Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939 - Ингеборг Фляйшхауэр

1179

Prozeß, X, S. 353.

1180

Prozeß, X,S. 216.

1181

Даже такой трезвый интерпретатор, как Браубах, высказывает предположение, что секретный дополнительный протокол был вырабо­тан «все-таки в основном по предложению русских» (Weg, S. 30).

1182

Тем самым позднейшие утверждения Риббентропа, будто Ста­лин «уже на первой стадии переговоров заявил, что желал бы поднять вопрос об определении конкретных сфер интересов», выдвинув соот­ветствующие требования, представляются в принципе или по крайней мере с точки зрения логики развития событий и протекания их во вре­мени неверными (London, S. 181), а литература, которая — умышленно или неумышленно строя свои выводы на таких утверждениях — считает этот протокол, определивший сферы интересов, советским изобретени­ем, -дезинформированной.

1183

Kordt Wahn, S. 178.

1184

Teske Köstring, S. 141.

1185

Hilger. Wir, S. 288.

1186

Ribbentrop. London, S. 179. Можно вполне обоснованно предпо­ложить, что озабоченность Риббентропа дальнейшим «протоколом» и его желание вести переговоры лично со Сталиным были предметом со­ответствующих запросов или демаршей германского посольства в адрес протокольного отдела Наркомата иностранных дел, поскольку после­дующее появление на переговорах самого Сталина выглядело в глазах людей, знакомых с московскими дипломатическими обычаями, неожи­данным: «В этом случае Сталин впервые вел переговоры с представите­лем другого правительства о заключении договора» (Hilger. Wir, S. 285).

1187

Hilger, Meyer. Allies, p. 309; в сокращении в: Hilger. Wir, S. 292.

1188

Не известно ни одной записи хода этих судьбоносных перегово­ров в Кремле, хотя имеется указание германской стороны на то, что пе­реговоры должны были протоколироваться: переводчик Шмидт подчеркивал, что Хильгер был включен в состав делегации не только как переводчик, — он должен был также вести запись бесед (Schmidt Statist, S. 444). Хильгер заявления Шмидта не подтвердил. К сожале­нию, и ход переговоров он изложил в своих мемуарах лишь в самых об­щих чертах. Тем не менее эти воспоминания Хильгера, заявления Риббентропа и Гауса в Нюрнберге и написанные в тюрьме мемуары бывшего рейхсминистра иностранных дел являются главными источ­никами, положенными в основу предлагаемой ниже реконструкции.

Среди советских источников тоже не обнаружено никаких записей (Сиполс. За несколько месяцев..., с. 140). Но это не столь удивительно. Сталин никогда не разрешал составлять протоколы или записи хода пе­реговоров, на худой конец хотя бы резюмировать так называемые резо­люции или решения, то есть письменно фиксировать существенные моменты итоговых протоколов. По этой причине не обнаруживается ничего подобного и в данном случае. Единственный свидетель, который мог бы сегодня пролить свет на ход тогдашних переговоров, — присутст­вовавший на них переводчик Сталина Павлов — пока не высказался по этому поводу.

1189

Ribbentrop. London, S. 179.

1190

Согласно Риббентропу, граф Шуленбург не смог «подавить в себе возглас удивления» (London, S. 179f.); по свидетельству Хильгера, на­против, Риббентроп был «приятно поражен, когда, войдя в кабинет, увидел стоящих рядом Сталина и Молотова» (Hilger. Wir, S. 286).

1191

Hilger. Wir, S. 28; Hilger, Meyer. Allies, p. 301.

1192

Prozeß, X, S. 303.

1193

Направляемый защитником Рудольфа Гесса баварским адвока­том д-ром Зайдлем, который, не в последнюю очередь, с этой целью предложил даже пригласить на процесс для дачи показаний советского наркома иностранных дел Молотова (Prozeß, X, S. 217), Риббентроп на суде договорился до такого утверждения: «Не приходится сомневаться в том, что Сталин ни при каких обстоятельствах не может упрекнуть Германию в агрессии или агрессивной войне за ее действия против Польши; если говорить здесь об агрессии, то вину за нее следовало бы возложить на обе стороны» (Prozeß, X, S. 356). В этом высказывании еще раз прозвучало торжество по поводу казавшегося ему явным успе­ха его московской миссии, целью которой было необратимо сделать Сталина совиновником противоречащих международно-правовым нормам преступлений гитлеровского государства.

1194

Ribbentrop. London, S. 180.

1195

Hilger. Wir, S. 288; Hilger, Meyer. Allies, p. 303. См. также: Schmidt. Statist, S. 444.

1196

Hilger. Wir, S. 286.

1197

Ribbentrop. London, S. 180f.

1198

См.: Prozeß, X, S. 303. Позднее Риббентроп писал: «При этом (при определении демаркационной линии на польской территории. — И.Ф.) я дал понять Сталину, что с немецкой стороны будет сделано все для того, чтобы решить эти дела мирным, дипломатическим путем» (Ribbentrop. London, S. 181).

1199

Во время его второго визита в Москву — для подписания договора о границе и дружбе (конец сентября 1939 г.) — ситуация в этом отноше­нии, конечно, изменилась. На этот раз Риббентроп чувствовал себя уже «как среди старых товарищей». Сталин, на свою беду, утратил бдитель­ность и оправданное недоверие по отношению к германским намерени­ям, определявшие его поведение в те августовские дни 1939 г.

1200

Gaus. Eidesstattliche Versicherung, in: Prozeß, XL, S. 298. В другом месте материалов Международного военного трибунала (Prozeß, X, S. 358) показания Гауса цитируются в следующем виде: «...рейхсминистр иностранных дел... выбирал выражения таким образом, что воен­ный конфликт между Германией и Польшей представлялся не как уже предрешенный факт, а как лишь грозящая возможность...».

1201

Prozeß, X, S. 204f.

1202

Prozeß, X,S. 359.

1203

Ribbentrop. London, S. 177.

1204

Prozeß, X,S. 359.

1205

Ribbentrop. London, S. 181; Prozeß, X, S. 304ff.

1206

Гитлер 23 августа 1939 г. сообщил Вайцзеккеру, бывшему при нем в отсутствие Риббентропа, что правительство Чемберлена «под впечатлением нашего coup в Москве падет и идея гарантий рухнет». По мнению Вайцзеккера, Гитлер в этот день «взял курс прямо на войну, не обнаружив никаких сдерживающих моментов в своем решении. Он по-прежнему ориентируется на локализованную войну, но говорит — по крайней мере сегодня — и о возможности ведения всеобщей войны. Еще недавно он рассуждал в этом вопросе иначе». Но 24 августа 1939 г. Вай­цзеккер снова заметил у Гитлера определенные сомнения: «Фюрер продолжает работать над концепцией локализованной войны, от кото­рой не хочет отказываться. Все-таки идея борьбы и с Западом ему более неприятна, чем мне показалось вчера. Он полагает, что поляки усту­пят, и снова говорит о поэтапном решении. После первого этапа, счита­ет он, англичане откажут полякам в поддержке» (Weizsäcker-Papiere, S.159f.).

1207

В пользу этого предположения говорит ряд существенных фак­тов в германо-советских отношениях после подписания договора. На­помним здесь хотя бы о недостаточной готовности Красной Армии к вторжению в Польшу, которое последовало только после интенсивных настояний германской стороны в течение двух с половиной недель. Следует вспомнить также о крайне медленно проходившем процессе ратификации договора советской стороной и о беседе Риббентропа с со­ветским поверенным в делах в Берлине Ивановым 29 августа 1939 г., о которой сохранилась достоверная запись д-ра Пауля Шмидта. В этой первой после своего возвращения из Москвы беседе с советским пред­ставителем, не привлекшей к себе почти никакого внимания исследо­вателей, Риббентроп, в частности, отметил, что «и... (фюрер) желает улучшения германо-английских отношений и что польская проблема так или иначе будет решена». Кроме того, фюрер, по словам рейхсми­нистра, «выдвинул в качестве абсолютной предпосылки улучшения взаимопонимания между Германией и Англией требование не затраги­вать соглашение между Германией и Россией». Далее Риббентроп сооб­щил Иванову, что Гендерсон передал ему послание, в котором говорится, что «английское правительство надеется, что окажется воз­можным решить острую польскую проблему путем непосредственного германо-польского диалога». Английский ответ, добавил Риббентроп, «в данный момент изучается, и русское правительство будет держаться в курсе относительно результатов этого изучения». Как говорится да­лее в записи беседы, Риббентроп подчеркнул, что переориентация гер­манской внешней политики на дружбу с Россией является, «как он уже заявил Сталину и Молотову... радикальной и окончательной. Герма­ния не будет участвовать ни в какой конференции, на которой не будет представлена Россия». Вслед за этим, впрочем, Риббентроп поставил Иванова в известность о германской мобилизации. Сообщить об этом Молотову Вайцзеккер телеграммой от того же дня вменил в обязан­ность послу Шуленбургу (ADAP, D, VII, Nr. 413, S. 355, Anm. 4).