Дочь леди Чаттерли - Дэвид Лоуренс

— Сейчас мы с тобой попьем чаю, ну и ты, наверное, расскажешь мне о Рагби, — сказала Конни.

— А где отец?

— В поле. У него сегодня много…

— Да нет, вот он, — перебила Клэр мать.

Она бросилась ему навстречу и прижалась щекой к его щеке.

— Привет! Как я рада видеть тебя, отец.

Однако у Оливера Меллорса не было времени ни удивляться этому неожиданному проявлению чувств со стороны дочери, ни обращать внимание на то, как она посвежела. Меллорс определенно был чем-то озабочен. Он чмокнул Клэр в щеку и сказал, глядя на Конни:

— Глория сбежала!

— Сбежала! — повторила Конни, округлив в изумлении глаза.

— Да. Мальчонка миссис Портер, Фрэнки, нашел меня в коровнике и отдал эту записку. Оказывается, наша Глория наказала ему передать мне записку только после того, как она сядет в автобус.

— Я не встретила ее на шоссе, — сказала Клэр. — Должно быть, она шла к автобусу полем.

— Вот же натворила дел… — пробормотал Меллорс.

Он отдал записку Конни, достал из кармана табак и стал набивать трубку.

Мать с дочерью с трудом разбирали слова, нацарапанные на бланке счета из прачечной.

«Дорогой папаша. Мне очень жаль, что ты расстроишься, но я такой жизни больше не выдержу. Здесь настоящая глухомань, мне очень скучно. Не могу остаться здесь даже ради Джонни. Бросаю его вам, потому как с дитем меня на работу не возьмут, а оба так его любите. С вами ему лучше будет, чем со мной. Вы сможете сдавать коттедж Тиддлера и тратить вырученные деньги на содержание Джонни. Не ругайте меня, ведь я терпела-терпела, а потом поняла, что сойду с ума, если задержусь здесь еще хотя бы на денек. Папаша, не переживай за меня. Один мой приятель-американец написал, что подыскал мне работу на их базе, так что я не пропаду. Больше вы меня никогда не увидите. Спасибо вам за все заботы. Ж

Глория».

— А я ничуть не удивлена, — сказала Клэр. — Бедная Глория! Нам следовало знать с самого начала, что из нее никогда не получится домохозяйка.

— Как же она похожа на свою мать! — пробормотал Меллорс. — Той тоже всегда было мало, чего ни сделай.

— Боже, какой позор! — воскликнула Конни. — Негодяйка, ведь мы ей все время помогали. Сколько раз она бросала на меня бедного Джонни, а сама на целый день уезжала в Брайтон. Да какая она после этого мать… — Конни вдруг закрыла рот ладонью. — Неужели она бросила его одного в коттедже?

— Ну да, бросила, — сказал Меллорс. — Я забежал туда после того, как прочел записку. Младенец спал наверху. Там в доме такой бедлам.

— Нужно немедленно забрать его оттуда! — воскликнула Конни.

Меллорс с невыразимой благодарностью посмотрел на жену.

— Твоя мама была ангельски добра к негодной девице и ее малышу, — сказал Оливер, обращаясь к Клэр. — Он ей совсем никто, но она обращается с ним так, будто он родной. Благослови ее Господи.

— Но ведь это же твой внук, — заметила Конни.

Клэр в удивлении смотрела на родителей. Уму непостижимо, как они друг друга любят! Раньше ее это раздражало, сегодня она почему-то испытывала радость и восхищение. Глядя на родителей, Клэр чувствовала себя сильней и крепче. Их постоянство казалось ей надежной защитой и опорой.

Двухнедельное пребывание в Дербишире, умиротворенные, полные глубоко философского смысла беседы с сэром Клиффордом — все это пошло на пользу, думала она сейчас. Отныне окружающее виделось в абсолютно ином свете. Она сделалась терпимей к проявлениям внешней жизни и перестала критиковать людей за их поступки.

— Так пошли за ребенком! — торопила родителей Клэр.

И Конни чуть не прослезилась, услышав от Клэр эти слова. Они втроем направились в коттедж Тиддлера, шагая прямиком через поле.

Клэр умилялась красоте жаркого летнего дня. Шла война, принесшая людям столько горестей и страданий, а природа словно справляла свой пир. Еще в поезде она думала о Колине с Ивлин. Она непременно позвонит в госпиталь и узнает, как дела у капитана Тэлбота.

Небо над Сассексом было ослепительно голубым — таким оно бывает на полотнах художников эпохи Ренессанса. Пологие склоны холмов окутывала мягкая золотистая дымка.

Когда они шли мимо стада коров, Клэр вдохнула полной грудью знакомый запах парного молока, смешанный с ароматом спелых трав и тут же вспомнила, как в детстве ходила на пастбище с отцом, прихватив с собой кружку, чтоб попить парного молока.

Вокруг озера Тиддлера росли высокие березы. От них падала прозрачная кружевная тень. А вот и коттеджи — в одном из них родился маленький Джонни. У этого, что с краю, коттеджа Тиддлера, совсем нежилой вид. Палисадник зарос высокими сорняками, сквозь которые робко пробивались огненно-желтые настурции. Определенно, Глория не годится для деревенской жизни, думала Клэр. Что ж, каждому свое.

В гостиной все было вверх дном, и Конни с Клэр только руками всплеснули. В кухонной раковине грязные тарелки, чашки и сковородки, в сушилке — пустые банки из-под консервов. На столе немытая бутылка с соской, а рядом на тарелке голова и скелет от селедки — остатки ужина либо завтрака Глории. В блюдце на подоконнике таяло масло, вокруг разлитого молока жужжали мухи. Конни с Клэр обменялись брезгливыми взглядами.

— Отец сказал, малыш наверху, — проговорила Конни.

В этот момент сверху раздался вопль, который тут же превратился в надсадный рев.

Женщины кинулись наверх. Все окна в спальне были закрыты. Там стояла страшная духотища и воняло грязными пеленками. Клэр чуть не стошнило.

— Боже мой! Да как она могла жить в такой грязи!

— Я часто отчитывала Глорию за неряшливость, но все бесполезно. — Конни покачала головой. — Викарий рассказывал мне, что многие из эвакуированных тоже не особенно следят за чистотой. И как людям не противно жить в грязи? — удивлялась она.

Спальня представляла собой преотвратительное зрелище — серые простыни, скомканные одеяла. На полу валялись обрывки бумаги, грязные чулки, какие-то тряпки, которые Глория не пожелала взять с собой. На спинке стула висел дешевый халатик из черного нейлона. Очевидно, Глория второпях забыла его.

И Клэр вдруг живо представила себе, какие чувства испытывает эта несчастная девушка: невероятную тоску от бессмысленно проходящей жизни, презрение к случайно зачатому ребенку, связавшему ее по рукам и ногам. Чувствовала ли она угрызения совести, бросая родное дитя? Поцеловала ли его перед тем, как исчезнуть из его жизни навсегда?..

Колыбелька стояла возле окна. От нее шел такой отвратительный запах, что даже привыкшая ко всему в госпитале Клэр зажала нос.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});