Жизнь Антона Чехова - Дональд Рейфилд

Скорбная песнь прощания с былой жизнью, поместьем и целым сословием, пьеса «Вишневый сад» вместе с тем содержит и яркие находки Чехова-комедиографа. Впрочем, как и в других чеховских комедиях, конец ее мрачен, ибо старшее поколение сохраняет свой авторитет, а у молодых рушатся планы и надежды. Единственное, что отсутствует в пьесе, — это сильные чувства. Лишь Раневская, которая оставляет в Париже любовника, а затем возвращается к нему, — женщина со всеми присущими ей страстями. И больше никто из персонажей не проявляет темперамента, так же как из ружья Шарлотты и револьвера Лопахина не раздается ни единого выстрела. Даже смерть в финале — предвестник драматических развязок Сэмюэла Беккета — буднична и банальна: престарелого слугу забывают в запертом доме. Черный юмор, чувство нависшей опасности, тоскливые настроения, кадриль, исполняемая персонажами на манер заводных кукол, — благодаря этим деталям «Вишневый сад» становится источником современной драмы от Антонена Арто до Харолда Пинтера. Инженер Гарин-Михайловский обратил внимание на тот же самый диссонанс между творческой силой автора и его физическим бессилием, который прослеживается в персонажах «Вишневого сада»: «Удивительный это был человек по отзывчивости и жизнерадостности. Он давно недомогал, скрипел. Но всего этого он как-то не замечал. Все его интересовало, кроме болезни <…> Смотришь на него, слушаешь, и сердце тоскливо сжимается, зачем такое ценное содержание заключено в такой хрупкий сосуд»[586].

Ольга была вполне довольна жизнью. Ее на все согласный муж даже позволил завести в доме кота. Спали супруги в разных комнатах, однако каждое утро после морского купанья Ольга наведывалась в спальню Антона. Девятнадцатого сентября она выехала в Москву, прихватив с собой Шнапа и оставив Антону кота, — надо было успеть к открытию театрального сезона. Она надеялась, что уезжает беременная, и была уверена, что вскоре вслед за ней в Москву отправится законченная пьеса. Антона все еще грели воспоминания о жениной ласке, и он каждый день писал нежные письма «своей лошадке»: «Глажу тебя, чищу, кормлю самым лучшим овсом и целую в лоб и шейку». «Вишневый сад» он дописывал с удовольствием — на этот раз в финале звучали не выстрелы, но стук топора, — однако его немало мучили кашель и боль в мышцах. Альтшуллер снова запретил ему мыться, опять поставил компрессы из шпанских мушек и заклинал не ездить в Москву. Антон не внял его советам.

Маша вернулась в Москву 8 октября и доложила Ольге, что под ее, сестринской, опекой Антон почувствовал себя лучше. В этот же день Ольга излила на Антона поток ревности: «Ты наконец принялся за свое здоровье? Отчего при мне это так затруднительно всегда? <…> Альтшуллер, вероятно, думает, что я тебя извожу <…> при мне избегает говорить с тобой о здоровье. А когда я уезжаю <…> так и начинаешь усиленно питаться, и Маша все для тебя может делать <…> Значит, я для забавы живу около тебя».

Антон на это ответил, что в таком случае в Москве он остановится «где-нибудь в номерах» и что ему вообще ничего не нужно, кроме места в театре и большого ватерклозета. И посоветовал ей завести «воздыхателя». Кишечное расстройство, кашель и шпанские мушки доктора Альтшуллера безмерно портили ему жизнь, и в письмах к Ольге все чаще звучали жалобы: «С отъездом Маши обеды стали, конечно, похуже; сегодня, например, подана была за обедом баранина, которой мне нельзя есть теперь, и так пришлось без жаркого. <…> Яйца ем. Дуся, как мне трудно было писать пьесу!» Ольга не спешила выразить сочувствие: ее мучили собственные кишечные затруднения. Маша оставила в Ялте письменные указания относительно диеты для Антона, и кто-то из стряпух даже нацарапал на клочке бумаги примерное меню. Им следовало готовить больному цыпленка, рис, кисель и вишневое желе. Они же ничтоже сумняшеся подавали ему жирное мясо, соленую рыбу и картошку. Антон запротестовал и отказался от еды. На следующий день режим диетического питания был восстановлен.

Тем временем Художественный театр репетировал шекспировского «Юлия Цезаря». Актеров одолевали сомнения: Шекспир был непривычной для них территорией, а Станиславский скверно играл Брута. Однако премьера спектакля прошла с неожиданным успехом. Станиславский продолжал поторапливать Чехова с «Вишневым садом». Четырнадцатого октября Антон упаковал рукопись и отправил ее в Москву. При этом он сделал то же самое, что счел большой глупостью в «Гедде Габлер» Ибсена: послал свой единственный экземпляр. В Москве из желающих переписать пьесу или хотя бы взглянуть на нее одним глазком собралась очередь. Горький предложил Чехову четыре с половиной тысячи рублей за публикацию пьесы в издаваемом им ежегоднике «Знание». Антон не решался дать на это согласие: не нарушится ли при этом контракт с Марксом? Является ли ежегодник периодическим изданием? Чтобы избежать возможных недоразумений с Марксом, Горький предложил отдать десять процентов прибыли на благотворительные цели. (Несмотря на простонародное происхождение, Горький порой вел себя как меценат, поскольку был самым высокооплачиваемым российским писателем и самым щедрым издателем.)

Антон хотел, чтобы пьесу труппа держала в секрете, однако Немирович-Данченко пересказал ее сюжет Эфросу, вполне лояльному к МХТу критику московской газеты «Курьер». Краткое содержание пьесы, напечатанное с большими искажениями, сразу же разнеслось по провинциальным газетам. Антон осудил Немировича-Данченко за болтливость и послал ему столь гневную телеграмму, что тот не рискнул показать ее Ольге. С Эфросом Антон разорвал отношения. Никогда прежде он не был столь щепетилен по отношению и к своей пьесе, и к ее постановке. Режиссерам он выслал списки исполнителей, инструктировал относительно декораций, объяснял, в какой тональности играть спектакль. Альтшуллеру уже было не под силу отговорить Чехова от неминуемой поездки в Москву: автор должен был лично проследить за всем без исключения.

Немирович-Данченко к «Вишневому саду» подступался не спеша: он чувствовал, что это «больше пьеса, чем все предыдущие», хотя и находил «излишества в слезах». Последнее Антона сердило, поскольку из всех действующих лиц лишь Варя была плаксива. Однако куда больше Чехова смутил Станиславский, который над четвертым действием рыдал в голос и следом на-. писал Антону: «Это не комедия, не фарс, как Вы писали, — это трагедия». Лишь его жена смогла верно почувствовать настроение «Вишневого сада»: «Когда читали пьесу, многие плакали, даже мужчины; мне она показалась жизнерадостной, и даже на репетиции этой пьесы весело ездить <…> Мне представлялось, что „Вишневый сад“ не пьеса, а музыкальное произведение, симфония»[587].

Горький, который в конце концов взялся печатать пьесу, поделился впечатлениями со своим издателем Пятницким: «В чтении она не производит впечатления крупной вещи <…> Конечно — красиво, и, разумеется, — со сцены повеет на публику зеленой тоской. А — о чем тоска — не знаю»[588].

В тот день, когда пьеса прибыла в Москву, у Ольги начались регулы. Проведя бок о бок пять месяцев, муж и жена так и не смогли зачать ребенка. Снова пошли семейные размолвки. Кризис затронул все чеховское семейство, хотя его причины нам далеко не очевидны. Возможно, здесь не обошлось и без Бунина, который опять зачастил к Маше с Ольгой. Несомненно, Антона лишало душевного равновесия тесное сотрудничество его жены с Немировичем-Данченко. В письме, отправленном Евгенией Яковлевной из Ялты Мише, содержатся намеки на то, что Антону порядком надоела вся без исключения родня: «Мне Антоша сказал, чтобы Маша искала себе квартиру, Ольга Леонардовна пойдет к матери жить <…> Бедной Маше не хочется от них уходить, вы, пожалуйста, не говорите ей о моем письме, а только прошу вас, позвольте мне к вам приехать, пожить, пока устроимся. <…> Ольга Леонардовна дождалась, уговорила Антошу, чтобы нас удалил, Бог с ней, а ему нас жалко, да ничего не поделает. Е. Чехова»[589].

Ольга была обеспокоена тем, что ее соперница Мария Андреева, будучи младше ее лишь на четыре года, выдвинута Антоном на роль семнадцатилетней Ани (не удовлетворило ее и то, что потом Антон предложил дать Андреевой роль Вари). Немировича-Данченко Антон обвинил в невнимании к его просьбам касательно актеров на роли в пьесе: «Три года собирался я писать „Вишневый сад“ и три года говорил вам, чтобы вы пригласили актрису для роли Любови Андреевны». В письме от 5 ноября Немирович- Данченко представил Чехову список исполнителей, оставив за Антоном выбор актеров лишь на второстепенные роли. На роль собаки гувернантки Шарлотты Ольга предложила Шнапа, невзирая на его привычку в самых неподходящих местах всхрапывать и портить воздух. Антон на это ответил отказом — по его разумению, «собачка нужна <…> маленькая, полудохлая, с кислыми глазами».