Волкодав - Мария Васильевна Семенова

придерживался за чьё-то плечо, но голову нёс гордо.

– Девушек такой знатности редко убивают разбойники, – заметил Крут. – Их похищают, чтобы потребовать выкуп. Какая корысть им в её смерти?

– Кнесинку уже пытались убить тогда на торгу, – напомнил кто-то из витязей. – И тоже непонятно зачем.

– То на торгу, – проворчал Крут. – А то посреди леса.

Лучезар отрешённо смотрел в пространство. Когда человек не желает оправдываться, это всегда впечатляет.

– Мы можем доказать, что за государыней охотились! – вновь подала голос Эртан. – Мёртвой служанке отрубили голову, а потом бросили в костёр. Увидели небось – не та!

Было слышно, как далеко в толпе горько заплакала женщина.

– В ту ночь, государь, – сказал Дунгорм, – твой боярин окончательно рассорился с телохранителем и предложил госпоже выбирать, с кем она будет советоваться в дальнейшем, с ним или с венном. И госпожа выбрала венна!

– Твой боярин очень обиделся, кнес, – хмыкнула Эртан. – После этого кнесинка шла пешком с нами, с ратниками, а он ехал в полуверсте позади.

– Потому, наверное, он и не подоспел к нам на выручку, когда нас теснили к Препоне, – сказал Дунгорм. – Его воины появились одновременно с конниками моего господина, когда исход боя был предрешён, а мост, по которому перешла государыня, обрушен.

Стало тихо, только негромко шептались ратники. Они многое могли припомнить Лучезару Лугиничу. Кнес тоже повернулся к молодому боярину. И было видно, что галирадскому правителю больше не хотелось спрашивать, почему это он привёз Волкодава не в цепях.

– Что скажешь, Лучезар?

Левый пожал широкими плечами:

– Скажу, родственник, что никогда даже не думал, как, оказывается, легко измыслить навет. Но теперь убеждаюсь: любой поступок можно превратно истолковать…

– Этим ты в своём письме и занимался! – дерзко проговорила Эртан.

Кнес ожёг её взглядом:

– Вы!.. Вы хоть понимаете, что вы тут наговорили?..

– Кроме нас здесь двадцать шесть человек, – ответил Дунгорм. – И я осмелюсь утверждать, государь, что на клятве перед Богами ни один из них не станет опровергать наших слов.

– Мои воины тоже могут присягнуть перед Богами, – равнодушно сказал Лучезар. – А их куда как побольше. К тому же всем нам известно, что Боги далеко не всегда и не сразу изобличают клятвопреступников…

– Можно и поторопить Их справедливость! – сказал Волкодав.

Никто не заметил движения, просто меч каким-то образом перекочевал из развязанных ножен в его левую руку. Узорчатый клинок серебрился в пасмурном свете, указывая прямо в грудь Лучезару. Это был вызов на поединок. На Божий Суд.

День перевалил полуденную черту. Божьему же Суду совершаться лучше всего на рассвете, пока небо ещё не замутнено грехами людей и юный Бог Солнца взирает на мир в утренней славе, полный сил и готовности присмотреть за земным правосудием. Остаток дня и всю ночь поединщикам предстояло провести в кроме, в уединённых клетях. Там они будут поститься, размышлять и беседовать с Богами.

Волкодаву не удалось даже заглянуть домой, в мастерскую Вароха. Стражники окружили и его, и Лучезара и повели в крепость. Все видели: Лучезар шествовал с поднятой головой, венн же хмуро смотрел под ноги. Ещё не хватало споткнуться при всём честном народе и раны разбередить!

На пороге клети Бравлин придержал Волкодава за плечо:

– Ты, венн, дай-ка сюда оружие… До завтра пускай в святилище полежит.

Оба помнили, как Бравлин уже пытался забрать у него меч полгода назад.

– Оружие, – спокойно сказал Волкодав, – я отдам только кнесу, или кнесинке, или боярину Круту.

– Сейчас тебе! – фыркнул один из молодых стражников. – Вот так прямо государь сюда припожалует!

Волкодав ответил ровным голосом, не двигаясь с места:

– Тогда отними.

Парню не захотелось с ним связываться: был, видно, наслышан о безобразиях, которые этот венн время от времени учинял.

– Иди, – сказал ему старшина. – Позови Милованыча.

В это время к ним подошёл Атталик. Мальчишка показался Волкодаву значительно возмужавшим. Это чувствовалось не в осанке, не в ширине плеч, скорее – во взгляде, в выражении глаз.

– А мне отдашь, Волкодав? – спросил юный сегван. – Я старший сын кунса, и род мой никакому в этом городе не уступит!

Пряжки ремней не были особенно удобны для левой руки. Волкодав, повозившись, расстегнул их и протянул Атталику двое ножен – с боевым ножом и с мечом. Он знал: мальчишка скорее умрёт, чем позволит кому-нибудь прикоснуться к оружию. Тем более испортить его.

Стражники расположились возле двери и всю ночь приглядывали за Волкодавом сквозь дверную щель. Мало ли, вдруг примется колдовать, творить чёрное непотребство. Да и любопытно опять же.

Они видели, как венн, посидев немного на лавке, встал, очень осторожно стащил тёплую куртку и стал делать какие-то движения. Опытные воины сразу поняли, что он готовился к бою. То, что он совершал, наводило на мысль и о танце, и о священнодействии. Неторопливый танец постепенно усложнялся, становился грозней. Стражники прилипли к щели – приди старшина, узрел бы пяток согнутых спин. Волкодав словно встречал кого-то, наседавшего с оружием, вызывал его на удары, ловил их и отражал, потом вышибал из вражьей ладони меч… и добивал супротивника. Добивал жестоко и страшно, без малейшей пощады. И всё это – левой рукой.

Стражники отлично знали, каков боец был Лучезар. Сперва они полагали, что он шутя расправится с венном. Теперь посоветовались и переменили своё мнение. Поединок с одноруким навряд ли покажется Лучезару детской забавой. Им по крайней мере меняться местами с боярином совсем не хотелось.

Окошка в клети, даже волокового, не было: сруб располагался внутри насыпи под земляной стеной крома. Волкодав занимался своим делом в скудном мерцании лучины. Потом, к окончательному изумлению стражников, он медленно обратил в сторону светца развёрнутую ладонь. И огонёк, трепетавший на расстоянии двух аршин, погас, как задутый. До сих пор парни о таком только слышали. Самим видеть не приходилось.

Волкодав, которому светец был не особо и нужен, удовлетворённо кивнул в темноте. Вытащив загасшую лучину из железного расщепа светца, он загнал её между брёвнами – для Мыша. Завернулся в плащ и лёг спать.

Отец Волкодава не каждый день делал оружие, но сын помнил, как в гостевом доме рода останавливались славные воины, нарочно приезжавшие заказывать у кузнеца Межамира клинок знаменитой веннской узорчатой стали. Разборчив был Межамир. Никакая плата не побудила бы его создавать меч для злого, разбойного человека или богатого лодыря, возмечтавшего о драгоценной игрушке. Не всё продаётся за деньги, не всё покупается. Меч же – свят. В нём Правда Богов.

Лучшими кузнецами в древности и теперь были Серые Псы. Не бывало недовольных мастерством Межамира. Он же умел не только