Война за "Асгард" - Кирилл Бенедиктов

Танака запаниковал. Пособничество террористам — преступление куда более серьезное, чем продажа наркотиков не имеющим гражданских прав трэшерам. Даже Сол Лейбовиц при всем желании не сможет вытащить его из такой передряги. Пожизненное заключение вместо божественного могущества— вот что ждет его в будущем. Значит, Мнемон ошибался?..

При мысли о Мнемоне Танака похолодел. Молу Чеко предсказывал ему встречу с человеком по имени Блестящий Ключ — фамилия англичанина звучала подозрительно похоже. Мнемон предупреждал, что Танаке захочется убить его, и строго-настрого запрещал это делать. Если ты убьешь его, ты убьешь себя — так, кажется, он выразился.

Танака хотел убить Ки-Браса.

Он мог легко сделать это в криокамере, когда они оба стояли, склонившись над контейнером. Скользящий, как морской ветерок, удар костяшками пальцев в мягкую впадинку под ухом — и англичанина можно списывать со счетов. Но такой ход ничего не решал, а только еще больше запутывал ситуацию. Ки-Брас прибыл на “Асгард” с допуском “ред шифт”, явно опираясь на поддержку в высших кругах иерархии. Скорее всего, об операции прекрасно знало и руководство Агентства. Что выигрывал в этих условиях Танака? Полчаса форы? Но без Кобаяси уничтожение одиннадцати контейнеров все равно оставалось делом многих часов. К тому же Ки-Браса сопровождали еще двое оперативников и молодой сержант военной полиции с базы “Ба-кырлы”…

Мне нужно посоветоваться с Мнемоном, подумал Танака. Трусливая мысль, недостойная воина, но чересчур соблазнительная. Годы работы с Молу Чеко приучили Идзуми действовать с оглядкой на его пророчества. Несколько мучительных минут он разрывался между необходимостью играть роль ни о чем не подозревающего ученого и стремлением броситься прочь из криокамеры к ожидающей в подземном гараже “Амфисбе-не”. Потом он вспомнил, что Кобаяси не вернулся, а значит, так и не нашел для Мнемона сестру Радостины. Он не станет со мной разговаривать, сказал себе Танака. Ему все равно, что со мной будет. Ему нужна только эта уродливая девка София Божу-рин… Эта мысль пародоксальным образом успокоила его. Судьба не оставила ему выбора. Он не мог убить англичанина, не мог убежать, не мог посоветоваться с Мнемоном. Он мог только спокойно скользить по течению, становясь частью распахнувшейся под ногами пустоты.

— Хотите с нами сотрудничать? — спросил англичанин. — Услуга в обмен на услугу.

Танака не поверил ему. Человек, которого звали Блестящий Ключ, держал его за горло. Он мог вызвать сюда своих оперативников, пару офицеров службы безопасности “Асгарда”, представителей администрации и продемонстрировать им содержимое контейнера. В этом случае доктору Идзуми Танаке оставалось только ждать суда либо, подобно его далеким предкам-самураям, совершить сэппуку. Но англичанин предпочел предложить ему сделку.

Танака не понимал его мотивов и поэтому нервничал. Ки-Брас производил впечатление человека опытного и проницательного; вряд ли он заблуждался насчет того, в каком положении оказался директор исследовательского Центра. За его предложением наверняка скрывалась какая-то изощренная хитрость, на взгляд Идзуми совершенно излишняя. Если бы англичанин арестовал его тут же, в криокамере, он удивился бы меньше.

Хорошо, сказал себе Танака, я не понимаю, чего он на самом деле от меня добивается, ладно. Правильная стратегия в таком случае—довериться происходящему, плыть подобно лепестку в потоке, стараясь узнать о ситуации как можно больше. Гармония мира уже нарушена, но, сопротивляясь судьбе, я нарушу ее еще больше. Следует покориться, закуклиться, ждать благоприятного стечения обстоятельств.

Он связался с Ларгреном и приказал ему перевезти мнемо-хирургическую аппаратуру в блок “Д”. Блок предназначался для подопытных с сильными психическими отклонениями: мягкое, лишенное острых углов пространство, спрятанные в стенах распылители усыпляющих аэрозолей, крепкие эластичные зажимы в подлокотниках пенопластовых кресел. Если человек из контейнера вдруг решит оказать сопротивление, в блоке “Д” ему это будет сделать нелегко.

Ки-Брас поставил одного из своих людей у дверей криока-меры, а второго перед блоком “Д”, приказав им не подпускать никого ближе чем на десять метров. В другое время Танака такого не потерпел бы — хозяйничать у себя в Центре он не позволял даже людям Саманты Каррингтон. Но сейчас все переменилось. Ему пришлось утвердительно кивнуть Ларгрену — да, постарайтесь не приближаться к блоку “Д”, пока я сам оттуда не выйду. Громила у криокамеры выглядел так, словно только что закончил потрошить своего тысячного младенца: жуткая рожа, маленькие зыркающие глазки, к тонкой губе прилипла вонючая сигаретка. На замечание Ларгрена: “Извините, но у нас не курят…” громила только осклабился: “Правда?”, после чего затушил огонек подушечкой своего собственного указательного пальца. С тех пор так и стоял с незажженной, но все равно омерзительно воняющей сигаретой.

Кроме Танаки и Ки-Браса, в блоке находились еще четыре человека — Черный Комбинезон, Ларгрен и два лаборанта. Идзуми предложил Ки-Брасу вызвать доктора Умберто, начальника мнемохирургического отделения Центра, но англичанин наотрез запретил привлекать к делу посторонних.

— Имейте в виду, — предупредил Танака, — я не профессиопальный мнемохирург. Мне, разумеется, приходилось проводить такие операции, но…

— Вот и отлично, — перебил его Ки-Брас. — Я уверен, что у вас все прекрасно получится.

Каталку с бритым поставили рядом с низким ложем медска-нера. Лаборанты с видимым усилием подняли предполагаемого террориста за руки и за ноги и положили на мягкую пеномассу, защелкнув у него на запястьях и лодыжках гибкие браслеты, сжимавшиеся тем туже, чем сильнее человек пытался освободиться.

— Велите им выйти, — сказал Ки-Брас, когда они подключили датчики и опустили на голову пациента колпак из прозрачного спектрогласса.

— Для мнемохирургической операции требуются двое, — возразил Танака. — Я не смогу вести операцию без ассистента.

— Вашим ассистентом буду я. — Англичанин подошел к пульту медсканера и по-хозяйски пробежался пальцами по разноцветным сенсорам. — Нам преподавали базовый курс мнемо-хирургии.

Идзуми пожал плечами. Избранная им стратегия предполагала, что он должен соглашаться с требованиями противника, пусть даже самыми бессмысленными. Может быть, результатом самонадеянного решения англичанина станет смерть пациента. Будет ли виноват в этом он, Танака?

— Хорошо, — сказал он и обернулся к лаборантам' — Оставьте нас. Так, мистер Ки-Брас, мои команды следует выполнять быстро и четко. Не переспрашивайте: это бессмысленно, я все равно не отвечу. Если что-то испортите, пеняйте только на себя. Вам приходилось видеть пациентов после неудачных операций?

Англичанин кивнул.

— Не волнуйтесь, доктор. Не пора ли приводить нашего клиента в чувство?

Самоуверенный хлыщ, подумал Танака. Он протестировал все соединения и включил программу проверки сканера. Экран заволокло зеленоватым туманом. Бритый все еще находился в пограничном состоянии между ледяным сном и явью; функции коры головного мозга оставались заторможенными, но вспыхивавшие на периферии протуберанцы свидетельствовали о пробуждении реакции на внешние раздражители.

— Вводите сыворотку, — велел он Ки-Брасу, — и сразу же возвращайтесь за пульт.

Англичанин расстегнул аптечку, которую Танака обнаружил у бритого на поясе, извлек иглу с термостабилизатором и склонился над распростертым на кушетке телом. Армейские инъекторы не требуют особой ловкости в обращении Ки-Брас закатал рукав черного комбинезона, затянул предплечье диверсанта эластичным жгутом и воткнул блестящую иглу в ямку локтевого сгиба.

Спустя минуту зеленая муть на экране перед Танакой стала бледнеть, сквозь нее проступили очертания неправдоподобно огромного паука, на широко расставленных лапах которого тускло поблескивали красноватые и фиолетовые шарики стеклянистых глаз. Потом изображение снова заволокло рябью — сознание оперируемого пульсировало. Паук — полифункциональный гипноиндуктор — висел над самым его лицом; Танака видел его глазами своего пациента.

— Приготовьтесь включить стабилизаторы, — приказал он Ки-Брасу. Инъекция делала свое дело — датчики показывали, что температура, пульс и ритмы мозга бритого быстро нормализуются. Мнемохирурги не любят иметь дело с коматозниками и невменяемыми — слишком легко заблудиться в массивах подсознания, слишком сложны и извилисты структуры, хранящие крупицы действительно важной информации среди фантомных сокровищ больного разума. Спящие — другое дело; на пороге между сном и реальностью человек особенно беззащитен и поставить его сознание под контроль легче, чем в любом ином состоянии. Тут важно не пропустить момент синхронизации: тот самый зыбкий миг пробуждения, когда просыпающийся словно выныривает на поверхность бездонного и бескрайнего океана и попадает в иную, жесткую и плотную среду. Танака внимательно следил за меняющей цвет полоской на экране диагностического монитора: переход от лимонного оттенка к светло-салатовому означал начало синхронизации.