История России с древнейших времен. Книга VIII. 1703 — начало 20-х годов XVIII века - Сергей Соловьев

Шафиров же в описываемое время написал «Дедикацию, или Приношение царевичу Петру Петровичу о премудрых, храбрых и великодушных делах его величества государя Петра I». В этой дедикации автор говорит: «Истину реку, что не обрящется не токмо в нынешних нашей памяти веках, но ниже в гисториях прежних веков его величеству равного, в котором бы едином толико монарху надлежащих добродетелей собрано было и который бы не во многие лета в своем государстве толь многие славные дела не токмо начал, но и от большей части в действо произвел и народ свой, который в таких делах до его государствования отчасти мало, отчасти же и ничего не был искусен, не токмо обучил, но и прославил, и, тако рещи, весьма в иное состояние, обыкновение и обхождение внутрь и почтение и знатность вне государства привел, так что, хотя пред несколько десять леты о российском народе и государстве тако в других европейских государствах рассуждали и писали, как о индейских, персидских и других народах, которые с Европою, кроме некоторого купечества, никакого сношения не имеют, тако и об оных не токмо ни в каких европейских делах, до войны и миру принадлежащих, никакой рефлексии и рассуждения не имели, но и в число европейских народов мало причитали: тако ныне никакое дело ниже в отдаленных краях европейских не чинится, к которому б или о его царского величества приязни и союзе не старались или осторожности и опасности в противности от оного себе не имели, и, что удивительнее всего, что все те великие дела помянутое его величество начал и даже до сего времени произвел токмо единым своим от бога дарованным талантом, охотно, высоким разумом и неусыпными трудами и старанием безо всякой науки или к тому понуждения и от кого-либо побуждения». Описав подвиги и учреждения Петровы, Шафиров говорит: «И како может мое слабое и неискусное перо то описать и по достоинству прославить, чтобы и славному в краснословцах Цицерону, и премудрому в филозофех Аристотелю, и великому в политиках Корнелию Тациту, и славным историкам Квинту Курцию и Титу Ливию не без трудности учинить возможно было. О счастлива и благополучна еси Россия, имея такого преславного монарха, и должна еси призывати вышнего, да приумножит дней живота его преизобильно, даже и до лет Несторовых, дабы за его премудрым государствованием все сии от его величества начатые и учрежденные дела укоренилися и доброе основание получить могли, а наипаче дабы вы, о всемилостивейший, пресветлейший государь царевич, яко надежда предбудущих России благополучий, аки орличище от орла престарела и высокопаряща, обучитися могли в солнце смотрети, т.е. славным делам его от него и прикладу его обучитися и потом подражати. Имеем на всевышнего бога надежду, что подаст к тому свое благословение, ибо не туне он ваше высочество к наследствию таких великих и пространных государств определил. Ни един монарх от высочайшей фамилии вашей не был на престоле, который бы коего плода к пользе государственной не принес. Царь Михаил Федорович уже к самой погибели приведенное государство восставил. Алексей Михайлович возобновил славу Российского государства добрым учреждением воинским, ибо многие было регулярные полки по чужестранному обычаю учредил и оными купно с другими нерегулярными войски своими отмстил тогда клятвенным неприятелям российским, полякам и литве, и возвратил наследные предков своих от России отторгнутые провинции. Царь Федор Алексеевич, хотя и весьма слабой комплексии и худого здравия был, однако ж славы родителя своего и попечения о пользе государства не упустил, но, елико силы его и здравие и краткость времени допустили, во введении лучших и с чужестранными народы сходных обыкностей, во учреждении некоторых изрядных зданий и в премене древней и неудобной одежды рачение свое о государственной пользе показал». Петр знал историю лучше Шафирова и потому здесь приписал своею рукою о царе Феодоре: «Паче же зело жестокой и вредительной обычай в разрядных случаях (местничество), которой как закон почитали, пременил».

Возможность для людей, слывших знающими, забыть или не знать, что царь Феодор Алексеевич уничтожил местничество, должна была побуждать Петра заботиться о доставлении русским людям средств знать свою историю. В 1716 году Мусин-Пушкин писал Поликарпову: «История твоя и лексикон хотя и не очень благоугодны были, но чрез старание и прошение мое ныне царское величество изволил приказать за оные твои труды выдать тебе с Печатного двора двести рублев; да исправляй немедленно посланную прежде к вам книжку географию». Поликарпов не умел как следует исполнить своей задачи, и Петр обратился к другому средству. В январе 1719 года Головкин писал Макарову: «По его, царского величества, повелению посылаю Краткий летописец или выписку о житии великих князей российских до государствования царя Ивана Васильевича, которая делана по указу его царского величества у нас в канцелярии из книги большой, зовомой Степенной, и обретающиеся в той книге многие излишества, которые к сей гистории не приличны, выпущены; но что надлежит к житию великих князей, то все в ту выписку внесено». В декабре 1720 года Петр велел «во всех монастырях, обретающихся в Российском государстве, осмотреть и забрать древние жалованные грамоты и другие курьезные письма оригинальные, также книги исторические, рукописные и печатные, какие где потребные к известию найдутся».

Мы видели, что Петр сослался на «славного» Пуфендорфа; в 1718 году вышло из печати «Введение в историю европейскую, чрез Самуила Пуфендорфия на немецком языке сложенное». На русский эта книга была переведена иеромонахом Гавриилом Бужинским с латинского. Для переводчиков описываемого времени был важен вопрос о языке, на который должны были они переводить: переводить ли на книжный, славяно-церковный, или разговорный язык? Петр требовал последнего, но привычка тянула к книжному языку. При решении этого вопроса, разумеется, сильное влияние должен был оказать лексикон, и Мусин-Пушкин писал Поликарпову: «Федор Поликарпов! По имянному царского величества указу присланы от его величества два лексикона, один с латинского на французский язык, другой с латинского на голландский; и велено из оных сделать один лексикон и под латинские речи подвесть словенские слова; и оные книги посылаю к тебе при сем письме с нарочным, того ради оные лексиконы объяви как отцу Лопатинскому, так и прочим учителям, дабы в сем деле приложили тщание, понеже сие нужно есть его величеству, за что ты примешь милость и за труд воздаяние немалое, для чего с оными книгами посылаю к тебе и твои лексиконы ради лучшего исправления, а по окончании оного дела с тем же лексиконом сделайте лексикон же из словенского языка на латинской по алфавиту; при сем же посылаю к тебе и географию переводу твоего, которая за неискусством либо каким переведена гораздо плохо, того ради исправь хорошенько, не высокими словами словенскими, но простым русским языком, тако ж и лексиконы. Со всем усердием явися и высоких слов славенских класть не надобеть, но Посольского приказу употреби слова». По смерти царевны Натальи Алексеевны у ней найдено было 76 печатных книг светского содержания: Гронограф, Триумф польской музы, Персональник немецкий с переводом, рисунки разных государств городам, о Полтавской баталии, об Александре Македонском, Грамматика, об освобождении Ливонии торжество, История троянская, Тестамент Василия, царя греческого, и проч. Сверх того, после царевны осталось несколько рукописей и между ними разные театральные пьесы, письма государыни царевны; означена также: связка синоксов разных комедий, сказка про королевишну Резону и проч.

Петр знал, что кроме книг для науки нужны и собрания естественных предметов, редкостей и древностей, и потому в феврале 1718 года издал указ: «Понеже известно есть, что како в человеческой породе, так и в зверской и в птичьей случается, что родятся монстра, т.е. уроды, которые всегда во всех государствах сбираются для диковинки, чего для пред несколькими летами уже указ сказан, чтоб такие приносили, обещая платеж за оные, которых несколько уже и принесено. Однако ж в таком великом государстве может более быть; но таят невежды, чая, что такие уроды родятся от действа дьявольского, чрез ведовство и порчу; чему быть невозможно, ибо един творец всея твари бог, а не дьявол, которому ни над каким созданием власти нет, но от повреждения внутреннего и проч. Также, ежели кто найдет в земле или в воде какие старые вещи, а именно: каменья необыкновенные, кости человеческие или скотские, рыбьи или птичьи, не такие, какие у нас ныне есть, или и такие, да зело велики или малы перед обыкновенным, также какие старые подписи на каменьях, железе или меди или какое старое и ныне необыкновенное ружье, посуду и прочее все, что зело старо и необыкновенно, тако ж бы приносили, за что давана будет довольная дача».

Петр хлопотал о переводе географических книг на русский язык, но относительно географии русской иностранными сочинениями пробавляться было нельзя; надобно было самим русским изучать ее и для себя, и для других. В конце 1720 года отправлены были ученики петербургских школ для сочинения ландкарт; но еще прежде, в январе 1719 года, дана была инструкция геодезистам Евреинову и Лужину, которые отправлялись для описания мест около Камчатки и для разрешения вопроса, соединяется ли северо-восточная Азия с Америкою? Первое внушение о важности этого вопроса приписывается Лейбницу, который до конца своей жизни не переставал переписываться с царем. В январе 1715 года он писал Петру, что несколько занялся историею скифских народов, подвластных русскому монарху, и вывел заключение, что гунны говорили сарматским или русским языком, будучи одного племени с сарматским или славянским народом, а не с венграми, как многие думают; что король гуннов, великий Аттила, властвовал от Каспийского до Балтийского моря, как и царское величество; что он, Лейбниц, нашел в одной старой греческой книге описание посольства, отправленного одним византийским императором к Аттиле; из этого описания видно, что Аттила был разумный и воздержный государь, который подарил жизнь людям, умышлявшим известь его тайным убийством. Лейбниц выражает надежду, что преславные победы царя поведут к миру и дадут Петру время привести у себя в цветущее состояние знания и искусства