Конец детства (сборник) - Джон Кристофер

— Все еще ничего нового, — начал он. — Несколько минут назад я видел, как исчез в небе след вашего корабля. Луна как раз начинает убывать, и та ее сторона, которой она всегда была обращена к Земле, теперь почти наполовину не видна… впрочем, вы, наверно, это уже знаете.

Ян примолк; чувствовал он себя довольно глупо. Что-то есть в его поведении неуместное, даже немножко нелепое. Завершается история целого мира, а он — будто радиокомментатор на скачках или на состязаниях по боксу. Но тут же он пожал плечами и отмахнулся от этой мысли. В минуты величия поблизости во все времена ухмылялась пошлость… но здесь, кроме него самого, некому ее заметить.

— За последний час было три небольших землетрясения, — продолжал он. — Они замечательно управляют вращением Земли, но все-таки не в совершенстве… Право, Кареллен, я все больше убеждаюсь, как трудно сказать вам что-нибудь такое, чего вам уже не сообщили ваши приборы. Наверно, было бы легче, если б вы хоть намекнули, чего мне ждать, и предупредили, долго ли надо ждать. Если ничего не случится, выйду опять на связь через шесть часов, как мы условились…

Нет, слушайте! Наверно, они только и ждали вашего отлета. Что-то начинается. Звезды тускнеют. Похоже, все небо страшно быстро заволакивает огромное облако. Только на самом деле это не облако. В нем есть какая-то система… Трудно различить, но что-то вроде туманной сетки из лент и полос, и они все время перемещаются. Будто звезды запутались в огромной призрачной паутине.

Вся эта сеть засветилась… светится и пульсирует, совсем как живая. Наверно, и правда живая… или это что-то выше, чем жизнь, как все живое выше неорганического мира?

Кажется, свечение сдвигается в один край неба… подождите минуту, я перейду к другому окну.

Ну да… я мог бы и раньше догадаться. На западе над горизонтом огромный пылающий столб, какое-то огненное дерево. Оно очень далеко, на той стороне Земли. Я знаю, откуда оно растет, это они наконец пустились в путь, чтобы соединиться со Сверхразумом. Ученичество закончено, они отбрасывают последние остатки материи.

Огненный столб поднимается выше, а та сетка становится отчетливей, она теперь не такая туманная. Местами как будто совсем плотная… хотя звезды еще немного просвечивают сквозь нее.

А, понял. Кареллен, я видел, над вашей планетой вырастало что-то очень похожее, хотя и не в точности такое же. Может, это была часть Сверхразума? Наверно, вы скрывали от меня правду, чтобы у меня не возникли предвзятые идеи… чтоб я стал непредубежденным наблюдателем. Хотел бы я знать, что вы сейчас видите на ваших экранах, и сравнить с тем, что представляется мне!

Наверно, вот так он с вами и говорит, Кареллен, такими вот очертаниями и красками? Я помню, в рубке вашего корабля по экранам бежали какие-то узоры, это был зримый язык, внятный вашим глазам.

Теперь среди звезд мерцают и пляшут сполохи, точь в точь северное сияние. Ну конечно, наверняка так оно и есть — сильнейшая магнитная буря. Долина, горы — всё осветилось… ярче, чем днем… красные, золотые, зеленые полосы пробегают по небу… никакими словами не опишешь, просто несправедливо, что я один вижу такое… и не думал, что возможны такие цвета…

Буря утихает, но та огромная туманная сеть еще тут. Пожалуй, северное сияние — только побочный продукт какой-то энергии, которая высвобождается там, в стратосфере…

Одну минуту, что-то новое. Какая-то легкость во всем теле. Что это значит? Роняю карандаш — он падает медленно, как перышко. Что-то происходит с силой тяжести… поднимается сильный ветер… на равнине ветви деревьев ходят ходуном.

Понятно… атмосфера улетучивается. Камни и палки несутся вверх, будто сама Земля хочет рвануться за теми в небо. Вихрем подняло тучу пыли. Ничего не разглядеть… может, скоро прояснится.

Да… теперь лучше. С поверхности все сметено… пыль рассеялась. Любопытно, долго ли продержится это здание? И становится трудно дышать… попробую говорить медленней.

Вижу опять хорошо. Тот огненный столб еще на месте, но сжимается, суживается… будто смерч, уходящий в облака. И… как это передать? — меня захлестнуло таким волнением! Это не радость и не скорбь… было чувство полноты, свершения. Может, почудилось? Или это нахлынуло извне? Не знаю.

А теперь… нет, это не просто чудится… мир стал пустой. Совсем пустой. Все равно как слушаешь радио, и вдруг все выключилось. И небо опять ясное… туманная сетка пропала. Куда оно теперь пойдет, Кареллен? И на той планете вы опять будете ему служить?

Странно, вокруг меня все по-прежнему. Не знаю, почему-то я думал…

Ян умолк. Минуту мучился, не находя слов, закрыл глаза, силясь овладеть собой. Сейчас не до страха, не до паники, надо исполнить свой долг… долг перед Человечеством — и перед Карелленом.

Сперва медленно, будто просыпаясь, он снова заговорил:

— Здания вокруг… долина… горы… все прозрачное, как стекло… я вижу сквозь них! Земля истаивает… я стал почти невесомый. Вы были правы… им больше не нужны игрушки.

Остались секунды. Горы взлетают клоками дыма. Прощайте, Кареллен, Рашаверак… мне вас жаль. Мне этого не понять, а все-таки я видел, чем стало мое племя. Все, чего мы достигли, поднялось к звездам. Может, это и хотели сказать все старые религии. Только они перепутали, они думали, человечество так много значит, а мы лишь одно племя из… знаете ли вы, сколько их? А теперь мы — уже другое, вам этого не дано.

Река исчезает. А небо пока прежнее. Трудно дышать. Странно, Луна еще светит. Я рад, что они ее оставили, но ей теперь будет одиноко…

Свет! Подо мной… в недрах Земли… поднимается сквозь скалы, сквозь все… ярче, ярче, слепит…

***

В беззвучном взрыве света ядро Земли выпустило на волю потаенные запасы энергии. Недолгое время гравитационные волны пересекали во всех направлениях Солнечную систему, чуть колебля орбиты планет. И опять оставшиеся дети Солнца двинулись извечными своими путями, как по безмятежному озеру выплывают пробки из чуть заметной ряби от брошенного камня.

От Земли не осталось ничего. Те высосали всю ее плоть до последнего атома. Она питала их в час непостижимого, неистового преображения, как плоть пшеничного зерна кормит малый росток, когда он тянется к Солнцу.

***

В шести тысячах километров за орбитой Плутона перед внезапно погасшим экраном сидит Кареллен. Наблюдения закончены, задача выполнена; он возвращается домой, на планету, которую так давно покинул. Его гнетет тяжесть столетий и печаль, которую не разогнать никакими рассуждениями. Не человечество он оплакивает, его скорбь — о собственном народе, чей путь к величию навек пресекли неодолимые силы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});