Ларец - Елена Чудинова

«Умягчение злых сердец», — с трудом разобрала убористую надпись Нелли. Ей показалось, что уж где-то видала она такую икону, быть может — в одном из каменных снов? Во всяком случае, больше всего ей нравится, что икона эта — с мечами.

Нелли неловко, по-мальчишески, преклонила одно колено.

— Богородице Дево, — прошептала она и остановилась, поняв вдруг, что молитвы не помнит. С «Отче наш», сдается, тож не вполне благополучно. Единственною молитвой, слова коей вертелись в голове, был стишок, который заставляла годика в три повторять перед сном Елизавета Федоровна:

Мне пора уже ко сну,Крепко глазоньки сомкну.Боже, свет Твоих очейНад кроваткой будь моей!

Экой стыд! Неужто впрямь так плачевно? Но вроде был учил с нею отец Паисий и «Богородицу» и «Верую»… Слова молитв знакомы, но сама она, выходит, их не скажет без подсказки. И то признаться, все последние годы Нелли разве успевала скороговоркою прошептать перед сном: «Господи, благослови маменьку и папеньку», да и то не всякий раз.

Получалось, что дело плохо.

— Господи, Иисусе Христе и Богородица, — твердо проговорила Нелли, вглядываясь в темный строгий лик. — Простите меня все, что я, оказывается, не умею молиться, и не сердитесь на тех, кто меня не научил. Верно, худо, когда детей не учат молиться не дурные люди, а хорошие. Что ж поделать, коли в такое время я живу. Я не хочу быть беззащитна, я молитвы выучу теперь. А Ты, Пресвятая Дева, дай мне под сенью всех шести Твоих мечей силы, чтоб одолеть гадкого Венедиктова. Аминь!

Нелли вскочила на ноги: ей было весело. Теперь знала она, что сможет без слез проехать мимо Замка Духов, хотя ей, скорей всего, не взобраться больше на него никогда по осыпающимся под ногами голубым камням. Спокойно простится она с гордою Ариной и ни капельки не уронит своей фамилии — хоть она, Нелли, и не из Рюриковичей, но быть в родстве с матерью царевича Георгия дорогого стоит.

Отговорившись предстоящей поутру дальнею дорогой, Нелли рано улеглась спать и как ни странно в самом деле быстро уснула. Во сне ей приснилась Катя, бегущая по заливному лугу навстречу Роху. Ржанье коня было как раскаты грома. Луг медно озаряло заходящее солнце, и Катя, спотыкаясь, что-то делала на бегу со своими волосами.

Еще нянька Матреша, нянчившая Нелли до мадам Рампон, давным-давно рассказывала ей про особые сны, что бегают с явью наперегонки. Обыкновенно снятся они за несколько дней до какой-то встречи, иногда вовсе и неважной. Сны те отличны от вещих. Вещий сон всегда важен, и он скорей подсказка, чем рассказ. Так, привидится человеку, что на кого напустился коршун, и ну клевать в сердце. А вскоре у приснившегося сердечная болезнь приключится. Коршун тут аллегория болезни, как смекнула Нелли позже, поскольку нянька Матреша таких слов, как аллегория, понятное дело, не знала. В вещие сны Нелли верила, а в сны-перегонки нет. Так, семейное преданье доносило, как бабушка Екатерина Панфиловна увидала однажды, что стряпуха, испугавшись осы, опрокинет таз вишневого варенья с огня, да изрядно ошпарится. Бабушка посмеялась, а вскоре так оно и вышло, даже от осы стряпуха отбивалась, как во сне, деревянною ложкой. Ну разве бывают такие глупые чудеса?

Однако через два дни Нелли, изрядно утомленная переходом по пещерам и пешей дорогою, встала как вкопанная, когда Катя, дико вскрикнувши, бросилась бежать напрямик по траве. В ответ на ее вскрик громко, оглушительно громко заржал вороной жеребец. Катя пустилась быстрее, и ноги ее запутала высокая трава, вот она упала было, поднялась, на бегу запустила руку в косу, теребя ленту. Лента исчезла в траве, и Катя тряхнула освобожденными волосами.

— А Катька-то оказывается… Катька-то… — изумленно выдохнула Параша.

Никогда б Нелли не подумала, что волосы подруги, всегда натуго стянутые в косу, кудрявы. Не просто кудрявы — копна черных крупных локонов, изогнутых с прихотливою природною грацией, какой никогда не придаст волосам куафер, решительно изменила весь облик девочки, превратив ее в яркую красавицу.

А Катя была уж в двух шагах от Роха, вскинувшегося на дыбы, и, не дожидаясь, покуда он опустится наземь передними ногами, скользнула меж его копытами, словно девочка и конь танцовали вместе причудливой дикой танец. Порыв ветра подхватил гриву жеребца и волосы девочки, на мгновенье спутав их в единое черное трепещущее крыло.

В следующее мгновенье конь стоял уже на четырех ногах, а Катя сидела на нем без седла и стремян. Позабывши о друзьях, девочка присвистнула, ударила ногами и умчалась вперед.

Ойрот-пастух одобрительно зацокал языком. Можно было уж и Нелли искать в табуне Нарда.

Белая Крепость осталась за Катунью.

Глава XXXVI

Добыть в Барнауле пристойной рессорной кареты не удалось: до Перми пришлось ехать в тарантасе, хоть один вид чудовищных шестов, к коим крепились и кузов и колеса, кинул Нелли в дрожь.

— Верно, у феи поломался волшебный жезл, и тыква оборотилась каретою не до конца, — хохотал Роскоф.

И наверное кузов был тыква тыквой, выдолбленной изнутри. Сидений вовсе не было — предполагалось, верно, столько клади, что на ней и устраивайся. Быть может, для помещиков, что любят ехать не спеша и все свое везут с собой (сей перифразой из греческого любомудра Бианта развлекался уже отец Модест), то было скорей достоинство, чем неудобство, но сидеть на полу все ж не хотелось. В конце концов было куплено несколько больших ивовых корзин, с грехом пополам заменивших сиденья.

Такая езда изрядно растрясала бока, так что Нелли несказанно радовалась вновь обретенному Нарду еще и потому, что верховая езда казалась в сравненьи с этим мучением сущим отдыхом. Катя же почти не покидала спины Роха. Что до мужчин, то им приходилось чередоваться — лошадь отца Модеста пала на ойротском пастбище.

В Перми с ненавистным рыдваном наконец распрощались, и сие событие было самым существенным в их пути. Одетые майской зеленью поселки и города мелькали в окнах, дурные постоялые дворы сменялись хорошими гостиницами, а затем наоборот, но весь этот привычный мир казался Нелли нереальным, как сновидение.

Поначалу трудно было от многого отвыкнуть и ко многому привыкнуть. К примеру, деньги. В несколько месяцев, проведенных за Катунью, Нелли безусловно приучилась выходить из дому только имея в кармане огниво с трутом, а также нож. Кошелек же вскоре завалился в ларь среди вещей меньше чем необходимых. Обитатели Крепости, понятное дело, жили не в какой-нибудь гадкой Утопии — знали и деньги, и счет им, но в руки брали по необходимости особо — ради вылазки «в Россию» либо поездок за покупками в Китай. Нелли же просидела конец зимы и всю весну безвылазно в заповедном крае и теперь уж не один раз оказывалась в конфузе, посещая торговые лавки. Сперва она приказывала завернуть ей полотняных платков либо бутылку кёльнской воды, а затем уж лезла за кошельком. Лавочники начинали браниться, предположивши ребяческие шалости. А чем отговоришься? «Прошу, мол, прощенья, но там, где я долго прожил, нету ни денег, ни магазинов»? Хорошенькое дело!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});