Дневник из преисподней - Ирина Гордеева

падала с ее стен и в краткий миг перед тем, как умереть, осознавала, что умираю в одиночестве, никого не любя, без семьи и детей.

Я ползла по снежным сугробам в белом маскировочном халате, и мой отряд обнаруживал враг, и я убивала врагов, прикрывая отступление основных сил, а потом погибала и моя кровь заливала белый снег — последнее, что я видела перед тем, как погрузиться во тьму.

Я хватала свою шпагу под тревожный свисток боцмана и неслась на палубу вместе с остальными членами команды, и видела черные паруса и черные флаги приближавшегося корабля. И судно брали на абордаж, и смерть носилась по вантам, а в голове билась одна единственная мысль — не сдаваться живой.

Я гналась за убийцей по темным улицам старого города и меня подгоняла боль, потому что я видела обескровленное тело юной девушки и ее кровь на камнях мостовой, и не было в моем сердце пощады к ее убийце, как не было и жажды правосудия, ибо справедливой казалась лишь его смерть.

Мои жизни, прожитые когда-то, поднимались с самого дна самого глубого колодца, откуда нет возврата. Но они поднимались, и утерянные навсегда воспоминания возвращались ко мне, словно преследовали определенную цель. И когда я наконец-то очнулась, первое, что пришло мне в голову — это мысль о каждой человеческой жизни, как еще об одном испытании, которое проходит и будет проходить человеческая душа, пока не очистится от всего, что делает ее черной.

Но множество прожитых жизней не является бесконечным, и потому в каждой новой последующей жизни мы подсознательно чувствуем, как нас догоняет сама вечность. Она обречет нас на тьму, если в самый ответственный момент, определяющий наш выбор, мы ошибемся. И если одна ошибка — лишь повод исправить ее в последующей жизни, то ошибки, совершаемые нами в бесконечной череде новых возможностей, порождают лишь бездну и тьму.

Моя первая мысль закончилась следующей — я не прошла испытания ни тогда, ни сейчас, потому что в каждой жизни моя душа выбирала не просто борьбу с врагом, она выбирала войну и воевала всегда. Я не сеяла хлеб, не растила детей, не построила дом, не взрастила сад. И Небеса не любили меня, но каждый раз даровали мне новую жизнь и очередную возможность, потому что я защищала других людей, потому что я понимала, что значит жертвовать собственной жизнью, потому что я жертвовала ею ради других, а не только убивала тех, кто, казалось, заслуживал смерти.

Если мне дадут еще одну возможность, если Небеса захотят приблизить меня к себе, я изменюсь. Я выберу жизнь, в которой будет свой сад, и я посажу в нем цветы и деревья. Я построю свой дом возле реки, и над ним бесконечно и вечно будут гореть яркие звезды, и никогда в моем доме не поселится пустота. Мой сын будет моим продолжением и моим искуплением перед небом и совестью моей души. И я научу его жизни, а не тому, как убивать легко и безболезненно…

Мои кошмары не позволяли мне очнуться слишком долго. Казалось, их подпитывает сама смерть, каждый раз приветствующая меня в самом конце очередного земного пути, который проходила моя душа. Я почти умерла в своем последнем сне, переживая мгновения боя, грозящего обернуться полной катастрофой. И в тот момент, когда я поняла, что вот-вот умру, я открыла свои глаза.

Мастер смотрел на меня и улыбался мне одновременно измученной и радостной улыбкой. И точно такой же улыбкой с нотками облегчения улыбнулся мне Алекс. И я подумала, что смогу изменить свою жизнь и пройти еще одно испытание, не совершая больше ошибок. Я подумала об еще одном шансе, на который могу рассчитывать, и который дадут небеса. Я подумала о своем доме и своем малыше. Я подумала, что мне хватит времени, чтобы измениться самой. Но мне не пришлось додумать собственные мысли до конца, потому что в наши жизни вмешался Лан Эли Гэр, используя мою беспомощность и слабость Алекса, который бодрствовал возле моей постели значительно больше, чем спал. И я не знаю, было ли спонтанным решение короля Орлов избавиться от нас обоих или нет, и подозревал ли он о моей размолвке с милордом. Но он явно понимал, что я и Алекс уязвимы, как никогда, и милорда вряд ли озаботит моя дальнейшая судьба.

Король Орлов Лан Эли Гэр обрушился с неба, как огромная серая туча, и упал на землю возле нашей палатки, откуда Алекс выносил меня на руках, чтобы я наконец-то увидела солнце после долгих дней и ночей забытья. Одним взмахом крыла он отбросил в сторону Мастера и я увидела, как мой Учитель падает на траву, и больше не двигается. В следующий миг Алекс закричал, а затем положил меня на землю и бросился на брата, изменяясь так быстро, что в считанные секунды две огромные птицы столкнулись друг с другом на земле и ринулись к небесам, нападая уже в воздухе. И я закричала им вслед в немыслимом беспокойстве, не понимая до конца, брежу я или нет.

Страх и беспокойство придали мне сил, и болезнь отступила, загнанная вглубь, а навстречу ей поднялись неведомые мне ранее знания. Символ власти орлов Годертайн вдруг предстал перед моими глазами, словно наяву. И голос мертвого короля проник в мои уши из глубины воспоминаний: «Годертайн учит нас, как убить душу орла, не затронув его человеческого тела. Я передал тебе свои знания, потому что все мы были когда-то людьми, и небеса не покинут нас, пока мы остаемся орлами, но вместе с людьми!». И я поняла, что означает фраза на древнем языке орлов, начертанная на Годертайне: «Небеса не вечны!». И я также поняла, как лишила когда-то всех орлов их способности летать.

Я не просто прокляла их, я захотела, чтобы они почувствовали мою человеческую боль, чтобы они спустились на землю и пролежали на камнях целую вечность с переломанными ногами, и никогда не смогли бы подняться с земли. Я захотела лишить их крыльев, даже не понимая своих желаний.

Внезапно успокоившись, словно вновь обретенное знание помогло обрести и холодный рассудок, я закрыла глаза и повернула невидящий взгляд к небесам, где сражались Алекс и Лан. Я увидела тьму и светлые дорожки серебристых огней, которые сталкивались друг с другом, перемещаясь в ночном пространстве. Я увидела размытые серые тени, тянувшиеся за светом, и ухватилась за них, и потянула к себе. И оба орла пали с небес к самым моим ногам.