Дети леса, дети звезд - Мерри Джинн

Грин поднялся послушно, Тесс обрадовался было, но ученик вновь принялся объяснять, до какой степени он не местный, и ясно стало, что слышать тот его если слышит, то явно не как Серазана Тесса.

— Это смертельно, — предупредил Грин, Тесс встревожился, пытаясь разобраться, что тот имеет в виду… землетрясения, обвалы?

Да, кажется, именно под ними здесь похоронило большую часть работающего населения.

— Здесь завалило людей, Грин? — попытался спросить Серазан. — Вы меня хоть как-нибудь слышите?

Но тот покачал головой и пошел прочь, а потом остановился, позвал…

Тесс в два прыжка догнал, сердце сбилось внезапной радостью… поймал за плечо, Грин обернулся резко, но вновь смотрел сквозь него, на году с пещерами у них за спиной, и лицо его менялось так, что Тессу стало вдруг страшно и холодно, настолько тот одновременно и испугался, и помрачнел, и притом понял Серазан, что будь ученик на несколько лет постарше и на кусок жизни мудрее и злее, то добавились бы к этим чувствам печаль и удовлетворение от закономерного.

— Грин… — вновь позвал Тесс, заглядывая ему в глаза, пытаясь поймать и увидеть все то же, что видел рыжий маг, которого если уж выходило слышать, когда тот был сфинксом, то уж должно было хоть как-то сейчас… Сейчас слышать не получалось, слишком светло, спокойно и мирно было вокруг, но Тесс упрямо вглядывался, уже не ощущения, а эмоции нужные ловил по гринову лицу, вылавливая и перебирая заодно собственные подходящие воспоминания, чтобы отголосками давних чувств испытать то, что соответствовать будет чему-то, что видел сейчас ученик.

Тесс помнил Мабри, помнил бои и налеты, виденные глазами и в новостях, и когда частью осознанно, но частью и наугад воскресил все это, давнее, в памяти, начала вдруг меняться вокруг остановка, проявилось каменное ограждение, ворота и здания, птичий щебет по кустам сменился криком в небе и воем технологической и гражданской тревоги, задрожала под ногами земля… зато в глазах Грина появилось наконец узнавание — вот только Серазану стало уже почти все равно, потому что ударило по разуму, предельно раскрытому сейчас на восприятие, отголоском боли от сотен одновременных смертей, и Тесс не обонянием и даже не шкурой, а глубинным чем-то почуял яд, расползающийся изнутри горы и идущий наружу тысячами путей, и это была смерть тоже, много ее, замедленной, но неотвратимой, и становилось все больше, и больше, и больше…

— Что это, Грин? — выдохнул Серазан, хватаясь за ученика, а смерть заливала округу, шла из-под земли растущей напряженности полем, от которого перехватывало дыхание болью и темнело в глазах. — Что..?

А Грина толкали бегущие к заводу люди, у которых он стоял на пути, и он уже собрался отойти к стене, чтобы хотя бы не мешать, потому что ничем тут не поможешь, и даже если бы он вдруг оказался бы в том времени, все равно бы не помог. Обязанность мага — предупредить, не допустить до беды, сохранить хотя бы часть жизни, самую здоровую. Словно отвечая на его размышления, за него уцепилась девушка, тоненькая, но сильная. Она обхватила его руками, словно боялась, что человеческий поток разлучит их, смотрела отчаянно и спрашивала:

— Что это? Зачем?

И Грин, разом поняв, зачем он тут, обнял девушку за плечи и принялся уводить ее вверх по улице, от завода, попутно рассказывая про могильники, про отраву внутри горы, про то, что он может ей помочь собраться и уйти подальше, желательно из долины вообще, потому что в скором будущем и вода, и земля будут отравлены надолго, на многие-многие годы, и сейчас уже не страшно, все самое страшное уже произошло, и теперь надо жить и выживать, и уходить как можно дальше, это самое важное — уйти и не оглядываться, это самое сложное…

Грин подхватил и повел, немедленно, и ошарашенный Тесс подчинился, а поле смерти нарастало, давило, заставляя вздрагивать и цепляться за ученика, когда начинали вдруг подкашиваться ноги, в одиночку Серазан давно сполз бы на землю и только слушал-воспринимал это вот все, подземное-окружающее, но Грин на удивление внятно и последовательно объяснял происходящее, и постепенно Тесс начал вслушиваться, отстраняясь от ощущений, уточнять, и только краешком разума изумлялся, насколько уютней и лучше рядом с учеником, насколько надежно…

И шел послушно все время, пока они выбирались из толпы, пока сворачивали с дороги в форт к окружной, где тоже травило, прямо дыханием, и тоже орало вороньем с неба, но уже достало соображения остановиться и прямо спросить:

— Итак — уходим? — а потом Тесс огляделся и понял, что видит окраины города, прошлого, явно более давнего, чем те, которыми бродил сам, что Грин говорит в настоящем времени и, кажется, вновь не совсем с ним, и что совершенно неведомо, как им двоим теперь выбираться в реальность. Это было последней каплей, и Серазан безнадежно уселся прямо на мостовую, хватаясь за голову.

— Да какого же драного лешего… — огляделся кругом, напомнил себе, что даже если будут они кому-то мешать пройти или проехать, то этот кто-то умер давным-давно, и решил не вставать, пока чего-нибудь не придумает конструктивного и желательно радикального. — Грин, вы меня видите или кого?

…И девушка пошла вместе с ним, слушала внимательно, и успокоилась, а на выходе в огороды вдруг заупрямилась, села прямо за землю и стала спрашивать, за кого ее принимает Грин, что она должна идти с ним, а не со своей семьей.

Грин вздохнул, не зная, как быть дальше. Он уже исчерпал запас красноречия, поднимать упрямую девицу с земли было затруднительно, и он плюхнулся прямо рядом, призвав последние доводы:

— Ты пить хочешь? Я вот хочу, а здесь воды уже нет, надо искать источники. Давай выйдем из долины, и у первого же источника я тебя оставлю… Пойдем, а? Нам надо дальше.

Тут Серазан наконец понял, что принимают его не просто за кого-то из призрачных местных, а за подлежащий спасению объект.

Вздохнул.

— Хочешь пить — пей, — отстегнул от пояса фляжку и передал Грину. Потом припомнил, как тот кривился с ее содержимого в прошлый раз, и уточнил. — Вода вчерашняя. Согласен, нагрелась, но вполне чистая.

А сам строго напомнил себе, что страх и смерть — в прошлом, и яд тоже, и нет здесь никого, и не стая ворон кормится с городских свалок, а один-единственный Ворон с добычи вполне живой… И, раз уж даже сейчас Грин по-прежнему видит не его, собственное восприятие менять нет никакой необходимости.

Встал, дотянулся до ближайшего забора, ощупал… критическая оценка дала результат закономерный: никакой это был не забор, и пальцы прекрасно регистрировали обман. Толкнул, прислушался — не скрипело. Зато качалось и шелестело.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});