Олимпия Клевская - Александр Дюма

— Ничто не заставит меня от нее отказаться, но если кто-либо только попробует отнять ее у меня…

— Что бы вы тогда сделали?

— Черт! Да я убью всякого, кто возьмет на себя эту комиссию в угоду кому бы то ни было, будь этот посредник моим лучшим другом или родным братом, будь это даже вы, герцог.

— Вашу руку! — сказал Ришелье, протягивая графу свою.

— Как? Вы мне предлагаете ударить по рукам?

— Вы так меня порадовали, что я теперь самый счастливый человек на земле.

— Вы рады, что я обожаю мою возлюбленную, что любим ею, что готов оспаривать ее даже у самого короля?

— Как счастливо все складывается! — вскричал герцог.

— Но в конце концов, что в этом столь уж отрадного для вас? Или вы хотите, чтобы я сгорел от любопытства, милейший герцог?

— Я в восторге, что вы избавили меня от всех сомнений.

— Значит, они у вас были?

— Разумеется, мой дорогой граф; ведь, как вы сами недавно заметили, муж всегда остается мужем, впрочем, если он более таковым не является… подобно вам… в определенных случаях… что ж!..

— Ну, что тогда?

— Тогда можно смело говорить с ним о его жене.

— Как, вы хотите говорить о моей жене?

— Безусловно, я ведь только за тем и пришел — это меня и смущает.

— Ах, черт побери! — вырвалось у Майи. — Хотел бы я знать, кто из нас двоих, герцог, смущен больше.

— Совершенно очевидно, что это я, — заявил Ришелье, — и доказательство тому, что уже целый час я хожу вокруг да около, не зная, как приступить к делу.

— Хотите, чтобы я вам помог?

— Черт возьми, это было бы очень любезно, дорогой граф!

— О, это проще простого. Вы вчера в Рамбуйе видели госпожу де Майи, и вам показалось, что она в вашем вкусе. Вы знали, что у меня есть любовница, и, как добрый приятель, пожелали удостовериться, что я более не считаю себя женатым.

— Все так, право слово, так… Но какой дьявол мог подсказать вам это?

— У меня есть кое-какие сведения; продолжайте.

— Сказать по правде, дорогой граф, вы человек как нельзя более тонкий: да, у меня и впрямь есть виды на госпожу де Майи, да, мне нужна эта женщина, и я не без удовольствия доказал бы вам, что…

— Ах, это уж чересчур! — закричал Майи и громко захохотал, но сама эта громкость выдавала неискренность его смеха. — Значит, вы явились просить, чтобы я, я сам позволил вам отнять у меня мою жену!

— А вы предпочли бы, дорогой граф, чтобы я, словно мужлан или кто-то из скверных подражателей временам Регентства, забрался к вам без предупреждения и попросту умыкнул ее, пользуясь как прикрытием этой вашей маленькой размолвкой, которая пока еще наполовину в секрете? Фи! Это ужасающе безвкусно. Хотите, я объясню вам, граф, почему мои дипломатические переговоры почти всегда были удачны? Все потому, что для договора, как правило, требуются две соглашающиеся стороны, а я всегда старался устроить так, чтобы не застать своего противника врасплох: я завоевывал его своей прямотой, а побеждал рассудительностью.

— Стало быть, — выкрикнул граф, — вы рассчитываете доказать, что с моей стороны было бы справедливо уступить вам госпожу де Майи?

— Ну, конечно, я на это надеюсь.

— В самом деле?

— Если бы не это, я бы, само собой разумеется, не вынуждал вас подняться с ложа, где вы почивали под бочком своей любовницы, мне ведь сказали, что вы спите.

— Хорошо! Превосходно! — воскликнул Майи, которого невольно развеселила странность происходящего. — Докажите мне это, дорогой герцог, докажите, и, если вы в том преуспеете, я, до сих пор считавший вас победоносным, признаю вас непобедимым.

— Начнем с того, что свою жену вы больше не любите. Ведь так?

— Я это признаю: у нее ужасный характер.

— Для вас.

— О! Но я, видите ли, когда женился на ней, брал ее для себя, мой любезный герцог!

— Прелестно! Вы уже склоняетесь к озорству.

— Как это?

— Ведь теперь вы дурно отзываетесь о госпоже де Майи.

— А вы почему-то желаете ей добра?

— Граф, — усмехнулся герцог, — сделайте милость, давайте говорить серьезно. Я вам клянусь, что дело стоит труда, и раз уж Пекиньи говорил вам об этом, вы должны трезво оценить положение.

— Выражайтесь определеннее, герцог.

— Что ж! Вам надо, по-моему, не показывать вида, что происходящее вам небезразлично. Жертва, приносимая добровольно, не повредит вам в глазах света; к тому же есть две причины, побуждающие вас так поступать: прежде всего — воля короля, а ей противиться нельзя.

— Ну да! То же самое мне твердил Пекиньи.

— Вот-вот! А каков соблазнитель! К тому же наиважнейшая причина здесь та, которую предоставляет вам ваш добрый ангел.

— Что вы разумеете под этим?

— Несовместимость, мой милый граф, несовместимость.

— Не угодно ли вам?..

— Я говорю о том, как кстати пришлась эта ваша несовместимость характеров. В самом деле, подумайте, какая удача, что разрыв произошел именно так, именно поэтому, да еще в тот самый момент, когда он был так нужен.

— О каком разрыве вы толкуете?

— Да о вашем разрыве с супругой. Майи с удивлением посмотрел на герцога.

— Право, не пойму, — сказал он, — какое отношение мой разрыв с госпожой де Майи имеет ко всей этой истории?

— Ну вот, граф, не напрасно я вам говорил, что Пекиньи не предложил вам оценить положение всесторонне… Как же так? Разве не чудо, что именно вчера, без всякой преднамеренности, без скандала, вы и ваша жена подписали маленький пакт о разводе, благодаря которому вы оба теперь вне досягаемости: вы для насмешек, она для обвинений?

— Честью клянусь, — вскричал Майи, — я, герцог, все еще вас не понимаю!

— Вы меня пугаете — что ж, объяснюсь.

— Ох, вы очень меня этим обяжете, не то от вас и Пекиньи я скоро помешаюсь.

— Так вот! Что бы подумал свет, если бы ваш благословенный разрыв не предшествовал той миссии, с которой я к вам явился? Сказали бы: господин де Майи честолюбец…

— Честолюбец?

— А госпожа де Майи пожертвовала своим мужем, поскольку он всего лишь граф, и предпочла ему короля, ибо он король.

— Король? — вскричал Майи, бледнея.

— Э, ну разумеется, король.

— Как?! Моя жена…

— Что?

— Так это король ее домогается?

— Несомненно.

— А вы…

— Я первый, кто показывает пример самоотречения.

— Вы пришли от имени короля?

— А от чьего же, по-вашему, имени я мог бы прийти? Я посол Франции, а Франция — это король. Кой черт! Мой дорогой граф, кто носит имя Ришелье, тот занимается либо делами короля, либо своими — одно из двух.

Майи застыл, пораженный: весь круг неведомых обстоятельств, о которых он понятия не имел, внезапно открылся перед ним. Всецело поглощенный своей любовницей, он до сих пор был уверен, что Ришелье ведет речь именно о ней.