Мир глазами Гарпа - Джон Уинслоу Ирвинг

например, знаете, что она писала по поводу того, что ее называют феминисткой? — Роберта и Джон Вулф потрясенно переглянулись; лица у обоих посерели. — Примерно так «Я ненавижу, когда меня так называют, ведь это ярлык, который на меня навесили другие и который совершенно не соответствует ни моему отношению к мужчинам, ни тому, как и о чем я пишу!»

— Я не хочу спорить с тобой, Гарп, — сказала Роберта. — По крайней мере, сейчас. Ты прекрасно знаешь, что Дженни говорила и совсем иное. Она действительно была феминисткой, нравился ей этот ярлык или нет. Просто именно она оказалась способна указать женщинам на многие творимые против них беззакония и всегда боролась за то, чтобы женщины имели право жить так, как им хочется, имели право делать свой собственный выбор.

— Вот как? — сказал Гарп. — А может, она, по-твоему, еще и верила, что все происходящее с женщинами происходит с ними, потому что они женщины?

— Только полный идиот может верить в это, Гарп, — сказала Роберта с упреком. — Ты что же, всех нас сплошными джеймсианками считаешь?

— Пожалуйста, прекратите наконец этот дурацкий спор! — вмешался Джон Вулф.

Дженни Гарп тихонько пискнула и шлепнула Гарпа по коленке; он удивленно посмотрел на девочку — словно совсем позабыл, что на коленях у него сидит живое существо.

— Ну, в чем дело? — спросил он малышку. Но Дженни опять притихла, рассматривая что-то в широком просторе, открывавшемся из окон офиса Джона Вулфа, и видимое только ей одной.

— В котором часу состоится ваше действо? — спросил Гарп у Роберты.

— В пять.

— Мне кажется, время выбрано специально, чтобы половина нью-йоркских секретарш смогли на час раньше уйти с работы, — заметил Джон Вулф.

— Не все работающие женщины в Нью-Йорке — секретарши, — парировала Роберта.

— Но секретарши — единственные, кого будет особенно не хватать на работе как раз между четырьмя и пятью часами дня, — возразил Джон.

— О господи! — вздохнул Гарп.

Вошла Хелен и сообщила, что так и не дозвонилась до отца.

— Он, наверное, на тренировке, — предположил Гарп.

— Но борцовский сезон еще не начался, — возразила Хелен.

Гарп глянул на календарик в своих наручных часах, которые до сих пор показывали европейское время. В последний раз он переводил часы в Вене. Впрочем, Гарп знал, что тренировки по борьбе в Стиринг-скул начинаются не раньше Дня благодарения. Хелен была права.

— Когда я позвонила в офис спортзала, мне сказали, что он дома, — сказала Хелен, — а дома никто трубку не брал.

— Ничего, мы просто возьмем в Бостоне машину, и все, — сказал Гарп. — К тому же вылететь мы сможем только сегодня вечером: я должен пойти на эти чертовы похороны.

— Ничего ты не должен! — упрямо возразила Роберта.

— А если честно, тебе нельзя идти, — прибавила Хелен. Роберта и Джон Вулф снова мрачно переглянулись; Гарп же по-прежнему ничего не понимал.

— Что ты хочешь этим сказать? — обратился он к Хелен. — Что значит «нельзя»?

— Это же феминистские похороны, — пояснила Хелен. — Ты статью-то в газете прочитал или удовлетворился одним заголовком?

Гарп укоризненно взглянул на Роберту Малдун, но та смотрела на Дункана, который вытащил подзорную трубу и сверху наблюдал за Манхэттеном.

— Правда, Гарп, тебе нельзя туда идти, — призналась Роберта. — Я не стала говорить, потому что думала, тебя от самой этой идеи уже тошнит. Мне в голову не приходило, что ты захочешь туда пойти.

— Значит, мне это не разрешается? — спросил Гарп.

— Это похороны для женщин, — сказала Роберта. — Женщины любили ее, они ее и оплачут. Так нам хотелось.

— Между прочим, я тоже ее любил! — гневно сверкнул глазами Гарп. — И я — ее единственный сын! Ты имеешь в виду, что я не вправе пойти на это дурацкое представление только потому, что я мужчина?

— Зря ты называешь это «дурацким представлением», — сказала Роберта.

— А где будет «дурацкое представление»? — спросил Дункан. — И что это такое?

Дженни Гарп снова пискнула, но Гарп даже внимания не обратил, и Хелен забрала у него девочку.

— Ты хочешь сказать, что на похороны моей матери мужчины не допускаются? — спросил Гарп у Роберты.

— Это совсем не похороны, я же говорила, — сказала Роберта. — Скорее митинг — демонстрация нашего глубочайшего почтения…

— Я пойду туда, Роберта, — твердо сказал Гарп. — И мне совершенно безразлично, как это действо называется.

— О господи! — Хелен с малюткой Дженни на руках направилась к дверям. — Пойду попробую еще раз до отца дозвониться.

— Я вижу человека с одной рукой, — сообщил Дункан, глядя в подзорную трубу.

— Пожалуйста, Гарп, не ходи! — мягко попросила Роберта.

— Она права, — сказал Джон Вулф. — Я тоже хотел пойти. В конце концов, именно я напечатал главную книгу Дженни. Но мне не разрешили. Пусть поступают как хотят, Гарп. Мне кажется, Дженни одобрила бы эту идею.

— Мне это совершенно безразлично, — упрямо повторил Гарп.

— Видимо, так оно и есть, — сказала Роберта. — И это вторая причина, по какой не следует там появляться.

— Ты еще не знаешь, как некоторые представительницы женского движения восприняли твою книгу! — попытался предостеречь Гарпа Джон Вулф.

Роберта Малдун сделала страшные глаза. Гарпа и раньше обвиняли в том, что он выезжает за счет репутации своей матери и женского движения. Роберта видела рекламу «Мира глазами Бензенхавера», которую Джон Вулф выпустил сразу после гибели Дженни. Роман Гарпа черпал популярность и из этой трагедии, ведь реклама била на жалость к автору, потерявшему не только сына, «но теперь еще и мать».

К счастью, Гарп этой рекламы не видел, а Джон Вулф о ней сожалел.

«Мир глазами Бензенхавера» продавался, продавался, продавался. Долгие годы он служил предметом различных литературоведческих дискуссий, изучался в колледжах. Временами там изучали и другие книги Гарпа. Один из курсов, например, включал автобиографию Дженни Филдз, три романа Гарпа и написанную Стюартом Перси «Историю школы имени Эверетта Стиринга». Цель этого курса, видимо, состояла в том, чтобы отыскать в книгах все те факты жизни и творчества Гарпа, что могли сойти за правду.

К счастью, Гарп не узнал и об этом университетском курсе.

— А теперь я вижу человека с одной ногой! — сообщил Дункан Гарп; он, похоже, высматривал на улицах и за окнами домов Манхэттена всех калек и уродов — задача, которой хватило бы на долгие годы.

— Пожалуйста, Дункан, немедленно прекрати! — сказал ему Гарп.

— Если ты вправду хочешь пойти, Гарп, — вдруг прошептала Роберта Малдун, — тебе придется надеть женское платье!

— Если мужчине надо преодолеть столько трудностей, чтобы попасть на ваше дурацкое собрание, — рявкнул Гарп, — вы бы еще хромосомную проверку у входа устроили! — Он тут же пожалел о своих словах, увидев, как Роберта вздрогнула, словно от