Солженицын. Прощание с мифом - Александр Островский

Как мы уже знаем, тайного агента от доверенного лица в советское время отличало не только то, что сотрудничество первого с органами госбезопасности было регулярным (а не от случая к случаю), но и то, что оно закрепялось специальными документами, из которых нам известны по крайней мере два: подписка о сотрудничестве и расписка о неразглашении (32). Были ли отношения студента А. Д. Синявского с органами госбезопаности оформлены документально? Да. По словам М. В. Розановой, согласившись на сотрудничество, ее муж «дал» необходимые «подписки» и «расписки» (33).

Из этого можно сделать вывод, что он был завербован как тайный агент и история с Элен Пельтье — лишь один из эпизодов в его взаимоотношениях с органами госбезопаности. Что же касается его ареста 1965 г. и семилетнего приговора 1966 г., то это вполне могло быть расправой за двойную игру.

А затем, как явствует из опубликованных документов, КГБ попытался вернуть А. Д. Синявского в ряды своих агентов и с этой целью начал склонять его на подачу прошения о помиловании. Сам Андрей Донатович на такой шаг не решился, но его жена вступила в переговоры и достигла соглашения, на основании которого ее муж был освобожден досрочно (34).

«…Упоминание этих документов в русской печати, — пишет В. К. Буковский, — вызвало совершеннейшее бешенство госпожи Синявской. Нимало не смущаясь забавного противоречия, она тотчас — и, как всегда, безапелляционно — заявила (в „Московских новостях“), что документы: а) „украдены“, б) „подделаны“, в) что Андропов все переврал… Затем, опять же не переводя дыхания, взяла и сама опубликовала те же самые документы — вот она, дескать, „вся правда“, не украденная и не подделанная. Наконец, в длиннющей статье в „Независимой газете“, на два номера с продолжением, по целой газетной странице в каждом поведала о своих необычайных подвигах: о том, как она, умная и бесстрашная женщина, объегорила глупый и трусливый КГБ…» (35).

В начале 1992 г. покидавший пост главного редактора журнала «Континент» В. Е. Максимов перепечатал воспоминания С. Хмельницкого (36), после чего А. Д. Синявский и М. В. Розанова потребовали от редакции опровержения. Однако новый главый редактор журнала И. Виноградов предложил им на выбор: или опубликовать собственное письмо с опровержением воспоминаний С. Хмельницкого, или же подать на журнал в суд (37).

И тут как по мановению волшебной палочки вдруг появился документ, который, как считают некоторые, наконец, позволил поставить в этом вопросе точку. Он был опубликован под названием «Из журнала планирования 5-го управления КГБ СССР на 1976 г.». Вот его текст:

«С целью пресечения одного из возможных каналов проникновения противника в среду творческой интеллигенции, по ДОР (дело опреративной разработки) на выехавшего с семьей из СССР Доктора (Синявского А. Д.) продолжить мероприятия по компрометации объекта и его жены перед окружением и оставшимися в Советском Союзе связями, как лиц, поддерживающих негласные отношения в КГБ, совместно с 9-м отделом 5-го Управления осуществить мероприятия по внесению разлада между Доктором и Доном (Даниэлем Ю. М.), ранее привлекавшимся к уголовной отвественности по одному делу. Срок исполнения — в течение года. Ответственный товарищ Иванов Е. Ф.» (38).

Когда В. Е. Максимов ознакомился с выпиской из «журнала планирования 5-го управления», он принес супругам Синявским свои извинения (39). Но, откуда же так своевременно появился этот документ, который даже сейчас в архиве ФСБ должен был бы храниться как совершенно секретный? Может быть, органы госбезопасности опубликовали его официально, чтобы, наконец, внести ясность в данный вопрос? Нет, оказывается, В. Е. Максимов получил его от М. В. Розановой, а ей с мужем, «их ближайшим друзьям и нескольким московским журналистам» документ был передан «для ознакомления» «одним непоименованным сотрудником КГБ» (40).

Следовательно, ни происхождение, ни подлинность этого документа нам неизвестны. И единственная характеристика, которая применима к нему — это филькина грамота, появление которой можно рассматривать лишь как дополнительный аргумент в пользу выдвинутого и до сих пор не опровергнутого обвинения А. Д. Синявского в сотрудничестве с КГБ.

Контактировал А. И. Солженицын и с людьми, чьи связи с органами госбезопасности не вызывают сомнений. Как мы знаем, когда летом 1966 г. он решил обратиться с покаянным письмом на имя Л. И. Брежнева, его куратором оказался журналист Эрнст Генри.

Долгое время считалось, что под этим псевдонимом скрывался Семен Николаевич Ростовский. (41). И лишь совсем недавно стало известно, что Семен Николаевич Ростовский — это Леонид Аркадьевич Хентов, который родился в Витебске в 1904 г. и был сыном владельца спичечной фабрики. В начале Первой мировой войны его отец оказался в Германии и здесь был интернирован (42).

Осенью 1917 г. Э. Генри жил в Москве (43). К этому времени он уже закончил четыре класса гимназии, проявив особые успехи в иностранных языках (44). В 1918 г. после подписания Бресткого мирного договора уехал к отцу. «По заданию Коминтерна и Коммунистического интернационала молодежи (КИМа), — пишет его биограф Л. П. Петровский, — начиная с 1919 г. он вел нелегальную работу в Германии, Великобритании, Франции, Польше, Бельгии, Турции и других странах… Почти 15 лет провел в подполье Германии, находясь там с 1919 по 1933 г.» (45). Именно в Германии в 1922 г. Л. А. Хентов сменил свою фамилию и получил в советском посольстве паспорт на имя С. Н. Ростовского (46). Вступив в КПГ, входил в состав ее ЦК, сидел в Моабите, а также в тюрьмах Полицейпрезидиума и Плетцензее. После прихода Гитлера к власти, бросив архив, бежал в Англию (47). С середины 1930-х по 1951 г. работал в Лондоне в советском посольстве (48).

Был ли Генри советским разведчиком? — задается вопросом Л. П. Петровский и дает на него положительный ответ (49). По собственному признанию Э. Генри, он работал за границей под руководством Отдела внешних сношений, который представлял собою одну из самых секретных структур Коминтерна и взаимодействовал как с ОГПУ-НКВД, так и с Разведывательным Управлением Генерального штаба (50).

В печати уже давно появились сведения, что во время пребывания в Англии Э. Генри имел непосредственное отношение к знаменитой кэбриджской пятерке (А. Блант, Г. Берджес, Д. Маклин, К. Филби) (51). Долгое время он не признавал, но и не отрицал этот факт, а в 1986 г. сообщил, что в тридцатые годы участвовал в вербововке выпусников Кембриджского университета и был связан как с профессором этого университета М. Доббом, так и с его учеником Г. Берджессом (52). В 1951 г. вместе с Д. Маклиным он вынужден был покинуть Британские острова (53).

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});