Терновая цепь - Кассандра Клэр

– двор Института. Она увидела Анну, которая с трудом удерживала Кристофера. Кристофер дергался и извивался в ее руках, как будто хотел отползти от невидимого монстра, вонзившего зубы в его плечо. В руке у Анны поблескивало стило; она торопливо наносила на кожу брата иратце, одну за другой, но целительные руны мгновенно исчезали, растворялись, подобно чайной ложке чернил, вылитой в океан.

У ног Анны лежал тот самый кинжал с перламутровой рукоятью, который бросила Татьяна. Кровь пузырилась на лезвии, смешивалась с ядом и становилась черной. Корделии хотелось кричать, отчаянно звать Анну, но она знала, что никто ее не услышит. И когда судороги Кристофера прекратились, когда он вздохнул, вытянулся и застыл, бессмысленно глядя в грозовое небо, Корделия сказала себе, что не смогла бы ничего сделать, не смогла бы его спасти. Анна ссутулилась, опустила голову, и Корделия поняла, что он умер.

Девушке показалось, что ее ударили в солнечное сплетение, и ей стало нечем дышать. Воля к борьбе покинула ее. Корделия думала о Кристофере, о его доброте и милосердии, о том, как он улыбался, когда вел ее через Безмолвный город в камеру Грейс. Она повернулась к Татьяне, и ледяной меч сверкнул в ее руке. В этот момент для нее не имело значения, что меч – не Кортана. В ее руке было оружие, и одним уверенным, стремительным движением она перерезала Татьяне горло.

В ушах у нее зашумело. Корделия не могла думать, не могла говорить, могла лишь смотреть, как кровь хлещет на мостовую. Жертва издала булькающий звук и упала на колени, пытаясь зажать рану.

Лилит смеялась.

– Как же ей не повезло: ты отказалась взять в руки Кортану, – произнесла она, поддав носком туфли содрогающееся в конвульсиях тело. – Ты могла бы спасти ей жизнь. Оружие паладина обладает способностью заживлять смертельные раны.

– Что? – прошептала Корделия.

– Ты меня слышала, – отрезала Лилит. – И, несомненно, читала об этом в ваших легендах. Меч паладина может не только убивать, но и возвращать к жизни. Но ты бы все равно не стала спасать ее, верно? Ты не настолько милосердна.

Корделия попыталась представить себе, как она подходит к Татьяне, каким-то образом исцеляет старуху, которая всю свою жизнь лишь причиняла людям боль, а под конец стала пособницей демона. Без Кортаны она не могла спасти умирающую, но могла бы присесть рядом с ней, произнести какие-то утешительные слова, чтобы Татьяна не была одна в свои последние минуты на земле. Корделия собралась сделать шаг, но в этот миг Татьяна рухнула лицом в снег, и ее тело охватило пламя. Девушка застыла на месте. Огонь стремительно пожирал одежду, плоть, кости. Над трупом поднимался ядовитый дым, отвратительно пахло горелым мясом.

– Ну и ну, – поцокала языком Лилит. – Быстрота и решительность – отличные качества для паладина. – Она рассмеялась. – Однако тебе следует быть смелее, моя дорогая. Без Кортаны ты лишь наполовину тот воин, каким могла бы стать. Не страшись своей судьбы. Прими ее.

В следующее мгновение ее фигура видоизменилась, мелькнули расправленные крылья, и сова взмыла к ночному небу, оставив Корделию в ужасе смотреть на содеянное. Ветер закружил пепел Татьяны Блэкторн, крошечные черные смерчи заплясали по переулку. Через минуту они рассеялись и исчезли навсегда. Меч выскользнул из пальцев девушки, зазвенел о камни и растаял. Ее сердце стучало гулко и тяжело, как колокол во время заупокойной службы.

* * *

Корделия бежала. Но на этот раз по ее лицу текли слезы. Она плакала о Кристофере, о судьбе Лондона. О Татьяне. О себе.

Туман сгущался, и видимость ухудшилась. Из белесой мглы выступали фонарные столбы и смутные очертания экипажей, застрявших на проезжей части. Корделия видела и другие силуэты, какие-то движущиеся тени; они то появлялись из тумана, то исчезали. Простые, блуждавшие без определенной цели? Или враги? Ей показалось, что она заметила мелькнувший подол белой рясы, но когда девушка бросилась к загадочной фигуре, та скрылась во мраке.

Корделия твердо знала одно: ей необходимо вернуться в Институт. Снова и снова она представляла себе неподвижное тело Кристофера; ей казалось, что она видит перед собой его бледное лицо, остекленевшие глаза. Распахнув ворота, она вздрогнула от неожиданности. Во дворе никого не было.

Все говорило о том, что здесь произошло сражение: снег был истоптан, забрызган кровью, повсюду валялось оружие и острые куски посохов Стражей. Когда Корделия вошла в собор, ее встретило безмолвие. Как в могиле.

Только сейчас она поняла, как сильно замерзла. Очутившись в теплом холле Института, она не смогла справиться с дрожью – как будто ее тело внезапно получило разрешение чувствовать холод. Корделия сразу направилась в Святилище. Двери были открыты. Просторная комната с высоким потолком походила на черную пасть гигантского зверя.

Внутри тоже царило молчание. Молчание и горе, которое казалось осязаемым, живым.

Корделия вспомнила ту страшную залу в Безмолвном городе, где на смертном одре лежало тело ее отца. Люси говорила, что никто так и не убрал принадлежности погребального ритуала Джесса; и действительно, посередине комнаты, на столе, она увидела Кристофера со скрещенными на груди руками. Кто-то закрыл умершему глаза и положил рядом аккуратно сложенные очки, как будто Кристофер в любой момент мог проснуться и начать шарить вокруг, удивляясь, куда они могли подеваться.

Вокруг смертного одра стояли на коленях друзья. Джеймс, Люси, Мэтью, Анна, Ари, Джесс. Анна осторожно поглаживала холодную щеку брата. Корделия не видела ни Алистера, ни Томаса, и ей на мгновение стало страшно. До этого она испытывала эгоистическую радость оттого, что Алистера не было в Институте во время сражения. Но теперь, побывав в городе, она начала беспокоиться. Может быть, они заблудились в этом необычном тумане? Или, хуже того, столкнулись с хищными тварями, которые прятались за белой завесой?

Войдя в Святилище, она заметила Грейс, сидевшую в углу в одиночестве. Она по-прежнему была босиком, ее ноги были изрезаны, окровавлены; девушка прижалась спиной к стене и спрятала лицо в ладонях.

Джеймс услышал шаги жены и поднялся на ноги, опираясь на плечо Мэтью. Корделия с болью в сердце увидела, что его взгляд изменился. Изменился навсегда. Он потерял того, кого любил, и оттого сам казался потерянным, как маленький мальчик.

Забыв об остальных, она протянула к нему руки. Джеймс шагнул к ней, крепко прижал к груди. Он долго стоял, обняв жену, спрятав лицо в ее распущенных волосах, влажных от растаявшего снега.

– Маргаритка, – прошептал он. – Ты жива, ты не ранена. Я так волновался за тебя… когда ты убежала… – Он сделал глубокий вдох. – Татьяна. Она ушла?

– Нет, –