Счастье в мгновении. Часть 3 - Анна Д. Фурсова

ее нет рядом.

Николас удивленно-радостно восклицает:

— Джексон, я так рад за вас! Так рад! Тебе так повезло. Она необыкновенно-красивая и милая девушка. И ее глаза сверкают от добра, которым она всех озаряет. Проект вас сблизил.

— Да, я нашел любовь всей своей жизни и ни за что не откажусь от нее, если… — Я не продолжаю.

— Счастлив за тебя! И Джексон, прости, но не могу не задать еще один вопрос. А Белла и… Ты объяснился с ней?

— Спасибо… Нет, еще нет. Лишь с Брендоном, но я решу эту задачу.

— О… я бы точно не хотел оказаться на твоем месте. Мисс Гонсалес будет в ярости…

— Знаю. Я пропал. Я должен бросить её официально, но пока не знаю как…

— Она ждет, что вы заявите о помолвке… Я слышал это от знакомых Брендона.

— Неправда! — твердо вскрикиваю я.

— Но она решительно настроена на тебя… и ты скорее должен что-то предпринять. И чтобы это не отразилось на фирме. А то уже был похожий случай в другой компании, где роман между директором и его партнершей по проекту, подогретый быстродействующим средством коммуникации — говорящей коробкой, привел к закрытию всех филиалов и…

— Знаю! — приостанавливаю я его. Но проявившийся внутри меня затаенный в сердце страх оживляется. — Оставим между нами? Я исправлю положение, как требуется, и моя личная жизнь не повлияет на процветание «Успех Равно Счастье».

— Естественно. Если нужна моя помощь, звони.

— В этом нет необходимости, но я благодарен тебе.

— Понял тебя, но хоть в курсе держи.

Не имея никакого желания тормошить эту тему, я уветливо ухожу от первоначального разговора, вспомнив то, что обещал сделать:

— Николас, к тебе есть дело.

— Внимательно слушаю. — Он выпрямляет спину, тянется за шариковой ручкой, замышляя писать.

— Нет-нет, — ввиду этого действия, говорю я. — Я о другом. Разговор о рукописи Миланы.

— Да, у нее есть какие-то вопросы? А почему же не свяжется со мной? Я который день жду ее письма, но его нет.

Положив ногу на ногу, заняв поудобнее кресло, я благосклонно прошу:

— Ты можешь внести вот эти изменения, — взглядом показываю на материал, — и учесть предложенное название книги?

Он поджимает губы, принимая озабоченное выражение лица.

— Что-то я не совсем понял. Какие изменения? Милана мне ничего не передавала. Хм… — задумывается он, ещё раз при мне перепроверяя почтовый ящик.

— Николас, здесь немного другой случай, — пытаюсь разъяснить я ему. — Она не извещена об этом.

— Как? — Он поднимает на меня весьма недоумевающий взгляд. — Я могу опубликовать перечень изменений, сделать их утверждёнными только после того, как согласую это с писателем. Авторские права принадлежат ей, через тебя, к сожалению, я не могу это принять, как бы я тебя не уважал и кем бы ты не являлся. В твоей компании — да, я делаю всё, что ты, как директор, доносишь нам, но в моей — всё обстоит по-другому. Специфика деятельности разнится.

Чтобы я не пробовал делать, за что бы не брался, в последнее время везде меня поджидают препятствия.

— Николас… — говорю с вежливостью и спокойствием, но он перебивает, не давая выразиться, и неоспоримо утверждает:

— Джексон, приятель, я не отступаю от того, что создал сам — правила. Их подписывала в договоре Милана, не ты. Если она согласится с исправлениями то, пожалуйста, присылайте. Можете, в электронном виде, необязательно саморучно вписывать дополнения.

— Сделай так, это нужно! Это конструктивные предложения по редакции! — уговариваю его, но серьёзное выражение лица Николаса не меняется. — Она тебе потом ещё спасибо скажет. Ты сделаешь благое дело.

— Понапрасну твои разъяснения, Джексон. Я не принимаю этого. Помимо того редакционные исправления возможны и то в крайнем-крайнем случае быть принятыми только от родственников мисс Фьючерс и только под ее руководством.

У меня не остаётся выбора, как рассказать ему о Нике, внесшем частичку себя в прозу. Вскоре я принимаюсь разумно объяснить одно с помощью другого и в конце добавляю:

— Ты только посмотри на новый текст, и ты избавишься от всех сомнений.

Николас выслушивает меня и бессловесно, с интригой открывает кнопку на папке-конверте, доставая несколько листиков.

Проходит пять минут. С выпученными глазами он не отрывает взгляда от редакции.

— Кто этот человек? Как ему удалось? Чудесно! Восхитительный слог! Объективные изменения, искусные добавления в описании…

— Что я тебе и говорил. — Время, использованное в ночи Ником, проведено не впустую.

Он засыпает меня вопросами об отце Миланы, и я рассказываю ему о его деятельности.

— Однозначно он будет работать у нас. Таких опытных людей редко найдешь. Джексон, прошу прощения, что был поначалу категоричен… — Я улыбчиво киваю. Приятель замолкает на минуту, снова вчитываясь в текст. Его виски вспотели. Он вытирает их ладонями и с тем же на редкость удивлением, восхищением, читаемых в его глазах, произносит: — Он так любит свою дочь… Незримо ощущается отцовская любовь в предложениях, которые он вписал. «Когда я был так далек от тебя, дочурка, я любил тебя в мыслях», — зачитывает он с чувством, охватившего его волнения.

Эффект от фразы поразителен. Сколько заложено сокровенного смысла в этих словах. Разлучные ждут часа встречи, ждут часа прощения друг друга.

Его улыбка в течение минуты блекнет.

— Как быть с тем, что Милана останется в стороне от информации? Если она узнает, что я сделал это без согласования…

С уверенностью и прямотой говорю:

— Она — его смысл. Ты только подумай, дочь и отец создали одну вещь, вдали друг от друга, выражая свою любовь… — Чтобы он выразил согласие, я подхожу и с другой стороны: — Как человек, который занимался не один месяц маркетингом, хочу сказать, что этот факт можно задействовать и для последующей рекламы и продажи. — Я приятельски хлопаю его по плечу. — Ты убьешь сразу дву… нет! Сразу трех зайцев! Соединишь сердца дочери и отца, увеличишь доходы издательства от покупки книги, втайне написанной от двух лиц, и сделаешь их счастливыми. — Он энергично мотает головой, изъявляя готовность принять работу Ника, при этом неотрывно смотрит на текст. — Николас, это, быть может, единственный шанс, чтобы она простила его…

— Между ними не ладятся отношения?

— Это довольно сложная и длинная история. Тебе лучше не углубляться в ее подробности.

— Вот так гены!

— На Питера они тоже распространяются, — случайно вырывается из меня. Как только нить душевной атмосферы растягивается, то и душа просится раскрыть все тайники.

Со стоном изумления Николас бормочет, приложив палец к губам:

— Ты хочешь сказать, что…

— Да. — Он пробует сопоставить все сказанное мною, пока я продолжаю: — Раз уж мы подошли к этому, то почему я должен скрывать это.