Григорий Распутин-Новый - Алексей Варламов

«Участницами этого негодяя замешаны матери семейств, вдовы и девицы всех сословий и общественных положений. Все это сбившиеся с истинного пути психопатки. Мужья, отцы и близкие должны были давно уже принять самые радикальные меры для искоренения подобного зла в самом зародыше его возникновения и не дать этому грандиозному скандалу разрастись в вопрос государственной важности. Но они попустительствуют этому постыдному делу, в семьях этих заблудших не нашлось никого, кто бы оградил такое существо от омерзения. Наоборот, это поощряется…» – писала княгиня М. К. Тенишева, хотя она-то уж точно питалась одними слухами.

Вообще об этой, ставшей достопримечательностью Петербурга, квартире, о ее посетителях, о тех аферах, которые в ней творились, и о болезненном окружении Распутина написано очень много и весьма противоречиво, притом что на первый взгляд противоречий быть не должно: квартира, равно как и ее жильцы и посетители находились под постоянным наблюдением полиции, которая изо дня в день фиксировала все, чем занимался Распутин и его окружение.

«…агенты Охранного отделения дежурили в подъезде дома, в котором жил Распутин, под видом швейцара, и два агента всегда находились у ворот того же дома. Попутно, по моему приказанию они вели подробные записи всем лицам посещавшим Распутина, и тем, кого он посещал. Таким образом я ежедневно получал самые подробные сведения t том, кого видел и где был Распутин. Автомобиль, на котором ездил Распутин, принадлежал Охранному отделению, v шофером на нем был мой служащий. Поэтому мне всегда было известно, куда ездил Распутин, между прочим, по моим сведениям, он никогда не бывал в Царском Селе во дворце; он всегда останавливался там у Вырубовой, и к ней съезжались императрица Александра Федоровна, великие княжны и наследник, а также бывший император, если он в то время находился в Царском Селе», – показывал на следствии генерал Глобачев.

О дневниках наружного наблюдения среди исследователей жизни Распутина ведется много споров. Сторонниками Распутина высказывалось предложение, что многие из них были при последующей обработке фальсифицированы, и полностью скидывать со счетов эту версию нельзя. Дело в том, что записи наружного наблюдения существовали в двух видах – необработанные и обработанные. Первые составлялись непосредственно филерами, вторые подвергались редактуре, прежде чем лечь на стол к высокому начальству. Именно они-то в основном и сохранились и послужили основным источником для компромата на Распутина, именно в них идет речь о его пьянстве, кутежах, проститутках.

Однако помимо обработанных материалов сохранились три фрагмента «сырых» донесений филеров, и в них – случайно или нет – но ни слова о проститутках и кабаках. Из этого не следует автоматически, что все обработанные записи были грубо сфабрикованы, но сомнения возникают вместе с вопросом: кто и зачем уничтожил подлинники? На основании последнего обстоятельства О. А. Платонов заявил о полной фальсификации филерских донесений и обвинил во всем распутинских недругов, назвав даже конкретное имя.

«Можно предположить, как было дело. Пригласили человека – "специалиста" по подобным делам, профессионала по фальсификациям, предоставили ему подлинные донесения агентов, которые потом были уничтожены. "Специалист" их изучил, использовал хронологическую канву, отбрасывая все "лишнее" и добавляя массу клеветнических вымыслов в духе Илиодора.

Можно предположить, и кто был этот специалист. Очень вероятно, что это был уже известный нам журналист Дувидзон, профессионал в клевете на Распутина.

Известно, что Дувидзон секретно сотрудничал с Белецким, писал по его заказу статьи в определенном направлении и получал от него деньги. Это свидетельствует сам Белецкий в своих записках. Кроме того, стилистически и по характеру своих выдумок с подробным "сочинением" тобольских эпизодов "выписки" схожи с клеветническими очерками Дувидзона "Житие старца Григория" в газете "Биржевые ведомости"».

Версию О. Платонова попытались опровергнуть составители приложения к докладу митрополита Ювеналия на Архиерейском соборе 2004 года:

«Попытки ряда авторов, выступающих за "реабилитацию" Г. Распутина, поставить под сомнение достоверность материалов наружного наблюдения, фиксировавшего его общение с лицами сомнительной репутации и легкого поведения, не находят поддержки у специалистов. Исследователи, специально изучавшие делопроизводство департамента полиции и историю политического сыска в России, в частности доктор исторических наук 3. И. Перегудова, имеющая опыт разоблачения фальсификации полицейских документов, не видят оснований сомневаться в подлинности дневников наружного наблюдения за Г. Распутиным, в которых неоднократно отмечается его недостойное поведение».

В ответ О. А. Платонов обвинил Ювеналия в том, что владыка выразил мнение не большинства, а меньшинства Церкви, но ясности его более эмоциональная, нежели аргументированная отповедь не принесла, хотя осторожная фраза из приложения к докладу Ювеналия – «исследователи… не видят оснований сомневаться…» – действительно звучит обтекаемо, а стопроцентно ручаться за подлинность выписок, опубликованных в 1924 году в журнале «Красный архив», не стали даже советские редакторы того времени. «Настоящий материал не является сырым донесением агентов охранки, а представляет собой уже переработанную департаментом полиции сводку таковых; причем сводка эта, при всем своем стремлении придерживаться истины, не могла, конечно, осветить все факты с той же полнотой, с какой они были освещены самими агентами…»

Таким образом, вопрос о достоверности полицейских дневников наружного наблюдения можно по-прежнему считать нерешенным, и в этом смысле больше доверия вызывает сопоставительный анализ различных мемуаров и свидетельских показаний.

«Обстановка квартиры средне-мещанского типа, даже скорее бедная. Ежедневно у дверей его квартиры по утрам толпился бедный люд, и каждому он давал пособия, кому рубль, кому два, а кому и три. Семья его вела образ жизни скромный, но, по-видимому, ни в чем не нуждалась. В течение целого почти дня его посещали лица, принадлежавшие к разным слоям общества и разного служебного и общественного положения. Одни здесь бывали из-за личных симпатий к Распутину, другие ища его протекции, третьи просто в надежде набить около него карман», – вспоминал генерал Глобачев.

«Людская молва изображала Распутина весьма различно, – писал Гурко. – Наряду со слухами о его влиянии и возможности добиться через его посредство чего угодно, распространялось и то, что он святой человек, бессребреник, который помогает обращающимся к нему людям из побуждений христианской любви.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});