Король и Королева Мечей - Том Арден

— Что за вспышка? — спросил Раджал.

— Я не видел. Но один крестьянин сказал мне, что она была зеленая. Что было ослепительное зеленое сияние, озарившее небо и землю. Бедный крестьянин ослеп. Эта вспышка была последним, что он увидел.

— Этот алхимик, — проговорил Джем. — Кто он такой? Хэл опустил глаза. Он мог бы улыбнуться, но сейчас было не до улыбок.

— Вот тут, Джем, все как раз и сходится.

— Сходится?

— Это еще один кусочек в головоломке. Понимаешь, его называют лавочником. Рэкским лавочником.

Джем смутился. Лавочник? Настоящий, тот самый, из истории, которую рассказывал Дольм? Или это просто какое-то странное прозвище?

— Но Дольм, — пробормотал Джем, — ничего про это не говорил... в своей истории. Там все по-другому.

Хэл все же позволил себе улыбнуться.

— В историях, как и во снах, всегда многое напутано. В историях реальность преломляется, как свет, проходя сквозь листву. Это неизбежно. Даже самые простые истории парадоксальны. Такова их природа, ибо что такое история, как не вымысел ради истины?

Джем опустил глаза.

— Ослепительная вспышка? — задумчиво проговорил Раджал. — Вы это задумали? Это должно произойти вновь?

— Это единственный выход, — отозвался Хэл.

— Нет... — еле слышно вымолвил Джем.

— Джем, не забывай о знаке!

Джем закрыл лицо ладонями.

В башне было пусто. Полти долго стучал в дверь кулаком, потом в отчаянии ударил ногой, но ничего не добился — только ногу ушиб. Хромая и ругаясь, он обошел башню в поисках какого-нибудь другого входа. Он сам не понимал, зачем это делает, почему верит, что там, наверху, его с замиранием сердца ждет прекрасная девственница.

Ужасное отчаяние охватило Полти. Он был готов кричать и биться головой оземь. Как ему хотелось еще выпить! Всю дорогу до Олтби он только и думал о том, как доберется до башни, как поднимется наверх, где горит мягкий золотой свет, как будет пить прекрасное вино из кладовой Дольма. Потом — музыка, смех, невинные шалости. Ланда стыдливо опустит глаза, покраснеет, когда он подведет пальцы под ее подбородок, но он будет ловить на себе ее взгляд в те мгновения, когда она будет думать, что он на нее не смотрит. А он, как бы между прочим, обмолвится о том, что получил дворянский титул, и тогда Дольм ахнет от восторга, и даже старуха ахнет. Они поклонятся ему и благословят этот день — благословят так, словно замок стал таким, каким был прежде, словно приехал новый господин, овеянный славой. Старуха поспешит прочь, чтобы застелить ложе лучшими простынями. А когда придет время для совершения прекрасного жертвоприношения, старики встанут рядом с ложем и будут заливаться слезами счастья и думать только о том, что, будь у них сотня дочерей, они бы с радостью предложили этому благородному господину их всех, лишь бы именно он лишил их девственности.

Горькие слезы жгли Полти глаза. Как он мечтал об этой нежной сцене! Как стремился к этой любящей семье! Да, он к ним стремился, а они его предали! Сжав кулаки, он бросился через лес напролом. Если он сейчас встретит девушку, он будет беспощаден. Он был готов подарить ей всю свою любовь, он мечтал о том, как будет ласкать ее и медленно раздевать, но теперь она сама себя лишила всего этого. Полти казалось, будто она взяла его лучшие чувства, посмеялась над ними и растоптала. Он думал только о том, что если встретит девушку сейчас, то швырнет ее наземь и грубо удовлетворит свою похоть.

Не разбирая дороги, брел Полти по лесу и, в конце концов, не заметив вставшего на его пути дерева, налетел на него. Он ухватился за ствол, прижался к шершавой коре. Было темно, хоть глаз выколи, и очень тихо. Только со стороны аджльских полей доносились звуки приготовления к сражению. Полти смутно помнил о том, что предстоит сражение. Менее смутно он понимал, что его военной карьере конец. Он попробовал задуматься. Но о чем он мог думать? Возвращаться в казармы теперь было ни к чему. Нужно было каким-то образом вернуться в Эджландию. Найти эту сучку Кату, найти и заставить ее выйти за него замуж. Да. Только так. Как только у него будет Ката, всем его бедам конец. Никто не посмеет и пальцем тронуть дворянина. Его военная карьера, закончившаяся столь бесславно, будет скоро забыта. Да, ему была нужна только Ката, будь она проклята!

Полти прислонился к дереву спиной, задышал глубже, медленнее. Он слышал стуки и лязг железа, доносившиеся со стороны города. Он выпрямился, отер с глаз слезы. И тут он услышал другой звук, намного ближе. Этот звук пробирался сквозь темные лабиринты леса.

Полти снова напрягся. Что бы это могло быть такое?

ГЛАВА 67

В ОБЪЯТИЯХ ВИЧИ

Дзади продолжал наигрывать на скрипке. Бэндо негромко запел. Голос у него был грубоватый, однако, не лишенный своеобразного очарования. В припевах отцу подпевали Рэггл и Тэггл, и их тоненькие голосочки оплетали отцовский, словно тонкие лозы — могучий ствол.

Помню, в детстве моем мир был светел и мил,Все так радостно было и ясно.Кто поверил бы, что будет так не всегдаБеззаботно, светло и прекрасно?Солнце теплое нас согревало тогдаЦелый день, целый день напролет...

— Как только он может петь? — прошептал Морвен. — Разве он не знает, что означает предстоящая битва?

Крам шепнул в ответ:

— Он — зензанец.

— Вот-вот. Их всех изрубят на куски.

Странный путник мне встретился как-то в лесу,Был в зеленый камзол он одет.Он с собой меня звал, обещал чудеса,Но не радость моих детских лет.Где ты, солнце, что нас согревало тогдаЦелый день, целый день напролет...

— Морви?

— Крам?

— Я про это сражение. Хорошо, что нас взяли в плен, верно? Иначе нам пришлось бы сражаться.

— Крам?

— А?

— Ты что, трус?

— Умирать неохота, Морви. Глупо это — помирать.

На дороге мне путник попался другой.Он прекрасные сны продавал.И камзол был на нем золотой, золотой.Я поверил ему, но он мне не далТого солнца, что в детстве светило моемЦелый день, целый день напролет...

— Крам?

— Морви?

— Ты прав. Ведь мы вовсе не синемундирники, правда? В сердце, по-настоящему. Поначалу я подумал, что мы попали в шайку самых обычных разбойников, но теперь я вижу, что их дело благородно, а вовсе не наше.

— Ты чего болтаешь? Я же сказал только, что помирать мне неохота, Морви.

— Не хочется умирать? Но, Крам, разве есть что-либо благороднее, чем отдать свою жизнь... за свободу?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});