Разделяй и властвуй. Записки триумфатора - Гай Юлий Цезарь

Подобно Александру и Ганнибалу, он также являл во всех своих действиях политику мудрую и искусную, но не так, как Александр, всегда открытую, благородную и благую для других, а скрытную, тонкую, хитрую, иногда коварную, но всегда полезную для него лично. При этом он едва ли не еще искуснее Ганнибала умет завязывать тайные сношения, вести переговоры и склонять на свою сторону всеми возможными средствами, от крайних ласкательств до крайних угроз.

Несоразмерность сил, средств и способов, с которыми он начал и вел до половины междоусобную войну, и обширности его предприятий, многочисленности его успехов и побед и важности приобретенных им результатов заслуживает не меньшего внимания в его войнах и походах, чем в Александровых и Ганнибаловых. Лишь после победы при Фарсале силы, средства и способы его стали быстро возрастать, но и тогда, как и прежде, бывали времена и случаи (как в Египте, Африке и даже Испании), когда ему приходилось со слабейшими силами бороться против сильнейших и уравновешивать их лишь мужеством, твердостью, терпением и особенно дарованиями и искусством своими.

В пощаде и сбережении своих войск, когда дело не шло о решительных действиях против неприятеля, равно и в постоянном усилении их новыми наборами и т. п., ему достойно подобают такие же честь и слава, как и Александру, и Ганнибалу.

Счастье – этот обычный спутник великих полководцев, умеющих могущественно приковывать его к себе и глубоко, твердо верующих в него, – не одинаково благоприятствовало всегда и во всех случаях Цезарю и особенно Ганнибалу так, как Александру. Едва ли кому из великих полководцев досталась такая завидная участь – никогда и никем не быть побежденным, но всегда и над всеми быть победителем, – как Александру. Хотя Цезарь также победил всех – окончательно, но про него нельзя сказать, чтобы «он никогда и никем не был побежден». Его побеждали не только римляне, но даже и галлы, и едва не победил Верцингеториг, который за то и поплатился позором и казнью. Да и победы его (исключая над Фарнаком) стоили ему не легко и не дешево, что, впрочем, не только не унижает, но и еще более возвышает его славу. Счастье, в которое он верил слепо, до фатализма, всегда более или менее благоприятствовало и помогало ему, как и Александру.

Но Ганнибал – редкий полководец, как уже было сказано выше, – при необыкновенных военных дарованиях и всех правах на удачу был более его подвержен превратностям судьбы и изменчивости счастья; редкий был более несчастлив, но и более велик в своем несчастье; редкий, наконец, возбуждает тем более участия к себе. В этом именно и заключается самое разительное различие между ним и между Александром и Цезарем, между его и их положением, силами, средствами, способами и пр. Из этого не следует, однако, что Александр стоит выше Цезаря, а Цезарь, выше Ганнибала: они все одинаково велики как полководцы, но каждый в своем роде и в особых отношениях, один – в постоянном счастье, другой – в счастье, но не без несчастья, третий же – преимущественно в несчастье.

10

Можно сделать следующий вывод: одна часть образа и искусства ведения ими войны во всех военных отношениях, была общая у всех этих трех великих полководцев древности, другая – у каждого особенная, как бы его личная.

Общим им было ведение войны правильное, систематическое, по выражению Цезаря – римское, т. е. противоположное варварскому (азиатскому или африканскому), а по выражению Наполеона I – методическое, т. е. основанное на предварительно соображенном и составленном предначертании, исполняемом неизменно согласно главной предположенной цели, но с изменениями в подробностях согласно обстоятельствам, силам, средствам, способам, местности и пр.

Они вели войну не иначе как опираясь на местные условия – страну или край, обеспечив тыл, фланги и сообщения свои, устремляя совокупные силы свои прямо к решительным пунктам театра войны или военных действий, преимущественно к тем, где были главные силы неприятеля, – но разделяя свои силы, когда обстоятельства того требовали, с тем, однако, чтобы потом снова соединять их. Движения и действия их были смелые, быстрые и решительные, имевшие целью преимущественно бои, но иногда маневрирование с той либо с другою целью, окончательно же – все-таки с целью боя. Война для них была действием, а не бездействием, и потому всегда была ведена ими более или менее деятельно, но иногда они медлили и выжидали, чтобы тем быстрее, решительнее и вернее действовать потом.

Все времена года, все свойства местности были равны для ведения ими войны и военных действий, и нередко тогда и там, где предстояло всего более затруднений, препятствий, трудов, лишений и опасности, они предвидели для себя более чести и славы. При всем том они умели разумно сберегать свои силы, средства и способы и не только не ослаблять, но и усиливать их, по мере своей деятельности и усилий. Заботливость их о надлежащем, достаточном содержании своих войск и снабжении их всем нужным, особенно продовольствием, была всегда и во всех случаях постоянная, неизменная, неутомимо-деятельная. Средствами к тому им служили контрибуции и реквизиции, но правильные и справедливые, чуждые насилия и грабежа, учреждение в тылу складов военных и продовольственных запасов и обеспеченный подвоз их сушей или водой, реками либо морем.

Сражения их, при множестве разнообразных особенностей, имеют общие черты и характер – в строе благоустроенных греческих, македонских или римских армий, по правилам греческой и македонской или римской тактики, а действия в бою – в косвенном боевом порядке, тем или другом крылом либо обоими одновременно, с надлежащими резервами, разумным сочетанием строя, порядка и образа движений и действий войск всех родов и видов, так что одни других поддерживали и одни другим содействовали, в строгих единстве и согласии целого.

В случае победы они превосходно умели пользоваться ею, преследуя побежденного, нередко с неимоверным напряжением сил и деятельности, но не пренебрегая осторожностью и даже усугубляя ее. В случаях же неудачи они усугубляли ее еще более и или (как Ганнибал) прибегали к хитростям и скрытным движениям и действиям, или (как Цезарь) даже отступлению придавали вид наступления либо угрожающего движения, преимущественно пофлангового, в другую сторону. Один Александр, не знавший неудач, не знал и отступлений, кроме преднамеренных.

В полевом фортификационном искусстве выше всех стоит, бесспорно, Цезарь, за ним – Ганнибал; Александр имел гораздо меньше случаев прибегать к нему. Но в полиорцетическом отношении выше всех и на равной ступени стояли Александр и Цезарь, каждый в соответствии с состоянием этого искусства в его время; Ганнибал же не любил ни обложений, ни осад и не имел ни средств, ни возможности к тому.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});