Сан Феличе - Александр Дюма

— Колокольный перезвон и артиллерийский салют возвещают о том, что король Фердинанд вошел в Рим и там началась резня, — ответила Нанно.

— Благодарю, — сказал Сальвато, взяв ее за руку, — но с какой целью ты, калабрийка, ты, подданная короля Фердинанда, пришла ко мне, чтобы сообщить эту новость?

Нанно выпрямилась во весь свой высокий рост.

— Я не калабрийка, — возразила она, — я дочь Албании, а албанцы бежали со своей родины, чтобы не быть ничьими подданными; они слушаются и впредь будут слушаться лишь потомков великого Скандербега. Всякий народ, поднимающий бунт во имя свободы, — брат албанцев, и Нанно молится Панагии за французов, несущих с собою свободу.

— Хорошо, — сказал Сальвато; он уже принял решение и обратился к Микеле и Нине, молча наблюдавшим эту сцену: — Скажите, Луизе были известны эти новости, когда я спросил ее, что означают колокольный звон и пальба?

— Нет, — ответила Джованнина.

— Это уж потом я ей все растолковал, — вставил Микеле.

— А что она сейчас делает? — спросил молодой человек. — Почему ее здесь нет?

— Из-за всех этих событий кавалер возвратился домой раньше обычного, — объяснил Микеле, — и сестрица, вероятно, не может от него отойти.

— Тем лучше, — сказал Сальвато, — мы успеем все подготовить.

— Боже! Господин Сальвато, неужели вы хотите нас покинуть? — воскликнула служанка.

— Вечером уеду, Нина.

— А как же ваша рана?

— Разве Нанно не сказала тебе, что рана зажила?

— Но врач говорит, что нужно подождать еще дней десять.

— Врач сказал это вчера, но не повторил бы сегодня.

Потом он обратился к молодому лаццароне:

— Микеле, друг мой, ты ведь не откажешься услужить мне, не правда ли?

— Ах, господин Сальвато, вы же знаете, как я дорожу всем, что дорого Луизе!

Джованнина вздрогнула.

— А ты думаешь, я ей дорог, милый мой? — с живостью спросил Сальвато, забыв свою обычную сдержанность.

— А вот спросите у Джованнины! — ответил лаццароне.

Сальвато обернулся к девушке, но она не дала ему времени задать вопрос.

— Секреты моей госпожи не мои секреты, — сказала она, сильно побледнев. — Да вот и хозяйка меня зовет.

Действительно, в коридоре раздался голос Луизы.

Нина бросилась к двери и вышла.

Сальвато проводил ее взглядом, в котором, кроме удивления, проскользнула некоторая тревога. Потом, не имея времени, чтобы сосредоточиться на подозрениях, мелькнувших в его уме, он обратился к молодому парню:

— Поди сюда, Микеле. В этом кошельке около сотни луидоров. Мне нужна лошадь сегодня к вечеру, к девяти часам. Но лошадь из этих мест, такая, чтобы могла проскакать двадцать льё без передышки.

— Я достану такую, господин Сальвато.

— И еще крестьянская одежда — все как положено.

— Достану и это.

— И, кроме того, Микеле, раздобудь самую красивую саблю, какую только найдешь, — добавил Сальвато, смеясь. — Выбери ее по своему вкусу и по своей руке, потому что она станет твоей полковничьей саблей.

— О господин Сальвато! — воскликнул Микеле в восторге. — Значит, вы еще не забыли о своем обещании?

— Сейчас три часа, — сказал молодой человек, — нечего терять время, беги за покупками. Ровно в девять жди с лошадью в переулке за этим домом, у окна.

— Будет исполнено, — сказал лаццароне.

Потом он обратился к Нанно:

— Скажите, Нанно, раз уж вы остаетесь с ним наедине, не можете ли вы устроить так, чтобы предотвратить опасность, грозящую сестрице?

— Я для этого и пришла, — ответила колдунья.

— Ну и славная же вы женщина, право слово! А что до меня, — продолжал лаццароне грустно, — так сама понимаешь, Нанно, если для счастья сестрицы мне надо пожертвовать собой, так вручи конец веревки маэстро Донато и займись сестрой. От Позиллипо до моста святой Магдалины найдется столько Микеле, что и девать их некуда, и столько дураков, — не считая тех, что из Аверсы, — что торговать ими можно. Но во всем мире существует всего лишь одна Луиза Сан Феличе. — Затем он повернулся к молодому офицеру: — Господин Сальвато, поручение ваше будет выполнено, и выполнено на совесть, будьте спокойны.

И он вышел.

Сальвато остался наедине с Нанно; он был под впечатлением слов Микеле.

— Нанно, — обратился он к ней, — уже не раз слышу я о твоих зловещих предсказаниях насчет Луизы. Правда ли все это?

— Юноша! — ответила колдунья. — Ты сам знаешь: воля Небес никогда не выражается так ясно, чтобы позволить смертному уклониться от нее. Но положение звезд, подтвержденное линиями ее руки, угрожает твоей любимой кровавой смертью, и мне было открыто, что именно любовь к тебе явится причиною ее гибели.

— Ее любовь ко мне или моя любовь к ней? — спросил Сальвато.

— Ее любовь к тебе. А потому закон чести как французу и закон человеколюбия как влюбленному велят тебе покинуть ее навсегда. Расстаньтесь, расстаньтесь навеки, и, быть может, эта разлука умилостивит судьбу. Вот мое слово.

И Нанно, снова надвинув капюшон почти до глаз, вышла, не пожелав больше ни отвечать на вопросы молодого человека, ни выслушивать его мольбы.

В дверях она встретилась с Луизой.

— Уходишь, Нанно? — спросила Сан Феличе.

— Долг свой я исполнила, зачем же мне оставаться? — произнесла колдунья.

— Нельзя узнать, зачем ты приходила?

— Вот он тебе ответит, — и Нанно, указав на Сальвато, удалилась так же молчаливо и степенно, как вошла.

Луиза, словно завороженная этим причудливым явлением, долго провожала ее взглядом; она видела, как колдунья прошла по длинному коридору, затем через столовую, спустилась на крыльцо, наконец, распахнула калитку сада и затворила ее за собою.

Даже когда Нанно исчезла, Луиза продолжала стоять неподвижно; казалось, ноги ее, как у нимфы Дафны, не в силах были оторваться от земли.

— Луиза!.. — ласково прошептал Сальвато.

Молодая женщина вздрогнула; чары рассеялись. Она обернулась на этот зов и, заметив в глазах Сальвато необычный огонь, не похожий ни на лихорадку, ни на пламя любви, а говоривший о каком-то восторге, воскликнула:

— Ах, горе мне! Вам все известно!

— Да, милая Луиза, — ответил Сальвато.

— Для этого Нанно и приходила?

— Для этого.

— И… — продолжала с усилием молодая женщина, — когда же вы уезжаете?

— Я решил уехать сегодня в девять часов, Луиза. Но ведь тогда я вас еще не видел.

— А теперь, когда вы со мной повидались?..

— Уеду, когда вам будет угодно.

— Вы добры и ласковы, как ребенок, Сальвато, вы, грозный воин! Вы уедете, друг мой, сегодня, в намеченный вами час.