Сан-Феличе. Книга первая - Александр Дюма

Кроме того, командиру бригады Лаюру было приказано разместиться с 15-й полубригадой в Риньяно перед Чивита Кастеллана, а генералу Морису Матьё отправиться в Винь-янелло, чтобы не дать неаполитанцам занять Орте и помешать их переправе через Тибр.

В то же время Шампионне послал курьеров на дороги в Сполето и Фолиньо с целью ускорить прибытие трех тысяч солдат подкрепления, обещанного Жубером.

Отдав эти распоряжения, он стал спокойно ждать неприятеля, за передвижением которого мог наблюдать с возвышенности Чивита Кастеллана, где он расположился с тысячью солдат резерва, готовый отправиться туда, где потребуется его присутствие.

К счастью, вместо того чтобы преследовать Шампионне во главе многочисленной и прекрасно обученной неаполитанской кавалерии, генерал Макк потратил три или четыре дня в Риме и еще три или четыре дня вне Рима, сосредоточивая все свои силы, то есть сорок тысяч человек, чтобы затем обрушить их на Чивита Кастеллана.

Наконец генерал разделил свою армию на пять частей и двинулся.

По мнению стратегов, Макку следовало бы сделать следующее.

Он должен был бы вызвать в Перуджу корпус генерала Назелли, доставленный в Ливорно Нельсоном; он должен был бы провести главные силы своей армии по левому берегу Тибра и расположиться лагерем в Терни; он должен был бы, наконец, атаковать с шестикратно превосходящими силами малочисленные войска Макдональда, который, оказавшись между семитысячным войском Назелли и тридцати— или тридцатипятитысячной армией, наступающей под командованием Макка, не мог бы устоять против такой двойной атаки. А Макк, наоборот, рассеял свои силы, двигаясь пятью колоннами, и обнажил дорогу в Перуджу.

Правда, жители окружающих городов, то есть Риети, Отриколи и Витербо, взбудораженные воззваниями короля Фердинанда, зашевелились, и чувствовалось, что они готовы поддержать генерала Макка.

Макк продвигался, предварительно распространив до нелепости бесчеловечную прокламацию. Дело в том, что Шампионне, покидая Рим, оставил там в больницах триста больных, поручив их милосердию и чести вражеского генерала. Но когда король Фердинанд уведомил Макка о вылазке гарнизона замка Святого Ангела и о том, как два консула, которых собирались казнить, были похищены у самой виселицы, Макк обнародовал манифест, в котором предупреждал Шампионне, что если он не оставит свои позиции в Чивита Кастеллана, а посмеет оказать в этой крепости сопротивление, то триста больных ответят — голова за голову — за солдат, что погибнут в этом бою, и больные будут отданы на волю справедливого негодования римского народа, а это означало, что сброд из Трастевере разорвет их на куски.

Накануне того дня, когда показались передовые отряды неаполитанцев, эти листовки были доставлены крестьянами на французские аванпосты; они попали в руки Макдональда.

Этот благородный человек был возмущен до крайности.

Он взялся за перо и написал генералу Макку:

«Господин генерал,

я получил Ваш манифест. Берегитесь! Республиканцы не убийцы, однако предупреждаю Вас со своей стороны, что насильственная смерть хотя бы одного из больных, находящихся в римских госпиталях, явится смертным приговором для всей неаполитанской армии и что моим солдатам будет дано распоряжение не брать пленных.

Через час Ваше письмо станет известным всей армии, и Ваши угрозы вызовут в ней негодование и омерзение, которые превзойдет только презрение к тому, кто их себе позволил.

Макдоналъд».

И действительно, Макдональд тотчас же раздал дюжину этих листовок и приказал командирам прочитать их своим подчиненным, сам же сел в седло и галопом помчался в Чивита Кастеллана, чтобы показать Шампионне листовку и получить от него соответствующие указания.

Он застал генерала на великолепном мосту с двойной аркадой, перекинутом через Риомаджоре и возведенном в 1712 году кардиналом Империали; Шампионне держал в руках подзорную трубу, рассматривал подступы к городу и диктовал секретарю отметки, которые тот наносил на военную карту.

Увидев взволнованного, бледного Макдональда, мчавшегося к нему, Шампионне еще издали крикнул:

— Я думал, генерал, что вы несете какие-нибудь известия о неприятеле, но теперь вижу, что ошибся, ибо в таком случае вы были бы невозмутимы, вы же, напротив, так взволнованы…

— А все-таки я собираюсь доложить вам о неприятеле, — отвечал Макдональд, соскакивая с лошади. — Вот моя новость!

И он протянул ему листовку.

Шампионне прочитал ее, не выказывая гнева, а лишь пожимая плечами.

— Разве вы не знаете, с кем мы имеем дело? — сказал он. — А что вы на это ответили?

— Прежде всего я распорядился, чтобы манифест прочитали по всей армии.

— Вы поступили правильно. Надо, чтобы солдат знал своего врага, а еще лучше — чтобы он его презирал. Но это еще не все. Я полагаю, вы ответили генералу Макку?

— Да, я написал, что каждый неаполитанский пленный будет головой отвечать за больных французов в Риме.

— А тут вы не правы.

— Не прав?

Шампионне взглянул на Макдональда очень ласково и, положа руку ему на плечо, сказал:

— Друг мой, не кровавой местью должны республиканцы отвечать своим врагам; короли и без того готовы клеветать на нас, так не дадим же им повода даже злословить на наш счет. Идите к своим солдатам, Макдональд, и прочтите им приказ, который я сейчас вам дам.

И, обратись к секретарю, он продиктовал ему следующий приказ, который тот записал карандашом:

«Приказ генерала Шампионне, данный накануне боя при Чивита Кастеллана».

— Так будет называться сражение, которое вы выиграете завтра, — прервал самого себя Шампионне.

Потом он продолжал:

«Со всеми неаполитанскими солдатами, взятыми в плен, приказываю обращаться гуманно и мягко, как то принято у республиканцев в отношении побежденных врагов.

Солдаты, которые позволят себе дурно обращаться с безоружными пленными, понесут суровое наказание.

Ответственность за исполнение этих двух пунктов возлагаю на генералов…»

Шампионне уже взял в руки карандаш, как вдруг в конце моста показался конный егерь, раненный в лоб и весь забрызганный грязью. Он направил свою лошадь прямо к Шампионне.

— Генерал, — сказал он, — неаполитанцы захватили в Баккано наш передовой отряд численностью в пятьдесят человек и всех их перебили в караульном помещении. А из боязни, как бы кто-нибудь из них не выжил и не убежал, они подожгли здание, и оно рухнуло на наших под радостные крики простонародья и брань королевских прислужников.