Вторжение - Джулиан Мэй

Мы, операнты, не сразу поняли, что наступил перелом, что, даже несмотря на принудительный выпад и другие преступления, волна слепой антиоперантной ненависти медленно схлынула. Безусловно, за одну ночь общественное мнение вспять не повернешь. Группировки фанатиков сохранялись в Штатах, как везде, и продолжали свои вылазки вплоть до самого Вторжения. Но запуганное, одержимое собственными предрассудками и невежеством большинство переживало постепенный душевный поворот, коему в недалеком будущем, когда для гигантов метапсихологов настал самый темный и грозный час, суждено было породить весьма неожиданные плоды.

18

Квебек, Земля

5 февраля 2008 года

– Слава те Господи! – говорил в микрофон Виктор Ремилард на американизированной версии языка канюков. – Я уж думал, хреновый процесс никогда не пойдет, думал, не послать ли его к монахам, не сплавить ли священный микроб Сен-Лорану… Чтоб я сдох, как он меня соблазнял!

Аудитория, состоящая из рабочих нефтеочистительного завода, калибровщиков и матросов с танкера, недоверчиво загомонила; мысль можно было читать черным по белому: «Ты, босс? Да чтоб ты поддался! Tu te fiches de nous! Брось нас дурачить!»

Виктор передернул плечами и захохотал со всеми вместе. Он был одет в потертый енотовый полушубок, длинный вязаный свитер и жесткую белую шляпу – как у всех рабочих, только погрязней. Стоя рядом, Шэннон О'Коннор в песцовой шубке-макси, с серебряным ведерком для шампанского в руках составляла с ним разительный контраст. Это ее танкер ожидал погрузки в доках.

– Когда мы наконец справились с проблемами производства, то обнаружили, что есть еще проблемы распределения, – продолжал Виктор. – Но теперь и они разрешены. Сегодня наше предприятие отправляет скованной энергетическим кризисом Европе первую партию газогола, полученного из лигнина!

Гром приветствий.

– Вы вправе спросить, чего мы тут яйца морозим, когда в цеху хорошо укутанные червячки пожирают древесину и выдавливают из заднего прохода жидкое золото? Законно! Потому я прекращаю болтовню и покажу вам, чего мы все ждем… и чего ждет танкер мадам Трамбле!

Новые рукоплескания; и Шэннон подала ему серебряное ведерко в обмен на мегафон. Виктор поставил его под огромный гибкий шланг, по такому случаю протянутый на скорую руку из цеха, и крикнул:

– Открывай, Депюи! Но только потихоньку, слышь?!

Главный инженер-химик, стоявший у ручного вентиля за распределительным щитом, ухватился за колесо, чуть повернул его, и розоватая жидкость потекла в ведерко. В холодном воздухе распространился острый органический запах.

– Стоп! – скомандовал Виктор, и поток прекратился.

Он отнес ведерко к шикарному черному «мерседесу», в котором теперь разъезжал с инспекцией по отделениям «Ремко интернэшнл». Машина была украшена канадскими и американскими флагами и гроздьями разноцветных шаров. Управляющий предприятием вставил пластиковый шланг в бензобак. Под грохот аплодисментов Виктор залил туда жидкость.

– А теперь, друзья, наступает момент истины! Вправду ли мы произвели новое горючее или это просто моча насекомого?

Не обращая внимания на смех, он сел за руль. Мотор мгновенно завелся, и новые приветствия потонули в реве огромной трубы танкера, нависшей над насосной станцией.

Все знали, что машина давно заправлена и мотор прогрет, но важен был символический жест. Виктор выскочил, открыл другую дверцу для Шэннон, она помахала публике и уселась. Итак, церемония закончена, толпа разбрелась, а кран на танкере опустил огромный шланг, чтобы начать заливку.

По набережной они выехали из города и покатили к новому аэропорту: Шэннон должна была немедленно улетать в Вашингтон, где назначила встречу с лучшими адвокатами по уголовным делам, нанятыми для защиты Джерри. Виктор замедлил ход «мерседеса» и свернул с дороги под густую сень деревьев, скрываясь от проезжающих машин, сорвал с автомобиля украшения, воткнул флажки в ствол и выпустил наполненные гелием шарики в свинцово-серое небо. Затем снова забрался в салон.

– Как это отец тебя отпустил?

– Он откармливает тебя, словно тельца, чтобы потом сожрать со всеми потрохами. Несмотря на феерию в Вашингтоне, он внимательно следит за тобой. Его очень вдохновило, как ты провел это дело и не упустил контроля. Так что берегись акул.

– Пусть только попробует… А скандал с мужем тоже твоих рук дело? Ты используешь его, чтобы свалить отца?

Она рассмеялась томным, гортанным смехом.

– Зачем спрашиваешь? Прочти мои мысли.

– Я уже читал.

Он притянул Шэннон к себе; ледяные губы и язык завладели ее горячим ртом. Капюшон манто упал у нее с головы, и длинные рыжие волосы рассыпались огненной волной по белому меху. Его руки крепко обхватили ее затылок, она застонала, а ум ее кричал от желания. Другая рука Виктора вцепилась ей в шею. Кончики пальцев на позвонках, казалось высасывали всю энергию ее напряженных нервов до самого тазового пояса.

Вик, прошу тебя, не так, не так, ну давай хоть раз попробуем по-настоящему, пожалуйста!

Нет.

Дурак чертов, это же не любовь, никакой потери, никакой связи, почему ты не хочешь, ведь его там нет, только я, ну пожалуйста!

Я дам тебе наслаждение, но по-своему…

Подонок!.. О Боже, я ненавижу тебя, ненавижу!..

Держись за свою ненависть. Оберегай ее как зеницу ока, пока не созреешь для того, чтобы поменять его на меня.

– Он по крайней мере человек! А ты…

Она судорожно всхлипнула, чувствуя приближение оргазма, и погрузилась в теплую волну.

19

ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА

Теперь волей-неволей придется рассказать вам о Жераре Трамбле, чей всенародный позор стал для оперантов одним из тех сомнительных благословений, что, казалось, граничили с шутками небесной канцелярии.

Папская энциклика открыто ссылалась на источники соблазна, которые могут таиться в сильной оперантности, как ни пытался американский метапсихический истэблишмент спрятать их под коврик. Тактика страуса, стремление закрыть глаза на грозящую беду, пока она не даст тебе в зубы, видимо, типично американская черта. Даже в худшие времена мы были оптимистами и верили, что добрые намерения покроют все наши грехи. Молодая нация, богатейшая, удачливая, снявшая сливки планетарного Разума, обладала юной дерзостью и нахальством, коим ворожит фортуна. Мы считали себя сильнее, умнее, непобедимее всех. За это нам периодически доставалось, но мы не склонны извлекать уроки из своих ошибок. Граждане американского происхождения, входящие в Конфедерацию землян, и поныне выказывают свое упрямое и недальновидное самодовольство.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});