История Железной империи - Автор Неизвестен -- Древневосточная литература

жизнь». Замечательно, что в конце биографии этой императрицы сделано маленькое замечание историка (Ляо ши), что она не имела значения потому, что не имела детей. Ясно, что историк здесь высказал взгляд целого общества на женщину, а именно, что она получает значение только тогда, когда имеет детей, а количеством сих последних, очевидно, мерилось значение и ее самой[419].

Теперь я остановлю внимание читателя на обозрение характера и деятельности многозамечательной женщины, принесшей немалую услугу самому развитию всех государственных сил, на императрице Жуй-чжи, жене Цзинь-цзуна, вступившего на престол после убитого Му-Цзуна.

Лучшей характеристикой этой женщины могут служить слова ее матери, когда она еще жила в своем семействе, и когда отец ее Сы-вень, цзай-сянь Северного департамента, однажды пожелал посмотреть на хозяйство[420] своих дочерей, тожена сего последнего отозвалась о Янь-янь (имя императрицы) таким образом: «Эта девушка (дочь) непременно сделается устроительницей дома (хорошей хозяйкой)». И действительно, мы видим, что она, сделавшись женой императора Цзинь-цзуна, играла видную роль в деле управления государством, особенно после его смерти, и, явившись истинной устроительницей государственных дел за малолетством своего сына Шэнь-цзуна, дала сему последнему отличное воспитание, вдохнув в него отличительные черты своего характера: дельность взгляда на задачу государя, широкое понимание дел, как военных, так и гражданских, принцип гуманности касательно применений наказаний и заботливость о благе народа.

Единственным недостатком ее может служить разве только то, что она после смерти своего мужа, с принятием на себя регентства (ше-чжен), несколько упала духом и, по причине слабости своего рода, боясь пасть под ударами тогдашних смутных обстоятельств, обратилась за советом к вельможам (Елюй Сечженю) и просила о поддержке. В этом она несколько расходится со своею предшественницей — императрицей Шуру, обладавшей, как мы видим, замечательною энергией и закаленностью характера в трудные эпохи своей жизни, в борьбе с внуком. Но надо знать, что тогда времена были несколько отличны от теперешних: тогда мы видим хотя и устанавливающийся порядок, но зато при очень счастливых обстоятельствах, без особенных внутренних потрясений (если исключить бунт Люке, не имевший, впрочем, большого значения) и, притом, под руководством такого энергичного государя, каков был Тай-Цзу. Здесь же мы встречаем некоторую шаткость престола, заметную слабость Цзинь-цзуновского царствования, уже более широкий полет усыпляющего Китаизма. Неудачи, которые постигли двор в царствование Му-Цзуна (потеря трех областей, чжоу), также не могли не влиять вредно на дух императрицы. Грозные натиски Сунского Тай-Цзуна, осаждающего самый Пекин, уничтожение Бень-Хань, которое поддерживал Киданьский двор, недружелюбное настроение Северных границ (Бохайских Маньчжуров) по проискам того же Тай-Цзуна — все это не могло не смутить хоть кого угодно. Но императрица, уважавшая советы своих вельмож и поэтому находившая в них всегда крепкую опору, победоносно вышла из этих трудных обстоятельств, дав начало новому порядку вещей, порядку внутреннего развития государства в блестящее царствование ее сына Шэнь-цзуна (имя: Вень-Шунь).

Замеченную в ней некоторую слабость, боязнь окружающего, я ставлю ей в вину потому, что разделение единодержавной власти между несколькими приглашенными ею вельможами, а именно, Елюем Сечжень[421] итюй-юе Сю-геем, есть некоторая профанация, забывчивость, которая могла повести за собой ряд не очень радужных обстоятельств... Правда, эти два лица были замечательные деятели, люди вполне добросовестные и сознающие необходимость разумного образа действия при тогдашних запутанных обстоятельствах — в этом нельзя сомневаться, но их пример мог вредно отозваться впоследствии, мог дать повод другим требовать раздела власти, участия в управлении и, пожалуй, навести на мысль об окончательном захвате престола... Чтобы яснее представить этот акт в деятельности императрицы Жуй-чжи, я передам самый текст этого места: «Когда Цзинь Цзун умер, императрица приняла управление государством, как регентша, и со слезами сказала окружающим: "Я теперь сирота (му-гуа-цзы), род мой слаб, границы оказывают сопротивление и находятся во враждебном настроении... Что делать?" Елюй Сечжень (непроизносимое имя его (Хуй)де-чжан) представил всем главным чиновникам следующее: "Верные граждане, что должно поэтому предпринять?" Чиновники, посоветовавшись, решили так: "Власть относительно произнесения всех решений предоставить императрице и Сечженю, а юй-юе (канцлеру) Сюге поручить управление Южными границами" (в деле ведения войны с Китаем)». Таков был приговор совета чиновников и так, в тоже время, хорошо сошло это с рук для единодержавия Киданьских Хуаньди! Я считаю не лишним присоединить к этому несколько слов относительно тех титулов, какие она принимала, и какие даны ей императором Шэнь-цзуном, так как в них, правда, не без преувеличения, представляется характеристика ее отличительных черт (конечно, только хороших!). В первый год Тунь-Хо (983) она приняла титул: чень-тянь-Хуан-тай-хоу (высотою до небес мать-императрица); в 24-м году (1007) к этому прибавлено «жуй-де-шень-ле-инь-юнь-цзы-хуа... (гениально-добродетельная святая, совершенно соответствующая счастию, открывающая перерождение (!) высотою до небес мать-императрица). Несколько пышно, но во многом справедливо! Смерть ее последовала на 27-м году правления Тунь-Хо (1010). От нее остались три дочери: Гуань-инь, Чжан-шоу и Янь-шоу, которые, однако ж, ничем не ознаменовали себя. Сыновей у них также трое: Лунь-цинь, Лунь-ю и Яо-шуку (Шэнь-цзуна я пропускаю, как уже довольно известного, но о деятельности сих последних я поговорю в другом месте).

Подобно Шиллеру и Гете, гении которых развились под благотворным влиянием их матерей, Шэнь-цзун воспитывался и вырос под сенью советов своей разумной матери, как те оставили по себе память в своих гениальных произведениях, где мысль тогдашнего человека достигла до своего зенита, так и этот замечательный государь оставил яркий след за собой в своей деятельности, где мысль тогдашнего среднеазиатца достигла до своего апогея. Но чтоже сделал Шэнь-цзун, руководимый советами своей матери? Не место здесь распространяться об этом широко: я укажу только на самые главные акты из его деятельности. В сфере экономических постановлений было сделано: уменьшение податей, умеренные цены при голодовке народа, переселение жителей с неудобных на плодородные местности, введенные «амбары справедливости» (и-цань, запасные), прощение недоимок, указ об обработке пустопорожних мест, пиры для бедных по случаю урожаев, личный обзор полей, снаряжение судов в Ляо-Дун для закупки провианта — это относительно земледелия. Кассательно пошлин: назначение особенных чиновников — надзирателей за собиранием пошлин и усиленной обработкой полей, обращение пограничных войск в хлебопашцев и взимание с них податей натурой для прокормления армии, точное разграничение податных полей: частных (сы-тянь) и досужих (сянь-тянь), предоставление Ляо-Дуну прежних привилегий касательно взноса податей и повинностей. В деле торговли: доставление жителям свободного пропуска в Шаньси для производства торговых операций, конвоирование торговцев, основание торговых пунктов (в Ба-чжоу), облегчение народа дозволением обменивать бракованные шкуры и баранов на тафту в Южной столице. В разработке руд: эта сфера достигает в его царствование самого высшего процветания, ибо