Дарители - Мария Барышева

— Инна, мы уже много раз это обсуждали, — заметил он с легким раздражением. — Так уж получилось, что я сегодня туда никак не попадаю. Ты — мой представитель, ты обязана там быть. От тебя же не требуется слушать, о чем там будут говорить — это все я и так знаю наизусть. Посидишь с умным видом, вручишь чек, тебе подарят какую-нибудь ерунду — и все.

Баскаков поправил пиджак, недовольно покосившись на жену. Как правило, Инна никогда не возражала — ни в плане одежды, ни в плане того, где ей следовало находиться — идеал послушной жены. А сегодня с самого утра все не по ней. С чего бы еще спрашивается — живет, как у Христа за пазухой, не делает ни хрена, только и приходится, что иногда съездить куда-нибудь в качестве важного гостя. Обычно они ездили вдвоем, но сегодня так уж получалось, что намечено было несколько мероприятий, и на все он никак не успевал. Поэтому на отчетное заседание социального центра реабилитации детей с ограниченными умственными возможностями Инна должна была отправиться одна, в то время как ему предстояли переговоры с иранцами, проверка подготовки к ежегодному конкурсу на звание «Лучшее предприятие города» и открытие юбилейной выставки известного волжанского скульптора Антона Назарова, спонсором которой он являлся. Инна освободится как раз к открытию выставки, и там они уже будут вдвоем. А потом предстоял полуделовой ужин в «Золотой орхидее» — название, конечно, по мнению Баскакова, пошлое, но ресторан хороший.

Виктор Валентинович хмуро оглядел себя в зеркало. С июня он заметно похудел, и гардероб пришлось менять. Утратив часть сытой, холеной вальяжности, он приобрел взамен некую нервозность человека, который постоянно всюду опаздывает. Никто не осмелился бы сказать ему вслух, что его дела с некоторых пор заметно ухудшились, но Баскаков, как человек вполне рациональный, прекрасно это сознавал. Губернаторский пост уже вполне реально проходил мимо, сорвались несколько крупных выгодных сделок, и в целом империя дала пока еще небольшую, но вполне заметную трещину. Удерживать все стало намного труднее. Кроме того, он лишился двух своих самых лучших людей, и нынешние пока что не шли с ними ни в какое сравнение. Слещицкий гниет в крымской земле, а свихнувшийся Схимник исчез неизвестно куда. Да еще черт знает сколько «рядовых» ушло в расход, в связи с чем возникло черт знает сколько проблем, уладить которые стоило Баскакову большого труда! Кто бы мог подумать, что на этой невинной и простейшей, казалось бы, затее он потеряет столько народу?! Если бы только он в свое время прислушался к Сканеру!.. Не верю, значит не существует… Дурак! И подумать только — две бабы! Две чертовы гнусные шлюхи! Попадись они сейчас в его руки, он бы самолично порвал бы их в клочья, даже если бы весь Волжанск стоял вокруг и смотрел! Но попасться они могли только случайно. Баскаков давно прекратил поиски — он не мог больше позволить себе такой роскоши даже ради дела, а уж ради мести и подавно. А ведь подумать только — какие открывались возможности! Но теперь остался только Литератор, несмотря на все прогнозы врачей оказавшийся на удивление живучим. Правда, толку от него уже почти не было, и за все это время к его услугам удалось прибегнуть только два раза. В последнюю неделю он даже почти не сидел за своим любимым компьютером и не прочитал ни одной книги — большую часть суток Литератор проводил на своей огромной кровати, шипя от боли, которую уже не снимали никакие лекарства. Гуманней всего было бы отправить его на тот свет, и это понимал не только Баскаков, но и сам Литератор — но когда во время посещений Виктора Валентиновича ему удавалось добираться до клавиатуры, он дрожащими пальцами выбивал: «Никакой эвтаназии! Хочу сам! Пусть все остается, как есть. Пожалуйста». И Баксаков пока позволял всему идти своим чередом. В конце концов, Литератор это заслужил.

— … Виктор!

— Что? — он взглянул на жену.

— Ты не слышал, что я сказала?

— Нет, повтори.

— Я говорю, нельзя ли заменить тех дегенератов, которых ты все время со мной посылаешь? Они, конечно, своим внешним видом кого хочешь отпугнут, но меня и саму от них в дрожь бросает. Кроме того, они совершенно не умеют себя вести. Неужели нельзя было найти кого-нибудь с человеческим лицом? Зачем ты уволил того поляка, который раньше со мной иногда ездил? Симпатичный мальчик, интеллигентный, одевался хорошо. Нельзя ли его вернуть?

Баскаков хмыкнул. Инне не обязательно было знать, что «симпатичный мальчик», укокошивший за свою интеллигентную жизнь не один десяток людей, давно превратился в удобрения.

— Раз я его уволил, значит так было надо. И это не обсуждается. Сколько раз уже можно к этому возвращаться?!

Инна недовольно пожала плечами, доставая из сейфа драгоценности и выбирая несколько дорогих, но неброских колец, подходящих к сегодняшнему мероприятию.

— Может, в таком случае, я хотя бы иногда буду обходиться шофером? Не обязательно каждый раз посылать со мной армейский взвод!

— Вот Колька Бурцев в свое время на подобную просьбу своей жены согласился сдуру, — назидательно заметил Виктор Валентинович. — Тебе напомнить, сколько Бурцев тогда заплатил? И как ее вместе с дочерью потом несколько дней по всему Волжанску по частям собирали? Ты, Инна, на рожи их не смотри. Дело знают — и ладно. Соня чем занимается?

— Имя свое оправдывает, — Инна протянула руку к пульту дистанционного управления и сделала музыку потише.

— В смысле?

— Спит.

— Опять?! Слушай, Инна, а не много ли она стала спать в последнее время? — обеспокоенно спросил Баскаков. — Может, ее врачу показать? Может, у нее малокровие какое-нибудь или с давлением что-то?

— С чего бы? Нет, ну, конечно, следует, хотя ты представляешь, какой поднимется визг?

— Да кто ее спрашивать будет?! — Баскаков, нахмурившись, пошел к двери.

— Она совсем обленилась за эту неделю, — громко сказала Инна ему вслед. — Все забросила — даже компьютер. Даже на дискотеки ходить перестала. Ты бы заметил это и раньше, если бы почаще бывал дома!

Баскаков удивленно посмотрел на нее, но ничего не сказал и прошел в комнату дочери. Соня, одетая, спала на застеленной кровати, приоткрыв рот и забросив одну руку за голову. Русые волосы, давно не мытые, сбились в малопривлекательный ком, и взгляд Виктора Валентиновича, внимательно обежавший дочь снизу доверху, подметил разводы грязи на шее и черноту под ногтями с облезшим лаком. Кожа на лице была нездорового бледного цвета, щеки заметно округлились, и только теперь он заметил, что Соня пополнела, а когда наклонился, чтобы разбудить ее, то в нос ему пахнуло тухловатым запахом немытого тела.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});