Самая страшная книга 2024 - Дмитрий Александрович Тихонов

с камня и отвесил мне пинка. Мгновение – и мы уже катались по траве в шуточной драке. А потом долго очищались от грязи, снимали с волос налипшую листву и лопали купленное в магазинчике мороженое.

На синей стене торгового павильона было выведено гигантскими буквами «КРОЛИКА КОРМИ». Я смотрел на надпись, болтал ногами, толкал локтем Торга, а зубы мои сводило от сладкого пломбирного холода.

В Дербеневке я предложил Торгу использовать тактику индейцев. Они, рассказал я, умные и благородные, но при этом осторожные, не лезут на рожон. Так что идти нам следует не дворами, а по прогулочному проспектику, пристроившись за безопасными мамочками с колясками.

Увы, тактика провалились – мамочки уселись на лавку, а уже метров через сто из скверика набежали местные и уволокли нас в дворовые глубины.

Выглядели эти ребята совсем не так, как пацаны с Лапшака. Особенно пугал один – лет шестнадцати на вид, с бритой налысо головой, прыщавой мордой и гигантскими кулаками с разбитыми в кровь костяшками.

– Чё будем с ними делать? – спросил толстый белобрысый парень в расстегнутой до пупа рубашке.

– Бить будем, – равнодушно проронил бритоголовый.

Я беспомощно посмотрел на Торга – отбиться не было шансов. С такими кабанами мы бы и один на один никогда не выстояли, а уж с целой бандой…

– Ребят, вы, значить, не хотите…

Договорить Торгу не дали – белобрысый врезал ленивым коротким ударом. Торг рухнул на спину и остался лежать, потеряв сознание.

Бритоголовый скомкал футболку у моего горла, потянул вверх, и я почувствовал, как земля уходит из-под ног.

Я вспомнил паренька из Сочи, который застрял в растопленном асфальте, и пацана, чьей головой сыграли в футбол. И мне сделалось ужасно жаль так глупо пропадать. Как, подумал я, расстроится отец, когда ему скажет милиция, что сын трагически погиб в драке в Дербеневке, как упадет на колени и зарыдает – я видел похожую сцену в кино – мама…

– Э, погодь, гля! – услышал я голос. Осторожно обернулся, стараясь не задеть подбородком костяшки пальцев бритоголового, и увидел, что один из пацанов указывает на кроссовки лежащего в отключке Торга. Я, насколько мне позволяло мое подвешенное состояние, вытянул шею и разглядел на серой подошве выжженную пирографом букву «Л» в неровном круге.

– Ё-мое, чё вы сразу-то не сказали, что с Лапшака? С вашими мы в ладах. – Бритоголовый аккуратно опустил меня на землю.

– Ну, мы… – Я растерялся. Торг все еще лежал в отключке, а мне в голову не шло никакого объяснения. Белобрысый прищурился, и я испугался, что он сейчас догадается, что кроссовки на Торге чужие, – и тогда нам уж точно хана.

И меня осенило!

Я рассказал, раскрасив жуткими подробностями, историю про игру отрезанной головой Таджика. Добавил, что теперь осторожничаем и не светим, откуда мы.

– Слышь, Кролик, он не брешет. Я чёт такое тоже слыхал, в Тигулях пацаны вообще озверелые, – сказал кто-то из свиты. И я с удивлением уставился на бритоголового: как же я мог забыть, ведь читал когда-то, что самого сильного и авторитетного пацана района в городах нашего региона частенько прозывают кроликом. Так вот кого приказывали кормить надписи!

Бритоголовый Кролик покивал, мол, тоже наслышан.

– Малой, это, я все хотел узнать, ваш Таджик, которому башку отрубили, он чё, в натуре таджик?

Я вдруг почувствовал себя приятно и легко, как будто плыл, лежа на спине, по речке – так ловко мне удавалось сочинять.

– Да не, – махнул я рукой. – Какой там таджик. Фамилия Таджиков. У него батя еще на цементном работал. А после, как все случилось, его от нервов в бетонную машину затянуло. И потом на стройке где-то блок с ним, замурованным, вставили. Вот будет жить семья, пацан, дочка с бантом, а в стене у них – залитый бетоном мужик!

– Верно говорит, – сказал кто-то из толпы. – Я чего-то такое, кажись, слыхал.

Бритоголовый покивал, и я облегченно выдохнул.

– Ну, раз с Лапшака, законы знаешь, – устало проронил белобрысый. – Мы ваших не трогаем, но правила надо соблюдать. Три трубки.

– Верно, верно!

– Этот пусть в себя приходит, а ты, малой, того.

И опять меня бросило в холодный пот: какие еще трубки и правила? «Трубки мира, что ли?» – пронеслось в голове. Но тут заговорил бритоголовый Кролик:

– Кролика надо кормить. Три таксофонных трубки – плата за ход по району. Вертайся сюда через два часа.

– Ты их, что ли, лопаешь? – Я было улыбнулся, но наткнулся на тяжеленный взгляд Кролика, осекся, кивнул и побежал из двора прочь.

Позорную мысль сбежать, оставив Торга выпутываться самому, я с негодованием отверг. Но и выполнить задание казалось делом непростым: почти на всех встречных таксофонах трубка отсутствовала.

Я заходил в будки, заглядывал в настенные блоки – бесполезно, кто-то успел покалечить все аппараты. Я сел на лавочку и призадумался.

«Если бы на моем месте был Торг, то уж точно бы что-то придумал…»

На лавку кто-то грузно опустился. Я повернулся и застыл от ужаса: в огромных серых валенках, замотанный в тряпье, рядом со мной сидел Паля. Пахло от него скверно – еще бы, так кутаться в жару!

«Мне конец, сейчас пришьет к уху – и я новый кыштымский карлик!» – засвербела в голове дурацкая мысль.

– Чего, дань Кролику собираешь? Трубки ищешь, да? Я тоже, когда моложе был, трубки воровал. Делал из них, знаешь, звукосниматели для электрогитар. А чего, там все есть – катушка с сердечником, магнит, смотри, постоянный. Однажды вон дособирался – замкнуло, вжух металлической реечкой, ухо, гляди-ка, начисто сбрило. А я «Битлз» знаешь как лабал! Хей, джуд, донт мэйк ит бэд… И кассетку мне одну подарили, вроде тайный их альбом. А там только бульк и бульк. А я и догадался, дурак, – вставил ее в компьютер «Спектрум», загрузил, а там, представляешь, лицо. И смотрит на меня, говорит: покорми…

Я потихонечку отодвинулся на край и совсем уже было собрался вскочить и побежать, как вдруг Паля катнул мне по скамейке странно заточенную и изогнутую отвертку.

– Оплетку металлическую резать, – пояснил он. – Как ты трубку снимать думал? Отрывать, что ль? Не.

Я взял диковинный инструмент – в руку он лег очень удобно. Чуть подумал, потом сказал:

– Спасибо.

– Иди на почту вон. Там внутри, это в кабиночках, таксофонов восемь штук. Отключенные уже, никто не следит, а трубки целы. Осторожнее с голодным. – Паля встал, поерзал в своих тяжелых одеждах и бодро зашагал. Через мгновение его уже простыл и след, лишь в воздухе остался запах немытого тела.

Я зашел в здание