Большая книга одесского юмора (сборник) - Валерий Хайт

– А, ничего. Он как муж – погуляет и вернется.

Олег говорит:

– Приползет…

* * *

Подруги решили собраться на девичник.

Приходит муж одной.

– А ты чего пришел?

– А я вместо нее.

– Чего это вдруг? А она?

– А у нас ребенок маленький, не с кем оставить…

* * *

Миша Векслер накладывает себе грибов. Я говорю:

– А ты не боишься?

Он продолжает накладывать.

– А ты, Миша, оказывается, грибник.

Он берет еще…

– А где твое лукошко?

Миша говорит:

– Лукошко, лукошко, сколько мне жить осталось?..

* * *

Идет какой-то острый разговор. Я цитирую Булгакова: «Правду говорить легко и приятно». Мне в ответ:

– Слушать же ее тяжело и мучительно.

* * *

Задушевно больной.

* * *

Три подруги. Одну из них зовут Розалия. Когда кто-то из двух других делает удачную покупку – ну там шляпку или платье – и примеряет ее, выражение восторга у них всегда одинаково:

– Розалия треснет!

* * *

Где-то читал о корриде: выяснилось, что на самом деле красный цвет терпеть не может не бык, а корова. А бык бросается на него, поскольку обижается, что его принимают за корову…

* * *

Замечательный скрипач Сергей Стадлер давал как-то концерт в одесской филармонии. Вдруг выключили свет. Час искали свечи. Никто не расходился. Нашли.

Стадлер играл вдохновенно. Знатоки говорили: «Игра стоила свеч…»

* * *

Он вышел на трибуну и поставленным, точнее, высокопоставленным голосом сказал…

* * *

Жена вспомнила, как однажды ее сотрудница пришла на работу с утюгом.

– Ты что, здесь собираешься гладить?

– Да нет… Понимаешь, вышла из дому – и думаю: выключила я утюг или нет? Вернулась – смотрю, выключен. Закрыла дверь, прошла квартал – опять не могу ничего вспомнить. Да, он был выключен, точно выключен, но я, кажется, его включила. Короче, снова вернулась и забрала его с собой…

* * *

За кулисами во время эстрадного концерта. Ловкий, уверенный в себе конферансье пошел на сцену. Мысль: «Настоящая жизнь, блестя лаковыми туфлями…»

* * *

Кулинарное наблюдение: настоящее горячее – это горячее, которое можно есть и холодным…

* * *

У наших соседей по даче была собака, которая, когда хозяева надолго уходили, тосковала, как человек. Она стонала, охала, что-то причитала… Мой младший сын все это очень смешно показывал.

Кто-то вспомнил, что знал дом, где жила собака-формалистка: когда появлялся чужой, она не надрывала себе сердце идиотским лаем, а негромко, четко артикулируя все звуки, произносила: гав, гав, гав! И дожила, между прочим, до преклонного возраста…

* * *

В начале восьмидесятых вышел фильм Александра Митты «Экипаж». Слышал разговор:

– И как вам первый советский фильм «катастрофа»?

– Ну что вам сказать?.. В принципе, это не катастрофа…

* * *

История России в эволюции слова: восемнадцатый век – братья, девятнадцатый век – братцы, начало двадцатого века – братишки, конец двадцатого века – братки (исследование моей жены).

* * *

Рассказал Олег Львович Школьник:

– На Привозе старушка ходит и приговаривает: «Крестики, крестики… Купите крестики…» Поднимает на меня глаза и, не меняя интонации: «Вам не надо… Крестики, крестики…»

* * *

– Это ж надо – столько вместе выпито, а память о дружбе еще сохранилась…

* * *

В гостинице.

Женщина сидит в халате, красит ресницы. Кто-то постучал. Муж крикнул:

– Входите!

Вошел мужчина.

Потом жена устроила мужу истерику.

– Но ты же не голая сидела, в конце концов!

– Так лучше бы я голая сидела, чем без ресниц!..

* * *

От культа личности до культа наличности.

* * *

Из старых записей. Продавщица газированной воды – на претензии покупателя:

– Это у меня вода теплая?! Да чтоб у вас ноги были такие теплые, когда вы умрете!..

* * *

Молчание – золото. Но не все то золото, что молчит.

* * *

Много лет назад я вел оживленную переписку в стихах с моим кишиневским другом Аликом Гольдманом. Одной из главных тем наших посланий была, естественно, выпивка.

Доказывая пользу этого занятия, я, в частности, писал:

…И проще ведь договориться,Покончив навсегда со злом,Правительствам и частным лицам,Нет, не за круглым тем столом,А за другим, где вся палитраБутылок, в коих не вода,И где советская пол-литраНеотразима, как звезда!

На что мой незабвенный друг ответил:

Откуда в нынешнем еврействеТакая страсть к эпикурейству?!

* * *

Соседка Олега Филимонова о его дочке, когда та была еще маленькая:

– Такая хорошая девочка… Ну прямо как маленький Ленин!

* * *

Старушка просит милостыню. Я подошел, положил. Она:

– Шпрехен зи дойч?..

* * *

Мой друг и бывший соавтор Леня Сущенко в паре с Игорем Кнеллером были когда-то лучшими актерами одесской команды КВН. Славились еще и тем, что могли часами импровизировать. Лучше всего это у них получалось, когда они изображали Василия Ивановича и Петьку. Помню, Игорь с Леней запевают:

– Черный ворон, что ж ты вьешьсяНад моею головой?..

Глаза их поблескивают – видно, что-то уже придумали. Они допевают куплет, Чапаев спрашивает:

– Петьк, а Петьк! Ты бы хотел Лениным быть?

– Не, Василий Иваныч.

– А чего это?

– Чубчик жалко!

…Черный ворон, что ж ты вьешься…

* * *

– Сколько я тебя помню, ты всегда молодо выглядишь! Как это тебе удается?

– Совесть относительно чиста…

* * *

Олег Школьник был в Америке. Идет по Брайтону. За стеклом парикмахерской видит написанное от руки объявление: «Внимание! Рита работает уже здесь!»

* * *

Еще одно брайтонское объявление, обнаруженное Школьником: «Имеется в продаже свежий молдавский кагор».

* * *

В группе первокурсников четыре мальчика и пятнадцать девочек. Собрались у кого-то дома. Ребята быстренько уселись, девочкам мест не хватило. Одна из них говорит:

– Здесь мужчины есть?

– Мужчины есть. Стульев нет!..

* * *

Я спрашиваю у жены о своем старом знакомом:

– Почему ты его так не любишь?

– А с чего ты решил, что я его не люблю?! Просто он мне очень противен…

* * *

Мужчина на Привозе продает мясо. Молодая симпатичная женщина долго с ним торгуется. Наконец говорит:

– Ладно, только заверните получше.

Он заворачивает и задумчиво, как бы сам себе, говорит:

– А у умных людей, между прочим, можно было бы и спросить: кому-то в жизни помешал любовник-мясник?..

* * *

– Вы едите мацу?

– Я ничего не делаю такого, о чем не могла бы рассказать всем…

* * *

На шестидесятилетии Жванецкого. Вечер вел Александр Ширвиндт. В начале на сцену почему-то пустили струю густого дыма. Ширвиндт появился и тут же сказал:

– Помните, у Лермонтова: «Когда дым рассеялся, Грушницкого на площадке уже не было»…

Зал грохнул.

* * *

Одесская семья. Мальчику пяти лет купили скрипку, и он на ней чего-то пиликает. С утра до вечера разговоры о том, что нужно срочно показать его Спивакову.

– Почему вы решили, что он будет его слушать?

– Такого ребенка?!

* * *

Навынос веритас.

* * *

В редакцию журнала пришел автор, принес толстую рукопись, просит напечатать.

– Поверьте, это мне нужно не для того, чтобы потешить свое авторское самолюбие. Мне важно, чтобы будущие поколения это прочли…

* * *

Гарик Голубенко, услышав о только что случившемся где-то землетрясении:

– Тоска, связанная с тем, что всю жизнь прожил на периферии, компенсируется радостью от того, что не оказался в эпицентре.

* * *

– Что-то ты поправилась.

– В моем возрасте это уже не килограммы – это уже годы…

* * *

На рекламном щите у кинотеатра – аннотация: «По ходу фильма будет исполнен популярный романс и совершено несколько убийств».

* * *

Рассказывает подруга жены:

– Вчера пришла массажистка, мнет мне спину, бурчит, приговаривает: и это у вас плохо, и это… Вдруг оживляется: «О-о, у вас хороший…» Думаю: ну, слава богу, хоть что-то хорошее у меня нашла! «…у вас хороший сколиоз!..»

* * *

Я говорю Мише Векслеру: