещая свита? – шепотом спросил он. – Куда мы идем?
Тюремщик ответил только вздохом, очень похожим на стон.
- Огненный скит - Юрий Любопытнов - Исторические приключения
- Роман о Виолетте - Александр Дюма - Исторические приключения
- Цезарь - Александр Дюма - Исторические приключения
- Блэк. Эрминия. Корсиканские братья - Александр Дюма - Исторические приключения
- Асканио - Александр Дюма - Исторические приключения
- Ларец Самозванца - Денис Субботин - Исторические приключения
- Три мушкетёра - Александр Дюма - Исторические приключения
- Граф Монте-Кристо - Александр Дюма - Исторические приключения
- Сан-Феличе. Книга первая - Александр Дюма - Исторические приключения
- Две Дианы - Александр Дюма - Исторические приключения