Звезда Любви - Юлия Леонова

— Мне бы хотелось, чтобы все разрешилось как можно скорее и ко всеобщему счастью, — говорил ей за ужином Василий Андреевич, когда она упомянула что хотел бы поставить в известность родственников о своем возвращении, — но может статься так, что Павел Николаевич не пожелает признать Вас. Если Шеховской сам не пожелает объявить о том, что его жена вернулась, лучше тогда не затевать никакого дела.

— Но Полин и Серж, какое они отношение имеют ко всему тому, что произошло между мной и супругом? — вскинулась она.

— Вы правы, никакого, — ответил Закревский, — только в этом случае для Вас же будет лучше остаться Анной. Вы можете представит себе последствия того скандала, который непременно разразиться? Как это скажется на Николеньке, на его будущем?

Жюли, которую и без этого разговора, мучили сомнения, удрученно кивнула головой. Закревский только что озвучил ее самый страшный кошмар. Как она сможет жить дальше, если он не пожелает видеть ее? Жизнь тогда потеряет всякий смысл. Но ведь есть еще Николенька, — вздохнула Жюли, — их сын и она будет жить ради него. Но как смириться с этим, если сердце рвется к нему, если готова хоть сейчас приказать заложить экипаж и, невзирая на то, что зима на носу, что дороги развезло, помчаться в Сибирь, в Богом забытый Иркутск.

Сергей часто писал ей из столицы и спустя некоторое время, Жюли поймала себя на том, что ждет его писем. Именно от Левашова она узнала о том, что сестра ее Полин вышла замуж за князя Горчакова, что у них родился сын, названный Алексеем, и что Горчаковы хоть и приехали на сезон в столицу, но почти нигде не появляются, потому, как вновь ждут прибавления в семействе. От Шеховского по-прежнему нет никаких вестей. Читая эти строки, Жюли не заметила, как несколько соленых капель сорвались с ресниц и упали на бумагу, расплываясь по листу радужными пятнами.

Смахнув слезы, она села писать ответ. О том, что Василий Андреевич, хоть и чувствует себя лучше, но все же еще слишком слаб здоровьем, приезжала с визитом его мачеха Александра Платоновна, были и другие соседи, справлялись о здоровье Василия Андреевича. Закревский настоял на том, чтобы не раскрывать ее истинного имени и положения, пока не выясняться все обстоятельства этого дела и для всех она по-прежнему Аннет Закревская.

* * *

Перед отъездом из Иркутска Павел зашел проститься к Муравьевым. Николай Николаевич выразил свое сожаление по поводу его увечья, которое послужило поводом к отставке, и передал корреспонденцию, пришедшую на его имя за время отсутствия князя.

Забравшись в крытый возок, Шеховской пробежал глазами несколько писем от матери и одно от отца. Бросив взгляд на остальные, которые в основном были от Долли и от Горчакова, Павел раздражено вздохнул и, собрав их в стопку, передал Прохору:

— Прибери, потом прочту, — отвернулся он к окошку.

Видя, что барин нынче не в духе, Прохор без возражений забрал всю стопку и засунул в саквояж под сидение. Шеховской почти всю дорогу пребывал в мрачном молчании. Маменька в своем последнем письме написала, что Балашовы уже приехали в столицу и ждут его возвращения. Ну что ж, он сам сделал свой выбор, некого тут винить, — вздыхал Поль. Видимо, по приезду в столицу у него более не будет времени на раздумья. Помолвка и без того слишком затянулась, пора было покончить с этим: повести Дарью под венец и попытаться как-то устроить свою жизнь. Может быть, уехать в Ильинское вместе с молодой женой? Хотя нет, не стоит, там все будет напоминать о Жюли, но и оставаться в Петербурге не было никакого желания.

В конце декабря добрались до Петербурга. Ну, вот я и вернулся, — мрачно усмехнулся Шеховской, разглядывая фасад отчего дома. Не успел он дойти до верхней ступеньки, как дверь распахнулась и ему навстречу вышли обе дамы Балашовы.

— Ах! Боже мой! Павел Николаевич! Какое счастье, что Вы вернулись! — радостно улыбаясь, быстро заговорила Ангелина Леонтьевна. — А мы вот к маменьке Вашей на чай заезжали.

— С возвращением, Павел Николаевич, — едва заметно улыбнулась Долли, разглядывая его из под полей кокетливой шляпки.

Павел удивленно вздернул бровь: куда делась ее боязливость? Голубые глаза, опушенные длинными ресницами смотрели открыто и приветливо. День был безветренный, но довольно морозный. Яркий румянец окрасил нежные щеки, туго завитые русые локоны выбились из-под шляпки и мило обрамляли нежный овал лица. А ведь как изменилась! — поразился Шеховской. Хороша, весьма хороша. И отчего он раньше не замечал того. Хотя нет. Тогда на охоте в Павлово, когда она рассмеялась тому, как он удивился, увидев ее в седле во всей красе, он и тогда заметил, что она почти красавица, когда забывается и не старается казаться сизой горлицей, когда другие из кожи вон лезут, чтобы походить на белых лебедей.

— Милые дамы, — поднося к губам руку Ангелины Леонтьевны, склонился в легком поклоне Шеховской, — для меня невероятно лестно встретить именно Вас с день своего приезда.

— О как это неловко, здесь посреди улицы, — смущенно хихикнула Ангелина Леонтьевна. — Павел Николаевич, Вы заезжайте к нам с ответным визитом. Мы будем ждать.

— Непременно, Ангелина Леонтьевна, — улыбнулся Шеховской, в душе мечтая, как можно быстрее распрощаться с будущей родственницей.

Он невероятно устал в этой дороге, от долгого сидения в одной позе заныла рана в правом боку. Но все же не смог удержаться от того, чтобы не оглянуться вслед Долли, когда она заботливо поддерживая под руку матушку, осторожно спускалась по ступеням, чуть подобрав подол длинного салопа, подбитого соболем. Пожалуй, его брак будет не лишен приятности. По всей видимости, Дарья свыклась с этой мыслью и уже не будет шарахаться от него.

В доме все смешалось с его появлением. Софья Андреевна не дожидаясь, когда он с дороги приведет себя в порядок, а уж затем явится пред ней, сама пришла в его покои. Коротко постучав в дверь, она распахнула ее и устремилась к нему.

— Мама! — Павел поднялся с кресла как был без сапог, которые уже успел снять с него Прохор и заключил мать в крепкие объятья.

— Павлуша, мальчик мой. — целуя его в обе щеки, запричитала она. — Боже, я когда получила твое письмо… О прости, прости меня, — заметив, как чуть поморщился Павел, когда она в порыве материнской любви стиснула его плечи.

— Полно, маменька, — улыбнулся Павел, — я жив, хоть и не вполне здоров.

— Ах, Павлуша, — прошептала она, пропуская меж тонких пальцев золотистую челку, — Ты не представляешь, как я рада твоему возвращению. Но позже, позже, mon cher, отдыхай с дороги. Замерз поди, морозы нынче крепкие стоят.

Софья Андреевна никак не могла наглядеться на него. Сколько бессонных ночей простояла она на коленях под образами, моля уберечь его от всякой беды, да видать плохо молила, тяжело вздохнула она. Вернулся Прохор и замер в поклоне перед барыней.