Месть старухи - Константин Волошин

class="p1">— Не тронь её, — бросил Хуан строго. — Она допустила бестактность и за это наказана. Вы все уже достаточно большие, чтобы понимать, что хорошо, а что плохо, Луисита. Ты бы села и поела. Всё носишься и носишься.

Она подскочила к Хуану, быстро чмокнула его в щёку, улыбнулась и затараторила:

— Ты сам говорил, что каждый должен в доме иметь свои обязанности. Сегодня я прислуживаю за столом. У нас такой красивый гость, что иначе я не могу поступить, дядя Хуанито!

— Не заигрывай со мной, Луисита! Одна вот так же заигрывала и заигралась до… — он не закончил, подмигнул Мире, посмотрел на Габриэлу и тем разрядил атмосферу. — Габи, как моё новое вино? Это я из последнего путешествия привёз. Теперь жалею, что мало себе оставил.

— Пьяницей захотелось стать, Хуан? — спросила с улыбкой Мира. — Пять больших бочек, и тебе мало?

— Отличное вино! — Габриэла отпила пару глотков. — Наверняка из южных провинций Испании. Давно такого не пробовала.

— Может быть. Тебе лучше об этом знать, — улыбнулся Хуан.

— Можно мне пойти к… Мунтале? — скромно спросила Габриэла, смотря на Миру просительно. — Я не позволю себе ничего плохого.

Мира переглянулась с Хуаном. Затем молча кивнула. Проговорила, с некоторой опаской:

— Комната наверху. В конце коридора.

Габриэла кивнула, поднялась и, грациозно покачивая бёдрами, пошла к лестнице. Мира с беспокойством бросала взгляды на мужа. Тот улыбался чуть ли не виноватой улыбкой, пожимал плечами, словно говоря, что он бессилен здесь.

— Что скажешь, Хуанито?

— Только то, что я более чем удивлён и обеспокоен, дорогая. Не кроется ли здесь какого-то подвоха или интриги?

— Я всё время наблюдала за нею. Ничего такого не приметила. Можно полагать, что она действительно изменилась. В лучшую сторону. Это случается иногда. Помнишь, она упоминала о знаке свыше? Не могу поверить, что её козням может прийти конец. Неужели Господь услышал наши молитвы?

— Хотелось бы послушать, что она говорит своей дочери? — проговорил Хуан.

— Это легко! Хотя не дословно. Убеждает, что она хорошая и может дать ей больше, чем она располагает здесь.

— Может быть, может быть, — с сомнением ответил Хуан. — Посмотрим, что из этого выйдет.

— Мы не отдадим Мунталу ей? — спросила Мира с беспокойством.

Хуан неопределённо пожал плечами.

— Имеем ли мы право удерживать её дочь насильно?

Мира вздохнула, поманила Луису и сказала:

— Пойди в спальню к Тале и спроси, что ей надо. И посмотри, что делает сеньора де Руарте. Только осторожно.

Луиса понимающе улыбнулась и побежала наверх, торохтя туфлями.

Супруги в молчании сидели за столом, наблюдая, как служанка убирает посуду. Говорить не хотелось. Каждый ждал возвращения Луисы и не хотел показать это друг другу. Мира тихонько ласкала Хуана Антонио, который уже тянулся к груди своими алыми губками, смотря на мать широко открытыми глазами, где читался упрёк за просроченное время.

— Я пойду покормлю нашего малыша, — улыбнулась Мира и поспешила в спальню.

Прибежала Луиса.

— А где мама?

— Пошла Антика кормить, милая! Ну? Что скажешь?

— Тала отвернулась и ничего не ответила на мой вопрос, дядя. А сеньора сидит рядом с бледным лицом, и я подумала, что она вот-вот заплачет.

— Девчонка так ничего и не ответила?

— Нет. Лишь дёрнулась плечом, словно говоря, чтобы я отстала. Я и ушла.

Хуан задумался, в груди помаленьку нарастало чувство удовлетворения. Казалось, что миссия Габриэлы не увенчивается успехом. И он весело посмотрел на Луису.

— Луисита, почему ты не говоришь мне «папа»? Ведь я тебя вывез из того гадюшника и привёз сюда! Иди ко мне, милая моя девочка!

В глазах девочки на миг мелькнуло что-то тревожное, затем они заулыбались, а рот проговорил со смущением:

— Мне неловко как-то!

— Да? Миру ты сразу стала называть мамой. Когда же я дождусь? Антик ещё через год сможет такое сказать, а мне не терпится побыстрее. Ну!

Луиса смущалась, но потом покраснела, и проговорила запинаясь:

— Хорошо… папа! — и уткнулась тут же взмокревшим лицом в шею Хуана.

— Вот и молодец! Вот и хорошо, моя доченька! По этому поводу проси что хочешь. Ну, говори! И утри лицо.

— А это можно, папа?

Хуан сделал страшное лицо, улыбнулся и ткнул её пальцем в бок.

— Можно не отдавать Талу этой сеньоре? Мне так не хотелось бы!

— Почему ты решила, что её куда-то могут отдать? — Хуан серьёзно глянул в бегающие глаза девочки.

— Мне так показалось, папа. Эта сеньора мне не нравится. И маме тоже…

— Всё-то ты знаешь, всё слышишь! Ну и дочь у меня. Но что я могу на это сказать? Это слишком трудный вопрос, Луисита. Эго так просто не разрешишь.

Девочка погрустнела, а затем проговорила решительно:

— Тала не согласится! Ни за что! Я ей этого не позволю!

— От неё мало что зависит, моя хорошая. Но не будем забегать вперёд. Я хочу дождаться возвращения сеньоры. А ты пойди к маме. Ей тоже хотелось бы узнать об этом побольше, — Хуан поцеловал Луису в щёку и подтолкнул.

Габриэла вернулась в столовую довольно скоро. Вид её был мрачным, угрюмым. Она молча села, помолчала, оглянувшись. Налила себе вина и целиком выпила его.

Хуан молча смотрел на неё, гадая, скажет ли ома о результатах её попытки склонить Мунталу на свою сторону.

— Это за мои грехи мне наказание божье, Хуан! — наконец произнесла убитым голосом Габриэла. — Она не хочет признать во мне свою мать.

Хуан долго смотрел себе под ноги, всё размышлял, что ответить на эти горестные слова несчастной матери. И ничего не приходило на ум.

Габриэла вновь налила фужер до краёв и тут же выпила.

— Габи, не бросайся в другую крайность, — наконец молвил Хуан. — Ты свалишься с ног. Что хорошего будет? Остановись. Чего ты ждала от Талы? Она у нас впервые почувствовала настоящую любовь к себе. Это как первая, юношеская любовь. Она самая чистая, непорочная. Её трудно затмить словами.

— Это за мои грехи! Теперь я точно это знаю. Но что же делать? Я так надеялась! Она только дёргала плечом и ни слова не ответила, узнав, что я её мама. Ей, видимо, трудно поверить, что это так.

— Учти, что те деньги, которые ты передавала для неё, шли на попойки приёмных родителей. Она это знала, говорила нам. Так что ты хочешь теперь! Ей кажется, что это тоже твоя вина.

— Боже! Сколько ошибок я совершила! Простится ли мне когда-нибудь это?

— Успокойся, Габи. Тебя уже развезло. Пойдём, я отведу тебя в комнату. У тебя ещё будет достаточно времени поразмыслить над всем, что свалилось на тебя. Вставай же!

Хуан поднял отяжелевшее тело